Агнес и без материнских объяснений знала, что иметь ребенка – это и хорошо, и плохо. Это постоянно читалось на ее лице.
Нервничая, Агнес произнесла:
– Интересно, будут ли у меня дети. – Она надеялась, что ее слова прозвучат небрежно и не выдадут, почему она об этом заговорила.
Беа улыбнулась:
– Если ты хочешь, тогда будут.
– Как думаешь, я справлюсь?
– По-моему, ты справишься прекрасно.
– А больно будет? – Агнес пока еще смутно представляла, как это будет, но, по ее предположениям, это должно было случиться в густом лесу среди ночи или среди запахов плайи, где ее крики боли вспугнут разлетающихся с криками птиц. Она слышала, как рожали женщины, и думала, что это ужасно. Но вдруг ей вспомнилось увиденное тайком тельце Маделин, которое извлекла из себя мать. Судя по виду, мать не особо мучилась, в основном молчала, пока все не кончилось, и лишь тогда сжала кулаки и разразилась криком.
– Безусловно, больно будет, – подтвердила Беа. – Но родовые муки не длятся вечно. Это лишь начало. Быть мамой означает еще многое другое.
– Например?
Беа усмехнулась.
– Например… – начала она и повторила: – Например… – И она крепко прижала к себе Агнес. Та заерзала, но высвободиться не смогла. Она кашляла и отплевывалась, кряхтела, всеми доступными способами выражая недовольство. Но Беа только смеялась и крепче сжимала ее в объятиях, качаясь вместе с ней так, будто она снова стала младенцем. В материнских руках Агнес всегда чувствовала себя намного младше. Ее ноги разметались по коленям матери, руки были бесполезно, вроде кукольных, прижаты к бокам. И она отдалась ритму, строгой материнской любви и уже почти, вот-вот была готова уснуть.
Агнес проснулась теплая и довольная, потому что все они, Глен, Беа и Агнес, спали, прижавшись друг к другу у костра. Как одна семья после возвращения матери они не спали еще ни разу. И не занимались другими делами. Солнце резало на ломти просветы между деревьями, готовясь отделиться от земли. Остальной лагерь, похоже, спал. Агнес смотрела, как дрозд спешит к ней, будто с важным сообщением. Вдруг он замер. Потом снова заторопился. И остановился. А потом дрозд улетел, солнце заслонила тень, и ее пробрал озноб. Она зажмурилась. Лицо Карла загородило свет, уставившись на них сверху. Он молчал. И не стал будить ее мать или Глена. Они лежали вместе, мать положила голову на свои сложенные на боку Глена руки, вжалась плечом в его живот, и его костлявое тело изогнулось вокруг нее, защищая и оберегая. Карл немного помедлил и, крадучись, удалился, успев охватить их взглядом блестящих глаз.
Через три дня походка Глена снова стала уверенной и бодрой. Он встал в очередь за завтраком и съел полную миску каши. Помог убрать после завтрака, хоть это была и не его работа. Потом обошел лагерь в поисках микромусора, хоть они еще и не начинали укладываться. И с его лица не сходила самая странная из улыбок, какие только видела Агнес. Он казался умиротворенным. По-видимому, отдых сотворил с ним чудо. Агнес заметила, как мать в предыдущие дни довольно поглядывала на него. Будто восхищаясь собственным достижением.
После завтрака Карл созвал всех на собрание к костру.
– Мы уже отдохнули, пора двигаться дальше. К счастью для нас, с Чугунком Адам не мог уйти далеко. Но мог сменить направление. Вот я и хочу отправить по его следу пару групп в разные стороны. После того как солнце начнет снижаться, встретимся здесь. И еще успеем до темноты пройти немного. Линда, Хуан и Хэлен, идите в сторону заката. Мама Патти, доктор Гарольд и Джейк, идите на восход. А мы с Фрэнком и Гленом направимся прямо в гору. Остальные ждут здесь с Вэл и Беа.
– Постой, – растерянно сказала Беа. – Глен должен остаться. Я пойду вместо него.
– Беа, я хочу пойти, – с той же странной улыбкой заверил Глен. – Это из-за меня мы потеряли след Адама. Вот я и хочу помочь найти его.
Беа прищурилась, глядя на него.
– Нет. Это неудачная затея. Ты должен остаться здесь.
На них глазели со всех сторон.
– Нет, Беа, я должен внести свой вклад. Карл прав.
Глаза матери вспыхнули, она уставилась на Карла.
– Что это значит – «Карл прав»? Что сказал Карл?
На ее лице отразилась нескрываемая паника вперемешку с ехидством, но Карл по-прежнему выглядел невозмутимым и скучающим.
– Я просто не могу сдаться. Не для того я приехал сюда.
– Ты приехал сюда потому, что от этого зависела жизнь нашей дочери, или ты забыл? И потому что тебе нравилось прикидываться пещерным человеком.
Глен поморщился.
– Это некрасиво, Беа.
– Плевать. По следу ты не пойдешь. Пойду я.
Карл вмешался:
– Я не хочу, чтобы ты уходила отсюда. Здесь нужен старший. Без обид, но нельзя просто взять и оставить детей под присмотром одних только Вэл и Глена, который, как ты сама говоришь, слишком слаб для ходьбы. Мы не знаем, кто скрывается в округе. Вдобавок ему предстоит идти еще много дней, так что пусть лучше начинает сразу.
– Беа, – сказал Глен, – мне это нужно.
