Кое-кто попробовал. Все дружно кивнули.
Кровь была заячьей.
– Дилетантство, – язвительно процедил Карл. – Он что, думал, мы не попробуем кровь на вкус?
Весь лагерь был разворочен. Пропал мешок с мясом, материалы для шитья и заплат, две шкуры, которые только закончили дубить, и Чугунок.
– Вот сукин сын, – высказался Фрэнк.
– Ну, ему определенно помогли, – решил Карл. – Сам бы он Чугунок не уволок.
Дебра шмыгнула.
– Он сильнее, чем ты думаешь.
– Почему ты защищаешь его? – спросил Карл.
Лицо Дебры скривилось.
– Не знаю. – Она расплакалась и бросилась на постель, прямо в лужу крови.
Все собрались в тесный круг. Одни считали, что Адам действовал в одиночку и заранее подготовил похищение. Другие – что он снова связался с Отщепенцами и те помогли ему. А может, все было подстроено с самого начала. И он был лазутчиком. «Кротом». Но кем бы он ни был, прежде всего он мерзавец.
Агнес считала, что, скорее всего, ему как раз хватило сил, чтобы унести все похищенное в одиночку. Вот почему он взял лишь один мешок с мясом. Несколько человек утащили бы больше.
Двинулись по следу, чтобы выяснить, куда могли унести Чугунок. Обнаружили сломанные сучки, отпечаток ноги, содранную кору и огрызок вяленого мяса на опушке леса, на пути к Кальдере.
– Ну, теперь мы знаем, куда он ушел, – сказала Хэлен.
– Или они, – прошептала мама Патти.
– Думаю, нам следует попытаться опередить его, – объявил Карл. – С этой железякой он далеко не уйдет. – Кулак Карла дергался, он сжимал и разжимал пальцы, будто уже видел прямо перед собой Адама.
Дебра опять всполошилась:
– Не бей его.
Агнес не могла припомнить, видела ли Дебру плачущей когда-либо прежде – даже когда ее жена уехала в самом начале. Или когда погибла Кэролайн. Агнес и не думала, что Дебра способна лить слезы. Она присела рядом со скорчившейся Деброй и положила ладонь ей на спину.
– Мне так жаль, Дебра.
– Не надо ее утешать, – сказала Беа. – Это она во всем виновата.
– Я? – взвизгнула Дебра сквозь всхлип. – Ты сама сказала ему, что в Кальдеру ему нельзя.
– А ты первая предложила дать ему воды.
– Но это ведь ты разрешила, – возразила Дебра. – Ты лидер. Твое дело запрещать. Так что ты и виновата, – разрыдалась она.
Агнес не могла припомнить, чтобы когда-нибудь слышала, как рыдает Дебра. Видимо, у Дебры выдался необычный день.
Беа сжала в кулаки опущенные по бокам руки. И выглядела так, словно за ее стиснутыми зубами теснилась целая лавина слов. Но она подавила их и сказала только:
– Надо попытаться выследить его. Этот котел представляет для нас слишком большую ценность. И в мешке было много мяса. А с наступлением зимы пеммикану нет замены. И, мать твою, хватит уже рыдать, Дебра.
Они быстро собрались и двинулись в сторону леса, виднеющегося на шлаковом конусе.
Лес раскинулся перед ними. Густой, с высокими деревьями, но не дремучий, как казалось на опушке. Под навесом ветвей птицы порхали с дерева на дерево, все звуки повторяло эхо, хоть и непонятно почему. По прошествии пары дней Агнес сквозь прогалины в растительности разглядела что-то вроде дюн. Рассеянные шлаковые конусы у подножия Кальдеры. Их верхушки были песчаными и голыми, склоны поросли редкими чахлыми елками. Когда-то они были бурлящими вулканическими котловинами, но с тех пор давно уснули.
Двигались быстро, лагерь ставили ненадолго, спали всего несколько часов по ночам, жевали вяленое мясо на ходу. Их вел Карл. Он походил на волка, учуявшего под самым носом мясо. Детям порой приходилось бежать, чтобы не отстать от остальных. Люди растянулись по лесу длинной вереницей. Мучительнее всего переход давался Глену. После пары ночей он едва успевал дойти до лагеря к тому времени, как пора было вставать и идти дальше. И наконец не смог за ними угнаться. Упал на колени, сгорбился, тряс головой, тяжело дышал. Агнес осталась с ним. А Карл уже прокладывал тропу за пределами видимости.
– Мама! – позвала Агнес. Мать сразу возникла впереди на тропе и увидела Глена. Мгновение казалось, что она сейчас рухнет, но она лишь сердито гаркнула:
– Всем бросить вещи – сегодня разбиваем лагерь. – И она кинула на землю свою ношу и поспешила в ту сторону, куда Карл устремился в одиночку.
Все побросали то, что несли, и бесцельно затоптались на месте. Кое-кто из Новоприбывших раздраженно поглядывал на Глена, некоторые Оригиналисты тоже. «В прошлом им случалось расставаться с людьми. Но это же Глен. И это совсем другое дело, – думала Агнес. – Или нет?»
Матери не было довольно долго. Разбили лагерь – нечто среднее между ночным и рассчитанным на длительную стоянку, поскольку не знали, сколько пробудут здесь. Развели костер, но вместо полноценных постелей разложили в круг по одной шкуре на семью.
