Как это еще назвать? И потом... знаешь, я сейчас не готова ответить на твойвопрос. Позже... постараюсь. Подумаю. Но что касается тебя самой, по-моему,никаких сомнений быть не может. Ты не дейтра, ты -- дарайка. Ты будешь работатьдля собственной страны... как герои этого сериала, как его... "Невидимаявойна".
Вкармашке заверещал и забился мобильник. Ивик поправила наушник, нажала кнопку.
-Да?
-Ивик, ты... - голос Кельма казался приглушенным. Если о звуке можно сказать"бледный", то это был именно такой звук, - ты свободна сейчас?
-Да, у меня весь вечер свободен.
-Ты извини. Сегодня нам бы не надо встречаться. Но... ты мне очень нужна. Можно,я заеду к тебе?
Ивик встревожилась.
-Да, конечно, Кель. У меня тут соседка, но это ничего. Ты подъезжай, я жду.
Он снова спрятался в нее, вцепился. Жадно ласкал, зацеловывал лицо, шею, руки.Они сидели на стареньком ее диване. Ивик тихонько отвечала на ласки, но она ужепоняла, что Кельма в таких ситуациях мало интересовал ее ответ, ему хотелосьласкать, целовать, тискать ее, как куклу. И она просто позволяла себя тискать.Это было прекрасно, но ее мучила тревога, потому что очевидно, все было не так.Очевидно, что-то случилось. Наконец он сделал паузу, ткнулся лицом в ее плечо,и тогда, гладя его по волосам, Ивик тихо спросила:
-Что случилось?
-Ничего нового, - прошептал Кельм, - ничего. Все как было.
-Но я же вижу. Тебе плохо. Не хочешь рассказывать -- не надо... Но еслихочешь...
-Ивик, я видел сегодня Эрмина.
-Его еще не перевели... туда?
-Нет. Пока нет. Но и этого, знаешь, хватает. Ты была права... ты права... Ивик.Мне иногда кажется, что я больше не выдержу.
-Любовь моя, - прошептала Ивик.
-Что ты из меня сделала, Ивик? Я же выдерживал -- без тебя. Уже были такиеситуации. Я же все делал правильно. И сейчас тоже. Но вот есть возможностьткнуться в тебя и поныть... ты делаешь меня слабым.
-Ничего, - Ивик погладила его, - ничего, это пройдет. Потерпи, радость моя, этопройдет.
Кельм расслабился под ее руками, от ее слов. Голова неподвижно лежала на еегруди. Кольцо рук было крепким и горячим.
-Они теперь, вроде бы, не режут, - сказал он, - но принцип тот же. Вводят канюлюдо нервного узла...
-Не надо. Не думай об этом.
-Может, не надо ждать этого разрешения. Все равно его не дадут, наверное.
-Я завтра схожу на связь. Я буду два раза в день ходить.
-Не надо. А если тебя поймают и - туда?
-Ну что ты, сомневаешься в моем профессионализме? Они меня не возьмут.
-Все попавшие в атрайд были професионалами.
-А с нами этого не случится. С нами ничего подобного не случится.
-Господи, как я их ненавижу, - выдохнул Кельм, - ты даже представить себе неможешь, как я ненавижу их... я их ненавидел с молодости. И сейчас, каждуюминуту, каждый час... смотрю на них, мило улыбаюсь, разговариваю... и хочетсядаже не то, что убить -- разорвать на клочки.
Ивик подумала. Вот у нее совсем не было ненависти к дарайцам. За что ихненавидеть? В бою иногда вспыхивало что-то такое. Но это в бою, и к вражескимсолдатам. А за что ненавидеть Санну, Лайну? Даже Тайс. Клиентов. Соседей. Зачто их ненавидеть? Их жаль...
Но Кельм вынужден общаться с вангалами и офицерами, с психологами атрайда, совсей этой швалью... наверное, Ивик не смогла бы и этих ненавидеть. Но ведь ееникогда не резали по живому скальпелем. Ей не приходилось смотреть, как мучаютдругих.
-Как же ты можешь? - спросила она, - столько лет... и никогда, никогда непоказать им, как ты их...
-Мимикрия. Знаешь, это даже интересно. Чем больше ненавидишь гада, тем ширеулыбаешься и радушнее общаешься с ним. Чем больше хочется убить, тем мягчековром стелешься, и думаешь -- с радостью думаешь: подожди, гадина, настанеттвой час.
Ивик вспомнила Тайс, начальницу...
-Наверное, это правильно, - сказала она, - надо этому учиться. Я умею, конечно,владеть собой, но чувства... они мешают.
Tertia
За пять лет Кельм так оброс связями -- нужными, постоянными, случайными,мимолетными -- что все знакомства уже с трудом умещались в памяти. А записей онне вел. Телефоны, адреса, имена, чем этот человек может быть полезен -- все вголове.
Вот и сейчас он, сосредоточившись, перебрал в памяти адресную книжку и выбралтого единственного человека, который мог бы хоть как-то приблизить его крешению задачи о дельш-излучателе.
Кельм был с ним шапочно знаком по горнолыжному клубу. Это был биофизик, инасколько Кельм понимал, занят он был как раз исследованиями облачного телачеловека. Какими бы засекреченными ни были излучатели, он не мог об этом совсемничего не знать. Конечно, если такие исследования вообще ведутся.
Звали биофизика Шейс иль Велир.
