«ПОЧТАЛЬОН ПЕЧКИН – БОЛЬШОЙ ДУ…» Печкин прочитал это, переписал на бумажку и пошел в городской простоквашинский суд:
– Смотрите, как мою честь и достоинство порочат. Предъявите им иск на сто миллионов рублей.
Судья, еще из прежней жизни, по фамилии Молоковозов говорит:
– Подумаешь! Да про всех наших вождей по всей стране на всех заборах написано, что они большие ду…
Печкин отвечает:
– Как по всей стране, не знаю. Только у нас в Простоквашино забор – это средство массовой информации. Это как журнал «Огонек» или «Новая газета». Наш забор все люди читают.
– А может, нам опровержение написать, и все? – предлагает судья.
– А как это?
– А так. Сверху написать: «Почтальон Печкин не большой ду…» Печкин подумал и говорит:
– Нет. Так еще хуже получается. Это уже двойное оскорбление. Нет уж, назначайте слушание. Или пусть они деньги платят, или будем их забор сносить.
Судья говорит:
– Да откуда у них деньги?
– А ничего. Пусть корову продают.
Судья назначил слушание. Вызвали Шарика и кота Матроскина. Все как положено:
– Встать, суд идет. Слушается дело о защите чести и достоинства почтальона Печкина. Вы согласны с предъявленным обвинением?
Матроскин не согласен:
– Мало ли что на нашем заборе написано. Важно, кто писал. Пусть он и отвечает.
– А кто писал? – спрашивает судья. – Это же ваш автор.
– Давайте вместе искать, – предлагает Матроскин.
– А я его знаю, – говорит Шарик. – Это пенсионер один написал. Он на Печкина обиделся за то, что Печкин почту приватизировал и цены за доставку в пять раз повысил.
– Видите, – указывает Печкин. – Их тут целая шайка.
Судья говорит:
– Объявляется перерыв на два часа для отыскания соответчика.
Когда Шарик и Матроскин вышли на улицу, Матроскин спросил:
– Откуда ты, Шарик, этого пенсионера взял? И чего это он на нашем заборе пишет? Писал бы на своем. Кто это такой?
– Да никто, – ответил Шарик. – Я просто время выигрывал. На заборе про Печкина это я написал. Потому что я из-за него журнал про охоту получать не могу, так здорово он цены поднял.
– Вот это писатель! Вот это журналист – золотое перо! – ехидно восхищается кот. – А почему не полным текстом писал? Что это за скромность такая, что это за застенчивость повышенная?
– У меня на полный текст забора не хватило. Я до самого угла дошел.
Тут Матроскин как себя по лбу хлопнет:
– Слушай, а краска у тебя осталась?
– Есть немного.
Матроскин прямо с места домой побежал. Прибежал к забору, оторвал несколько досок и что-то на них написал. И снова в суд прибежал, к старорежимному судье Молоковозову.
И вот процесс снова начался. Все как положено:
– Встать, суд идет. Слушается дело о защите чести и достоинства почтальона Печкина.
Судья спрашивает:
– Ну что, нашли вы соответчика?
– А зачем? – отвечает Матроскин. – Дела то никакого нет.
– Как нет? – кричит Печкин. Человека оскорбили. Можно сказать, вывели на чистую воду, а теперь говорят «нет».
Судья Молоковозов тоже удивился:
– Почему никакого дела нет?
– А вы вторую полосу нашего забора читали?
– Нет.
– Вы тогда прочтите, что там дальше написано. Я даже эту надпись с собой принес.
И выложил Матроскин несколько досок от забора.
А там было написано: «…ШИ ЧЕЛОВЕК». И все поняли, что эта надпись не оскорбляет Печкина, а поднимает ввысь, как почтальона и человека.
Так что дело было закрыто. И все довольные (кроме кота Матроскина) разошлись по домам.
А кот Матроскин ворчал:
– Эх я, растяпа. Надо было мне с этого «БОЛЬШОЙ ДУШИ ЧЕЛОВЕКА» еще деньги на судебные издержки потребовать и на ремонт забора. Учить надо их, этих монополистов!
КАК В ПРОСТОКВАШИНО
ФОРМИРОВАЛСЯ КАЗАЧИЙ ПОЛК
(Глава девятая. Ложно-патриотическая)
Однажды пес Шарик пришел к Матроскину и к дяде Федору на кухню в большом возбуждении:
– Вы знаете, кого сейчас больше всех у нас в стране уважают? Я в газете прочитал «Московский балаболец».
– Кого?
– Казаков, вот кого!
– Каких казаков? – спрашивает Матроскин.
– Таких казаков! Казачьих казаков! Которые с лампасами, – говорит Шарик.
– Почему ты так решил?
– Да потому, что в Москве скоро будет памятник поставлен казакам-освободителям. Тем, которые революционных рабочих разгоняли.
– Им будет памятник поставлен за то, что они рабочих разгоняли? – поразился Печкин.
Он тоже на кухне с Матроскиным чай пил.
– Ну да. Они же против царя бунтовали. Вот казаки и гоняли их с утра до вечера.
– Плохо они их гоняли, – ворчит Матроскин. – Гоняли бы они их хорошо, никакой бы революции не было. И советской власти тоже.
Тут Печкин взвился:
– А чем тебе советская власть помешала? Она же тебе дураку все дала. Если бы не советская власть, мы бы с тобой, Матроскин, как личности одной формации, полы бы мыли или рвы копали. Или бы свиней пасли.