– Может, для разнообразия все же прислушаешься к Глену? – поддержал Карл. – Он-то понимает, как важно нам сохранять подвижность. Как важно оставаться гибкими. Иначе мы не выживем.
Беа уставилась в упор на Карла, потом на Глена. Казалось, она сейчас расплачется. Но вместо этого она издала надменный смешок.
– Ну что ж, если Глен настаивает, кто я такая, чтобы останавливать его?
Глен приложил ладонь к щеке Агнес.
– Пока, милая.
Он пожал руку ее матери и долго не отпускал, а его странная утренняя улыбка исчезла, уступив место грустной гримасе с опущенными уголками губ.
Агнес наблюдала, как мать осмысливает все полученные сведения, пытается разобраться, что из них правда, а что нет. Карл и Глен не сводили глаз с Беа, пока она держала Глена за руку, с трудом сохраняя невозмутимое выражение. Агнес заметила глубоко в ее глазах недоверие. Откровенную тревогу. От этого у Агнес дрогнуло сердце. Она поняла, что впервые с тех пор, как вернулась мать, видит, как они с Гленом общаются прилюдно. Даже когда они спали вместе у костра, они не говорили друг с другом при всех. Проснувшись, мать молча уходила, а Агнес занимала ее место, продолжала согревать Глена и составлять ему компанию.
Глен разжал пальцы первым, но ему пришлось высвобождать руку из пальцев матери силой – так отчаянно она цеплялась за него.
Все остальные уже вернулись к тому времени, как Карл и Фрэнк пришли в лагерь только вдвоем. Карл нес на шее лису с вывалившимся из пасти вялым розовым языком. Он остановился перед Беа.
– Уверяю, это был несчастный случай, – начал он, не глядя ей в глаза и закаменев лицом. – Я пытался остановить его, но он велел оставить его в покое. – Карл дернул головой в ту сторону, откуда пришел. – Милях в двух вверх по склону.
Карл встал на колени, вынул нож для свежевания и занялся лисой, глаза которой были настолько мертвыми, что казались нарисованными крестиками.
Не говоря ни слова, Беа метнулась в ту сторону, откуда пришел Карл. Агнес следовала за ней в нескольких шагах, бесшумно, не зная, известно ли матери, что и она здесь. Угнаться за матерью было трудно. Агнес не помнила, когда в последний раз видела, чтобы мать шла так стремительно. Вдруг она остановилась. Нет, она помнила.
Она смотрела, как мать бежит в гору кратчайшим путем, всецело сосредоточившись на своей цели, и вновь увидела, как она несется к тому грузовику, вскакивает в кабину к водителю и исчезает. Но на этот раз матери было не к кому бежать. И некуда уезжать. Агнес твердила это себе, будто в голове у нее щебетала птица. Она перешла на бег, чтобы догнать мать, следовать за ней на безопасном расстоянии, как часто делала раньше.
В лесу Беа позвала Глена, и спустя некоторое время Агнес услышала его отклик: «А, привет!» По голосу было слышно, что он невозмутимо и неопределенно пожал плечами. Он повторил «привет», чтобы Беа отыскала его. А когда она подбежала и склонилась над ним, прижав ладони к его лицу, он улыбнулся, и в голосе зазвучали нежность и тоска.
– А, привет, – повторил он, печально улыбаясь ей.
Беа разрыдалась.
Агнес замерла.
– О, нет, о, нет, нет! – Беа упала на колени. – Что же ты натворил? – Она сжала его лицо в ладонях.
– Упал, – ответил он.
Его нога была неестественно вывернута в верхнем суставе, колено направлено почти назад. Виднелась розовая внутренность глубокой раны сбоку на голове. Агнес подползала все ближе, пока не очутилась рядом с ними. И увидела скапливающуюся у него в ухе кровь.
– Тебе, должно быть, очень больно, – сказала Беа.
– Адски.
– Но ты такой спокойный, – удивилась Агнес.
– Я счастлив видеть вас обеих. – Он улыбнулся, и тогда Агнес заметила следы слез на его пыльном лице. Уже высохших. Его глаза подрагивали. От шока.
– Карл сказал, что это был несчастный случай, – сказала Беа. – Правда?
Глен пожал плечами.
– Ага. – Он улыбнулся Беа, потом Агнес, глаза начали заполняться слезами. – Несчастный случай.
Никто из них даже не заикнулся о том, чтобы доставить его в лагерь. Помочь ему было нечем. И это понимали они все.
Глен вздохнул.
– Наверное, надо было все же уйти в Частные земли, – произнес он, взглянув на Беа.
Она положила голову ему на грудь.
– Ох, Глен… – У нее сорвался голос.
Глен облизнул палец и потер ей щеку.
– У тебя нелепый вид.
Беа рассмеялась сквозь слезы.
А Глен продолжал:
– Нет, я серьезно. Ты выглядишь глупо. Все глупо. Вся эта история. Поезжай домой, – велел он. Как будто только что пробудился от сна – уверенный, с ясным взглядом.
Беа выпрямилась.
– Что ты имеешь в виду – «поезжай домой»?
– В смысле, домой. Все это дурость. Цель достигнута. Агнес здорова. Тебе вовсе незачем больше вести такую жизнь, понимаешь? Вот и отправляйся домой.
Беа поднялась на ноги. Скрестила руки спереди на своей одежде из оленьей кожи, словно стесняясь ее. Минуту она, казалось, не знала, как быть. Потом пнула в сторону Глена комок земли.