Кая отпила чай, обожгла язык и не почувствовала боли. Другая боль, никак не связанная с кипятком, жгла ее гораздо сильнее, но Кая вдруг поняла, что за ней есть и что-то еще. Это было похоже на темную тень в ветвях могучего дерева – незаметное, но зримое чувство.
Уже очень долго Кая жила в состоянии постоянного напряжения. Она искала любые средства вылечить дедушку, гнала от себя мысли о собственном бессилии, чувствовала отчаяние, страх перед тем, что ей предстоит, а еще нежелание признавать неизбежное…
Чувство, затаившееся в темных ветвях этой страшной путаницы, было облегчением, и, осознав это, Кая тихо заскулила, как раненый зверь, не умеющий выплакать боль.
– Доброе утро, – Марфа стояла в дверях. Она быстро расчесывала волосы деревянным гребнем, немилосердно раздирая острыми зубьями спутавшиеся за ночь колтуны. – Смотрю, ты сделала завтрак.
Кая знала, что должна поблагодарить Марфу, но с трудом заставила себя говорить.
– Я нашла чай. Простите.
– Надо было разбудить меня, – старуха недовольно покосилась на нарезанное мясо и покачала головой. – Ладно. Сегодня можно. Возьми и себе.
Марфа быстрыми, привычными движениями закрутила волосы в узел, села к столу и подвинула к себе чашку и тарелку с бутербродами, взяла один, вгрызлась в него с нескрываемым удовольствием, поймала взгляд Каи.
– Ешь, девочка. Мне жаль твоего дедушку, но, если будем сидеть и лить слезы, отправимся вслед за ним – кому от этого будет лучше?
Кая покорно взяла бутерброд, откусила и не почувствовала вкуса.
– Так-то лучше, – Марфа пытливо разглядывала Каю. – Тебе нужно доесть и идти. Ты оставила его одного – негоже… Ночью я сделала то, что нужно, потом меня соседка сменила… Но сейчас там должна быть ты. Проводить его… Я тоже приду.
Кая медленно кивнула, откусила от бутерброда еще раз. Некоторое время на кухне стояла тишина – только за окном снова застучал по листьям мелкий дождь. Марфа, казалось, колебалась, прежде чем заговорить.
– После этого… Ты можешь прийти сюда, если хочешь.
Кая отложила бутерброд.
– Вы и так помогли мне… Спасибо, – голос звучал глухо, но не так плохо, как она ожидала.
Марфа нетерпеливо кивнула.
– Я не о помощи говорю. Ты осталась одна, а я… Я тоже давно одна. Мой дом лучше, чем тот, в котором ты живешь, и я работаю на огородах. Приноси долю добычи с вылазок сюда, кормись на их кухне, а от меня у тебя всегда будет лишняя зелень.
Кая подняла глаза от тарелки – она почувствовала, что готова наконец заплакать.
– Ведь дело не в этом, да?
– Что за разговоры, – ворчливо отозвалась Марфа, вытирая глаза уголком платка, – в этом, не в этом… – ее голос смягчился. – Человеку плохо быть одному. Решишь прийти сюда – и твоя жизнь станет легче, чем в том пустом доме.
«Как и твоя», – подумала Кая, но ничего не сказала вслух.
Глава 12Артем
Похороны заняли не так много времени, как ожидал Артем, – от начала и до конца прошел всего час. Земля была мягкой после дождя, и на кладбище, расположенном за дальней от главного входа в Зеленое стеной, очень быстро появилась новая могила. Кладбище было огорожено деревянной изгородью выше человеческого роста для защиты от диких зверей. Ворота охранял всего один человек, готовый забить тревогу, если вдруг двойной изгороди и густого переплетения ветвей снаружи окажется недостаточно.
Артем стоял, прислонившись к изгороди, и слушал речь Влада. Он говорил о том, как много хорошего сделал для общины Анатолий Евгеньевич, и о том, как потери делают людей более сплоченными перед лицом общей боли. Фатимы рядом с ним не было – скорее всего, она поленилась вставать так рано, чтобы проводить старика в последний путь. Влад говорил быстрее обычного; механически, заученно. Видимо, ему тоже хотелось скорее вернуться домой, в теплую постель. Над землей стлался пар, и капельки росы сверкали в траве – в обычное время Артем заметил бы, как это красиво.
Кая появилась, когда Влад заканчивал говорить. Ее рыжие волосы, обычно безжалостно стянутые в тугую косу, сейчас были спутаны и свободно лежали на груди и плечах тусклыми и слипшимися прядями. Она зябко куталась в чужую рубашку, накинутую поверх кофты, и смотрела под ноги.
Никто – ни Влад, ни ребята из стражи, которые помогали копать, – не подошел к ней. Здесь умели уважать чужое горе – у каждого было свое. Артем думал, что тоже не подойдет, когда она появится, следуя давно установленной традиции… К тому же, если бы мог, он бы злился, что она оставила его один на один со всем этим. Но сейчас Каины плечи поникли и выглядели куда менее широкими и уверенными, чем обычно. Артем внутренне содрогнулся от боли – и на этот раз не за себя, а за нее.
Не обращая внимания на взгляды, он подошел к Кае и взял за руку, переплел пальцы с ее, безжизненными, неподвижными. Артем ожидал, что она оттолкнет, посмотрит возмущенно, но она уронила голову ему на плечо, а потом слабо ответила на пожатие.
