дочери Марку годилась. И тоже -- свежая, хорошенькая, простая, не то, что Ивик,и без всяких там шрамов и ожогов на юной чистой коже. Девочка была -- медар, преподавательницав профшколе, побывала замужем за гэйном, бросила, жила в официальной сепарации,теперь вот нашла Марка. Детей ей, кажется, и не хотелось. Или она тоже немогла? В общем, детей у них так и не завелось -- ни с тем мужем, ни с Марком.Это была какая-то совсем не дейтрийская девочка, таких вот на Триме -- полно, аздесь...
Ивик решила просто смириться. Марк научился жить незаметно. Устроился.Доброжелательные соседки передавали Ивик, что в ее отсутствие и в отсутствиедетей девочка-медар практически живет у Марка. Когда Ивик возвращалась -- тауходила. Марк вел себя пристойно. Сохранялась видимость семьи. Ивик надовозвращаться, чтобы встречаться с детьми... Теперь Фаль и Шет на последнемкурсе профшколы, потом встречи будут еще реже. Что тогда? Ивик довольно хорошопредвидела будущее -- ничего хорошего в нем не ожидалось. Уйти навсегда наТриму, не возвращаться домой? Но Ивик не триманка, она любила Дейтрос. Простодышать его воздухом, видеть родные лица, слушать родную речь. Она любила Дейтрос,защищала его, отдавала за него кровь -- Дейтрос был для нее всем. На Триме онаработала, существовала, перетерпливала до следующего раза -- в Дейтросе жила, вполную силу, по-настоящему. Но в Дейтросе ей теперь было не к кому и некудавозвращаться.
Ад существовал лишь в ее собственном сознании. В ее мозгу. Одна из граней ужасазаключалась в том, что никто даже и не видел, и не понимал, что с нейпроисходит. Разве что Кейта -- слабое утешение.
Там было много разных нюансов, в этой клоаке, которая на много лет завладеласознанием.
Самое страшное -- чувство собственной вины.
Это она все разрушила. Это она виновата.
Она виновата в том, что вообще вышла замуж за аслен, за бригадира отделочников.Зачем? Не понимала, что у них не сложится? Она гэйна и писатель, а он --маляр-штукатур. Что у них общего?
Потом, соответственно -- виновата в том, что недостаточно любила и не ценилаего любовь. Неправильно относилась. Вроде бы старалась, как могла -- но видимо,все-таки неправильно.
Онанесомненно виновата в том, что завербовалась на Триму. Работая в патруле,возвращалась домой почти ежедневно. А с Тримы -- раз в 2, 3 недели, а то иреже. А если бы жила с ним, ходила бы в патруль -- и не было бы никаких измен.
Она должна была жить одной жизнью с мужем. Дышать одним дыханием. Максимальносблизить образ жизни -- а она только отдалялась... Даже дома выкраивала время иписала. Вот и дописалась, дождалась...
Неиссякаемый источник вины -- воспоминания о Кельме.
Любовь к нему прошла полностью. Это было как отречение тогда. Раз -- и все --никаких чувств. Никаких воспоминаний. Вернее, они остались, но приятные,спокойные. Еще его было жаль -- Ивик знала, что нужна ему, что ему одиноко иплохо. Но что же делать, раз она не свободна?
Кельм поруководил тогда Северо-Западным сектором, а через некоторое времябесследно исчез. Его куда-то перевели, но куда? Этого не знала даже Кейта. Илине имела права говорить. Учитывая, что Кельм -- один из самых блестящихоперативников вообще, наверное, на всем Дейтросе, можно было думать о какой-тоспециальной миссии. Сверхсекретной, конечно.
Ивик даже не расстроилась особо. Кельм был прошлым. Ушло -- и ушло.
Но теперь вся эта история предстала в новом свете.
Да, она отказалась от любви ради Марка. Но ведь эта любовь -- была. И был дажемомент, когда она стала вполне физической и осязаемой, то есть произошло то,что происходить не должно было. Один только момент -- но он был.
Она покаялась потом, исповедалась. Бог, вероятно, ее простил. Но такоеощущение, что есть еще какая-то сила. Карма, как говорят на Триме? Бумеранг.Возвращается и бьет в ту же точку. Карма -- конечно, недопустимое дляхристианина суеверие, но ведь можно подумать, Бог все же решил наказать.Простил, но решил наказать. Чтобы прочувствовала. Поняла, каково это. Наказал вдвести раз сильнее, сломал ей жизнь -- но видимо, такой вот она грех совершила.И надо нести последствия в этой жизни, чтобы не попасть в ад.
Когда она дрожащими пальцами капала себе сердечное в стаканчик, эта мысльтолько и крутилась в голове: поделом... поделом. Сама виновата. Возмездие зато, что нашла себе любовь вне семьи.
Правда, Марк ничего тогда не понял и даже не обеспокоился ничуть. После разрывас Кельмом тоже ничего не заметил. Потом еще жили несколько лет спокойно. И лишьпотом началось. Это не прямое следствие, это просто мистика.
Один из священников, с коими Ивик тогда советовалась, вдруг обвинил -- надобыло все рассказать мужу. Ивик опешила. Но она бы все испортила уже тогда!Тогда Марк почувствовал бы себя преданным, тогда он цедил бы в стаканчик каплидрожащей рукой, как она сейчас... Она же только для того и порвала с Кельмом,чтобы не предавать. Чтобы не причинять такой боли. Не разрушить его веру влюбовь, верность, в нее, Ивик. Не обмануть эту веру.