– С чего это ты взял, что мы бы с тобой полы мыли, – обиделся Матроскин. – Ты бы, Печкин, может быть, и мыл полы. Только ты бы мои полы мыл. И свиней бы ты моих пас.
– Ладно, ладно, – успокоил их Шарик. – Только казаки сейчас в полном порядке, а мы время теряем.
– Что же ты предлагаешь? – спрашивает кот.
– Предлагаю полк казачий сформировать в нашей станице Простоквашинской.
– Да зачем? – спрашивает Печкин.
– Да затем, – кричит Шарик, – что можно вооружиться и с мафией бороться! Можно начальство учить уму-разуму! Можно милиционера Люськина с позором из деревни выгнать! Можно налогового инспектора Кукушкина на площади выпороть!
– Хорошие мысли, – говорит Печкин. – Меня они убеждают.
И так он барственно, по-казацки, стал дрова в печку подбрасывать.
– А меня нет, – говорит Матроскин, – и прошу оставить меня в покое, гражданин Шарик.
– Я теперь не гражданин Шарик, я теперь есаул Шарый, – говорит пес. Он даже запел для убедительности: – Есаул, есаул, что ж ты бросил коня…
– А я – станичный атаман Печкин! – обрадовался почтальон Печкин. – Дайте мне шашку острую и коня! Я буду почту верхом развозить.
Тут Матроскин схватил половник и замахнулся на них обоих:
– А я, как революционный матрос Котенко, говорю вам: а ну пошли с нашей кухни! А не то я этим вот половником головы вам быстро поотрубаю.
Оба нью-казака Шарик и Печкин сразу с кухни ускакали. Как известно, с революционными матросами во все времена шутки были плохи.
Так революционный матрос Матроскин завалил всю станичную вольницу. И не стала деревня Простоквашино станицей Простоквашинской.
Дядя Федор потом спросил.
– Матроскин, почему же ты не дал казакам образоваться? Это же так романтично.
– А потому что сначала казаки – это очень прогрессивно, – ответил Матроскин – А потом все по-другому оборачивается.
– Это как по другому?
– А так. Наш Шарик сейчас – Шарик как Шарик. А как только он нагайку в лапы возьмет, он сразу другим сделается. Он сразу один нехороший лозунг выбросит.
– Какой нехороший?
– А такой «Бей котов, спасай Россию».
И дядя Федор сразу его понял.
ИСТОЧНИКИ ИНФОРМАЦИИ
ИЗ ПРОСТОКВАШИНО
(Глава десятая. Политическая)
Почтальон Печкин, как известно, был не самый честный человек в Простоквашино. Однажды зимой, когда уже совсем делать было нечего, а снега намело под самую крышу, он прочитал чужое письмо.
Прочитал и за голову схватился.
Это письмо писал шофер одною крупного бизнесмена – бывшею начальника охраны – своему племяннику Васе в деревню. Там были такие эпизоды:
«…А на днях мой хозяин еще одного первого заместителя премьер-министра купил. У нас их штук десять теперь, и все – первые…
Этот первый НАШЕМУ за это все Уренгойское газовое месторождение по дешевке сдал в краткосрочную аренду на триста лет.
Да, чуть не забыл, на днях НАШИ шлепнули одного банкирчика. Шлепнули прямо в лифте. И во вторник шлепнут еще одного. Он хочет одиннадцатому первому заместителю стукнуть о нашей сделке.
НАШИ такого не любят. Сначала НАШИ хотели одиннадцатого первого заместителя премьера тоже купить, но его уже перекупила братва из другой команды. Вот и приходится принимать силовые решения…
Когда мы десятого покупали, был очень важный вопрос, как хорошему человеку деньги выплатить? НАШ ему деньги в наш собственный «Шлепа-банк» перевел на его счет – пятьсот пятьдесят тысяч долларов.
На всякий случай они договорились, что это плата за лекцию «О невозможности проникновения коррупции в высшие эшелоны власти», которую этот десятый вице-премьер читал в клубе железнодорожников.
Сейчас этот первый хочет издать свою лекцию в Германии в виде книжки. И немцы ему уже выдали аванс пятьсот тысяч марок Теперь у каждого немца дома будет такая книжка. (И Нюренгринский газ по дешевке. Немцы ведь не фраера.) Так что, дорогой Вася, живем мы насыщенно и интересно…
Ты, Вася, это письмо никому не показывай, а то у тех, кому ты его покажешь, будут сложности…» Печкин как прочитал письмо, так по сугробам и бросился к коту Матроскину:
– Ведь ужас что творится! Давайте принимать меры. Так ведь всю страну растащат. Я как бывший коммунист (и как будущий) этого не допущу.
– Не растащат, – сказал Матроскин. – Примем меры. Вы, дядя Печкин, это письмо отправьте по адресу. А я с него копию сниму и в милицию передам. Там сразу разберутся и кого надо возьмут.
Снял Матроскин копию письма, надел лыжи и бегом к инспектору Люськину.
– Смотрите, что делается! Страну распродают. Берут взятки и людей убивают!
– Безобразие, – говорит инспектор Люськин. – Будем искать источник.
– Источник чего?
– Информации.
– Да при чем тут источник? – возмущается кот. – Надо бандитов искать.
– А вот этого не надо! – отвечает Люськин. – У нас налицо вмешательство в частую жизнь, нарушение тайны переписки. Это же нарушение конституции, а мы будем бандитов искать! Нам нельзя отвлекаться на мелочи. Этим мы и займемся. Мы найдем преступника. Говорите, кто источник?