Артем осмелел, приобнял ее одной рукой – так он не обнимал Каю никогда раньше и даже в самых смелых мечтах не думал, что однажды обнимет… И уж точно не предполагал, в каких обстоятельствах это случится.
Они еще долго стояли вдвоем, прижавшись друг к другу и дрожа от рассветной прохлады, – даже когда Влад, закончив речь, отправился домой, и остальные, бросив на могилу по горсти земли, пошли следом.
– Тебя колотит, – сказал наконец Артем, хотя ему совсем не хотелось нарушать ни эту внезапную близость, ни молчание, – идем домой.
– Марфа должна была прийти, – отозвалась Кая невпопад, – но потом передумала. Сказала, что насмотрелась.
– Ты у нее была ночью?
– Угу.
– Я так и подумал. Анатолий Евгеньевич хорошо с ней общался, да?
Кая молча кивнула.
– Правда, я ее давно у вас не видел.
– Она сказала, что не хочет смотреть, как он угасает, когда в последний раз приходила, – глухо сказала Кая, с трудом сглотнув комок в горле. – Я думала: убью ее за эти слова, а дедушка засмеялся. Они хорошо поговорили, кажется. Смеялись. Я ушла из дома, не хотела слушать.
Кая говорила монотонно, как заводная игрушка, которую Артему когда-то довелось увидеть, и это начало его пугать. Он мягко подтолкнул ее к выходу с кладбища.
– Кая, идем, ладно? Тебе надо отдохнуть. Можно пойти с тобой? Ты не против?
– Не против, – отозвалась Кая равнодушно. – Мне все равно надо тебе кое-что отдать.
Дома у Каи было темно и тихо. Артем наполнил котелок водой и вышел во двор, чтобы приготовить чай – чай оставался универсальным средством при любой беде, даже самой страшной.
Когда он вернулся с кипятком, Кая сидела на полу и рылась в ворохе бумаги – чистой и изрисованной, кое-где мятой или надорванной. Поймав его взгляд, Кая криво усмехнулась:
– Да, ты меня поймал. Я рисовала.
Наконец она нашла что искала – две четвертушки бумаги, на которых карандашами и углем был запечатлен Анатолий Евгеньевич, здоровый, улыбающийся, каким, должно быть, хотел бы запомниться он сам.
Рисунки были удивительно удачными – любой, кто был знаком с дедушкой Каи, сразу бы его узнал. Артем протянул руку, взял один и не сумел сдержать вздох восхищения – он давно не видел ее рисунков и не представлял, как она отточила свое мастерство. Сходство было передано безупречно; Кае удалось поймать на кончик карандаша то, что было известно только самым близким, – выражение глаз, окружавшие их морщинки, особенности улыбки.
– Спасибо, – Артем бережно убрал портрет за пазуху, – очень красивый… Знаешь, тебе удалось поймать что-то, я не могу выразить это точно, но он совершенно такой, каким… ну… был.
Кая дернулась, как от удара, нагнулась ниже, принялась сгребать разбросанные по полу листки.
– Угу.
– Я налил тебе чаю.
– Здорово.
После того, как Кая убрала рисунки (она делала это с привычной тщательностью преступника, заметающего следы), они сели за стол друг напротив друга, одновременно подвинули к себе чашки. Запах трав поплыл по комнате – густой, медленный, спокойный. Артем почувствовал, как узел боли ослабевает, с облегчением выдохнул и покосился на Каю.
– Слушай… Я понимаю, что сейчас не до того, но хочу поговорить… О том, чего он хотел… О чем он говорил перед тем, как… Ты понимаешь.
Он ожидал, что Кая откажется или даже выгонит его вон, но она кивнула – устало, как будто даже это далось ей с большим трудом.
– Ты же не отстанешь, да? Ну, говори. Я слушаю.
На мгновение Артем растерялся – он не ожидал, что добьется этого так просто, – а потом заговорил, сбивчиво и торопливо. Он боялся, что Кая передумает, поэтому старался выложить все как можно быстрее.
– Ты знаешь про бумаги. Анатолий Евгеньевич рассказывал мне, что в папке – не все. Это ты тоже, наверное, знаешь, – Артем запнулся, посмотрел на Каю. Она перебралась на подушку рядом с кроватью дедушки, опустила голову на матрас. Артем ощутил острый, мучительный укол жалости, но все же продолжил. – Он говорил, в папке – часть большого проекта, – Артем слегка запнулся на непривычном слове, – который сделала группа ученых. Это как что-то, сделанное из частей, ну, например, ящик. Без одной из стенок от него не будет никакого толку. Они хотели создать установку… Если бы получилось ее запустить, можно было бы разобраться с прорехами.
– Эту историю я слышала, – пробормотала Кая, – почаще, чем ты. Ученые думали, что смогут сделать так, чтобы прорехи больше не открывались… Вот и вся история.
– Не вся, – Артем отметил, что снова начинает тараторить, и замедлил речь чудовищным усилием воли, – твой дедушка верил, что не вся… Ты представь… Электричество снова можно было бы безопасно включать! Можно было бы восстановить то, о чем рассказывал твой дедушка. Вся эта нечисть… Остались бы только те, что уже здесь, понимаешь? С ними получилось бы справиться, точно бы получилось… Твой дедушка…
– Мой дедушка! – Кая ощерилась, как кошка, а потом вдруг сразу сникла, обмякла. – Мой дедушка со всей этой мурой еще до болезни к Владу ходил – ты знал?