--Надо было все рассказать. И принять последствия. Пусть бы он вас ударил,высказал все, что думает -- но все было бы честно.
Но он тогда не мог ударить. Это потом у него возникли такие идеи. А тогда -- онлюбил. Для него Ивик была -- святое. Все равно, что ударить святыню. И если быузнал об измене -- конечно, простил бы. Даже боль постарался бы скрыть -- ноИвик-то не могла бы не ощутить его боли.
Кстати говоря, именно священник, которому Ивик исповедовалась в первый раз, ивелел, даже без ее вопроса велел -- ничего не рассказывать. Из чувства любви кближнему, заповеданного Спасителем. Чтобы не причинять боли.
Но этот батюшка, молодой, самоуверенный, напирал на свое.
-Почему вас так смущают мои слова -- я всего лишь предложил вам быть честной смужем.
-Но ведь я не вру ему.
-Умалчиваете. Это одно и то же.
Ивик умалчивала о многом. Всегда. Марк и половины не знал об ее жизни. Не из-завоенных тайн -- просто он слишком переживал за Ивик, и не хотелось его мучить.Рассказывать ему, как очередной раз на волосок прошла от опасности, от смерти,от плена? Рассказывать подробности о гибели товарищей, детали стычек, деталиагентурных операций? Все это подвергалось тщательной редактуре и подавалось каклегкое, неопасное и забавное. Честность -- а в начале совместной жизни онапыталась "быть честной" - приводила к тому, что Марк смертельнобледнел, что он не мог спать, плакал, когда она уходила. К чему такаячестность? Долбить безжалостно, рассказывая все, подвергая его таким волнениям?Это просто жестоко.
На этом фоне и умалчивание о Кельме было нормальным. Вот если бы она сохранилас ним отношения -- было бы вранье и нечестно. А так... Маленький эпизод. Прошло-- и забылось.
Ктому же, разные священники и говорили -- разное. То, что лично им в головувзбрело.
АКейта говорила так:
-Для тебя любовь -- решение. А для него -- чувства. Ты дала присягу и живешь поней. А чувства -- прошли, увяли помидоры, и можно поискать новые.
-Но ведь у него это тоже было серьезно! Он же правда меня любил.
-Правда, - соглашалась Кейта, - чувства были серьезные. Но они были ничем большене подкреплены, никаким решением, ни внутренней преданностью. Разве что общейдейтрийской моралью -- у нас пока все еще считается, что изменять нехорошо.Чувства прошли, он перестал видеть смысл -- и разлюбил.
Как многие женщины в тяжелой жизненной ситуации, Ивик обратилась к религии.Покаялась. С детства она была христианкой, не знала ничего, кроме христианства,и потом, став взрослой, уже вполне сознательно совершила внутренний выбор впользу Христа. Но какой она была христианкой? Как все. Церковь посещала хорошоесли 2 раза в год, молилась -- и то редко. Может быть, осенило Ивик, Господьпослал эти испытания для того, чтобы я наконец-то обратилась к Немупо-настоящему!
Ивик начала истово молиться. Полчаса утром, час вечером. Четки, Псалтирь.Чтение Евангелия. Чтение Святых Отцов. Иногда от молитв воротило, ничего нехотелось, но хоть четверть часа Ивик заставляла себя -- два раза в день. Раз внеделю исповедь. Трижды -- Причастие (на Триме была тайная миссия хойта --именно для окормления работающих там агентов и боевиков).
Марк одобрял эти изменения. Ходил с ней в церковь. Преклонял колени, подходил кПричастию. Знал, что грешил, знал, что живет в смертном грехе, и тут же шел...Просто потому что не причаститься -- было бы дико, что бы подумали окружающие?У Ивик кружилась голова, она молилась, чтобы внутренне не осуждать Марка. Этоне ее дело. У каждого человека есть грехи, и у нее тоже. Она не смеет осуждатьмужа... Ивик чувствовала унижение. Будто церковь -- это не путь к Богу, а путьнекоего мазохистского послушания мужу, каким бы тот ни был и как бы себя нивел. Но это чувство унижения было, вероятно, неправильным, оно было -- отгордыни, от недостаточного смирения. Ивик молилась о смирении. Молитвамиудавалось настроить себя на жертвенный, смиренный лад. Пусть делает, чтохочет... ему виднее. Это его отношения с людьми и Богом. Ивик будет выполнятьсвой долг верной, любящей жены... да хотя бы ради Христа! Ведь она жехристианка.
Иона давала брачный обет. То же самое, что присяга гэйна -- как можно нарушить?Но с присягой гэйна было как-то проще: работай, подчиняйся командованию,выполняй свой долг. Всегда понятно, в чем он заключается.
Ивик пыталась найти себе постоянного духовника и подчиниться ему. В Майсе былбатюшка, которому она исповедовалась после всего, и к которому постоянноходила. Но он как-то не стремился в духовники. Выслушает, даст какой-нибудьсовет -- без особых претензий. А потом его перевели далеко...
Вмиссии же на Триме хойта часто менялись, невозможно два раза поговорить с одними тем же. Говорили они разное. После некоторых разговоров оставаласьтошнотворная пустота. Другие вызывали у Ивик приступы покаяния. Покаяниезаключалось в том, что ей очередной раз открывали глаза на собственную вину, и