Возвращающихся Агнес услышала раньше, чем увидела. Два злых, перебивающих друг друга голоса. Когда вдалеке показалась Беа, ее глаза бегали, зубы были сжаты. Она упала на землю рядом с Гленом, скорчившимся у костра. Они оказались настолько близко, что могли соприкоснуться, но она до него не дотрагивалась. Вместо этого грызла ногти. Карл появился следом за ней, каждым движением выражая бешенство. Ходячий скандал. Но он держал рот на замке.
Дебра подала голос первой:
– Долго мы здесь пробудем?
– Пока все не отдохнем и не сможем продолжить путь, – бесстрастно ответила Беа.
Карл вышагивал в стороне, у молодой поросли деревьев. Временами он останавливался, взмахивал рукой, словно собираясь заговорить. Но молчал. Только закладывал руку за спину и снова принимался вышагивать туда-сюда. Все молчали, не глядя друг на друга. Наконец Карл унес свою шкуру в лес. Агнес думала, Вэл с Птенцом Цапли последует за ним, но она осталась на месте. И, кажется, едва заметила, что он ушел.
Атмосфера в лагере слегка разрядилась. Беа исторгла из себя длинный страдальческий вздох. Дебра достала мешок с вяленым мясом и пустила его по кругу.
Агнес пересела поближе к матери.
– Что ты сказала Карлу?
– Что мы сильны лишь настолько, насколько силен самый слабый из нас.
– А он что?
Она покачала головой:
– Глену просто надо отоспаться. Завтра он будет в порядке. И я поведу, чтобы мы держали нормальный темп.
– Вести могла бы я, – предложила Агнес.
Но мать только взглянула на нее. Вид у нее был усталый и встревоженный.
– Нет, я не хочу, чтобы ты шла впереди. Мало ли на что мы наткнемся.
Как раз в ту минуту истошный вопль Птенца Цапли эхом отразился от древесных стволов, и Агнес вздрогнула.
Мать рассмеялась.
– По-твоему, это громко? Никакого сравнения с твоими воплями. Соседям из-за них даже пришлось перебраться на другой этаж.
– Неправда. – Агнес невольно расплылась в улыбке.
– Да, пришлось, – заверила мать. – Так громко ты орала. Такой поднимала шум. И не из-за коликов, как Птенец Цапли. Просто тебе нравилось вопить. Ты так радовалась. И я ничего не имела против.
Агнес слушала Птенца и пыталась представить себя настолько же крошечной, но не могла. Теперь она была гораздо старше и так отдалилась от своего детства, что с трудом вызывала его в памяти. Покраснев, она обхватила себя руками. Слишком много времени прошло с тех пор, как у нее в последний раз шла кровь, и она задумалась, не прекратились ли кровотечения из-за беременности. От этой мысли она слегка улыбнулась. Пока ей не хотелось делиться с кем-нибудь своими догадками. Они казались тайной, которую надо бережно хранить. Хотя бы некоторое время. Наконец-то она убедила Джейка заняться сексом по-настоящему. Он раскраснелся, его голос прозвучал так тихо, что ей пришлось переспрашивать: «Что?» «Я люблю тебя», – прошептал он, уткнувшись ей в шею. Об этом она ничего не знала. Но когда он сначала напрягся, а потом замер и его глаза закатились к небу, она поняла, что внутри у нее впервые появилась чья-то жизнь.
– Зачем ты это сделала?
– Зачем я сделала что?
– Родила меня? Родила ребенка?
Агнес сомневалась, что когда-нибудь решится задать этот вопрос. А когда мать уставилась на нее так, будто была потрясена этой мыслью, вызвавшей в ней бурю чувств, которыми она не желала делиться, Агнес пожалела, что все-таки решилась.
Несколько раз мать открыла и закрыла рот, не издавая ни звука.
– Даже не знаю, что ответить.
Агнес попыталась помочь:
– Ну, может, просто тебе хотелось быть мамой?
Она считала, что дать такой ответ довольно просто.
Беа улыбнулась. Ее глаза увлажнились, она коснулась щеки Агнес, будто смахивала с нее грязь.
– Что-то вроде того. – И она рассмеялась, увидев, как по лицу Агнес скользнула досада. Агнес перестала хмуриться и улыбнулась. Она всегда улыбалась, чтобы вызвать у матери смех.
– Пожалуйста, полным ответом, – нараспев попросила Агнес и протянула маленькую руку к бахроме на материнской тунике. Мать тоже теребила бахрому, их пальцы сталкивались.
– Если коротко – да, я хотела быть мамой.
– Ясно.
– А полный ответ, видимо, такой: я хотела быть моей мамой. Жить ее жизнью. Жизнью, про которую знала, как она сложится. Чтобы и с ребенком, и со всем остальным было хорошо. Но это необязательно означает, что мне хотелось такую жизнь. Просто я считала, что так и будет. Знаешь, я ведь не склонна к авантюрам.
– И все так и было?
– О нет, все было совсем не так.
– Почему?
– Ну, к тому времени мама уже вырастила меня. И я считала, что все сложится нормально. Но, когда у меня появилась ты, я вдруг поняла, что никакой определенности нет. Мы очутились в самом начале нашего общего пути, на котором могло случиться что угодно. Теперь-то это очевидно, но тогда это осознание почему-то потрясло меня. И когда ты заболела, я поверила в это с трудом. Помню, как я думала: «Этого просто не могло случиться». И я испугалась. Не перепугалась насмерть, конечно, но я хорошо помню, как сильно боялась, когда ты была маленькая.