Кроме перевербованных гэйнов, еще две категории дейтрийских эмигрантов имелихорошие шансы устроиться в дарайском обществе. Это идеологи, публицисты,которых брали работать в информационные противодейтрийские центры или просто вдарайские СМИ -- рассказывать ужасы о Дейтросе. И вторая категория -- ученые.
Снаучными способностями, талантом, воображением и любознательностью дело обстоитне так просто, как с одаренностью художественной. Дарайцы не были лишенынаучной жилки, среди них рождались изредка гении, и было много просто хорошихдобросовестных исследователей.
Природа научного таланта иная, нежели СЭП или Огонь. Ученый, каким бы ярким
воображением и логикой он ни обладал, в Медиане ничего серьезного,энергетически сильного произвести не может. Но дейтрийские ученые-эмигранты вДарайе ценились. Их принимали на работу, платили, как своим -- и кстати,получали от них важные сведения о развитии дейтрийской науки и техники.
Вот так и Шейс иль Велир сумел неплохо устроиться в Маанском Исследовательскомцентре Медианы. Из Дейтроса он ускользнул вместе с семьей -- женой и двумядетьми. Они теперь жили на его иждивении, в особняке, пользуясь всеми благамидарайской цивилизации.
Найти иль Велира было нетрудно, оказывается, недавно он даже по телевидениювыступал - Кельм нашел и пересмотрел передачу. Известен и адрес, место работы.
Вобычное время Кельм не колеблясь позвонил бы ему. Сейчас он опасался прямого ипостоянного прослушивания. Честно говоря, вообще непонятно, что происходит - ноуже два раза Кельм замечал за собой наружку, и часто вылавливал дополнительныежучки, в том числе, и дома. Дома он нейтрализовал микрофоны без зазрениясовести, с одежды убирал через некоторое время, на работе - оставлял как есть,на наружку не обращал внимания - все равно он не совершает ничегоподозрительного.
Непонятно лишь, почему за ним следят. Кажется, он давно перестал вызыватьподозрения. Что-то случилось? Кельм не знал и пока не видел никакой возможностиэто выяснить.
Однако даже если это опасно и неудобно сейчас, задание следовало выполнять.
Горные лыжи были выгодны сразу по трем причинам. Во-первых, таким спортом незанимается абы кто. Заоблачно высокие клубные взносы, лыжи, экипировка,регулярные выезды на курорты... Горнолыжный клуб "Экей" посещала всягородская элита.
Во-вторых, форму все равно поддерживать надо, и такое хобби как нельзя лучшеподходит для этого - по крайней мере, каждому ясно, для чего Кельму нужнытренажеры в подвале, зачем он ежедневно бегает кроссы. Горнолыжник, спортсмен,здоровый образ жизни...
В-третьих, Кельму просто нравилось кататься на лыжах.
Сейчас он нервничал. В последние две недели посещал клуб через день, но ильВелира так и не видел. Неужели все-таки придется связываться с ним другимспособом? Это теперь опасно.
Кельм неторопливо размялся и пошел к лыжной стойке. Его красно-белые"Керсы" смотрелись отлично, не зря же угрохал на них половинумесячного оклада. Кельм стянул перчатку, провел пальцем по липкой базе,задумчиво взглянул на снег. Может быть, и не попал в мазь. Неприятно, когдалыжи идут плохо, а "Керсы" на мокром снегу вообще не идеальны. Ну даладно, посмотрим. Кельм надел перчатку и подхватил лыжи. Поздоровался с ладнымкрасавцем в черной шапочке, идущим с трассы - второй вице-президент Маана, ЛаНейл. За вице-президентом торопились две женщины в бежевых незаметных лыжныхкостюмчиках, каждый - стоимостью в хороший автомобиль, женщины хохотали надчем-то, не замечая Кельма, приветливо им кивающего. Кельм миновал компаниюмолодых людей-яппи, ноги как палки воткнуты в крепления - очевидно, бываютздесь довольно редко и больше с карьерными целями, а может, корпоративныйвыезд. На детском склоне пестро мельтешили ребятишки с мамами или нянями,раздавался мощный визг. Кельм улыбнулся. А вот еще знакомые - две психологинииз Южного атрайда, топчутся около учебных трасс. Психологини преувеличенно живоответили на приветствие. Кельм наконец подошел к гоночным трассам повышеннойсложности - двое-трое спортсменов озабоченно разминались в сторонке, основнаятолпа осталась позади.
На стартовой линии никого не было. Кельм надел лыжи, шлем, надвинул на лобочки. Взглянул на электронное табло - по трассе кто-то спускался. Надоподождать. Он сделал несколько глубоких вздохов.
Снег сверкал вокруг, слепил - миллиардами кристалликов, холодный воздух обжигалгорло, холмы торжественными дворцами вздымались в синее небо. Надо взять ссобой Ивик, подумал он. Почему бы и нет? Поучить ее кататься. Она моя подруга,все официально. Надо ей это показать. Он почти забыл о цели посещения клуба,знакомый, привычный восторг, смешанный с легким страхом, ледяным холодомзаполнил грудь. Уже пора, трасса свободна.
Пошел! - велел он себе, толкнулся палками. Разгонный шаг, раз, два, три - вошелв стойку, выпрямив спину параллельно линии лыж. Скорость нарастала.
Все перестало существовать, кроме скорости. Он пролетел по узкому коридору межсугробов, совершил вираж направо вниз, прошел по диагонали - и только тутнаконец вдохнул, сознательно вспомнив о кислороде, прошел спад - взлетел и