Деревья Далси Дунера стали основной достопримечательностью и главной отличительной чертой сентербергского пейзажа. Они господствовали над всей местностью, давно оставив позади, а точнее, ниже себя сентербергскую ратушу и даже трубы заводов Эндерса, выпускающих витамины на все буквы алфавита.
– Не думаю, что на них вообще вырастет что-нибудь, кроме листьев. Да, теперь я просто уверен в этом. – Так сказал парикмахер Биггз, сидя в кафе у дядюшки Одиссея за чашкой кофе. – Вся сила ушла у них в листья. Очень уж Далси их перекормил.
– Лично я давно бы их подрезал, – сказал шериф. – На десте Малси… то есть на месте Далси.
– Да, – сказал дядюшка Одиссей, – для него это большое разочарование. Так усердно он ведь давно уже не работал… Наверно, с тех пор, как ставил уличные знаки в новом квартале.
– Эти бы я подрезал, – продолжал шериф свою мысль и одной рукой показал, как бы он это сделал, а другой стряхнул с усов крошки от пончика. – Эти бы я подрезал, говорю, а на будущий год… зато… может быть…
Дверь в кафе открылась, и появился Гомер. Он вошёл спокойно, не торопясь, даже лениво, и тихо сел у прилавка.
– Привет, племянник, – сказал дядюшка Одиссей. – Угощайся пончиками. Бери прямо из машины.
– Нет, спасибо, – сказал Гомер, задумчиво глядя на пончиковый автомат, сбрасывающий свою продукцию по жёлобу в пончикоприёмник.
– Ты что, заболел? – спросил дядюшка Одиссей.
– Нет, – отвечал Гомер. – Я чувствую себя нормально.
Он ещё посидел с задумчивым видом и вдруг сказал:
– А я знаю, что выросло у Далси Дунера!
– Знаешь?! – завопил шериф.
И все они бросились к витрине кафе, приложили руку козырьком ко лбу и стали вглядываться туда, где за площадью, за городской ратушей, над всеми домами и деревьями возвышались невиданные растения Далси Дунера.
– Даже отсюда немного видно, – сказал Гомер. – Их уже там, наверно, много тысяч… этих бутонов. Они появились сразу, прямо с утра.
– На что-то определенно похожи, – сказал парикмахер, – так и вертится в голове название!
– Я долго думал, – продолжал Гомер, – и наконец понял. Всё дело в размере. Если б они были поменьше, все бы сразу догадались, что это такое… Не верите? Вот поглядите на них, а потом закройте глаза и представьте хоть на секунду, что они нормального размера… Ну попробуйте!
Все послушались Гомера и сделали, как он сказал. Первым начал смеяться, не открывая глаз, дядюшка Одиссей, за ним шериф, затем парикмахер, а потом они открыли глаза, но смеяться не перестали. К ним присоединилось ещё несколько посетителей, и скоро всё кафе просто сотрясалось от хохота.
– Бедный Далси, – выговорил в конце концов парикмахер, хлопая себя по бокам.
– Он не переживёт этого, – сквозь смех прокудахтал дядюшка Одиссей.
– Да, теперь мальчишки его просто задразнят! – хохотал шериф.
– Подумать только, – изнывая от смеха, заговорил парикмахер. – Так много труда и так много шума, а всё из-за каких-то сорняков!
– Сорняков, правильно, – сказал Гомер. Он один из всех даже не улыбнулся. – Но каких сорняков? Как их называют? Знаете?
Все поглядели друг на друга, наморщили лбы, и внезапно ужас исказил их лица, а смех застрял в горле.
– Боже! – воскликнул дядюшка Одиссей. – Ну конечно!
Парикмахер громко сглотнул и сказал:
– Я уезжаю из города. Парикмахерская закрыта.
– Я тоже, – сказал один из посетителей.
– И я, – сказал другой. – Сегодня же меня здесь не будет.
– Ну и дела! – воскликнул шериф. – Кто бы мог подумать, что это не что иное, как самая жедная врелтуха… То есть я хотел сказать – вредная желтуха!
– Да, правильно, – сказал Гомер. – А точнее, она называется «полыннолистная амброзия»… Мы её в школе только что проходили. Я всё про неё знаю… Её пыльца вызывает сенную лихорадку…
– Слёзы! – воскликнул дядюшка Одиссей и поёжился.
– Кашель! – сказал парикмахер и содрогнулся.
– Насморк! – прибавил шериф и громко высморкался.
Один из посетителей чихнул, а другой сказал что-то про повышенную температуру и озноб.
Когда все затихли, Гомер добавил:
– Через несколько дней должно начаться цветение, и тогда пыльца полетит по всему городу!
– По всей стране! – крикнул дядюшка Одиссей и предложил немедленно отправиться в городскую ратушу и поговорить с мэром.
Предложение было принято сразу, и, позабыв о кофе и пончиках, все выскочили на улицу. По дороге к ним присоединились зубной врач со своими пациентами, а также ювелир, водопроводчик, наборщик из типографии и аптекарь.
– Боюсь, – говорил парикмахер, останавливаясь возле своего дома, – что с Далси Дунером не так-то легко будет договориться… Что касается меня, то, пока суд да дело, я укладываю чемоданы – и только меня и видели… От одной лишь мысли об этой амброзии у меня начинает щекотать в носу, и я готов рас… чих… чих… чих… аться…
– Очень многие люди подвержены заболеванию сенной лихорадкой, – сказал аптекарь. – Надо не забыть сегодня же заказать побольше бумажных носовых платков.
– Когда все эти огромные бутоны раскроются и начнут сыпать свою пыльцу, – сказал зубной врач, – наш город будет напоминать Помпею под слоем пепла. Или мусорную корзинку.
Дядюшка Одиссей и шериф прошли в кабинет мэра, остальные остались ждать.
И почти тотчас же мэр выскочил на улицу, прислонил руку козырьком ко лбу и уставился туда, где гордо высились тринадцать сорняков Далси Дунера. Мэр действовал по методу Гомера: он закрывал и открывал глаза, надолго задумывался, а потом, видимо поняв суть дела, побледнел и судорожно полез в карман.
Никто из присутствующих не удивился тому, что мэр достал носовой платок, ибо все в городе знали, что их глава был очень подвержен сенной лихорадке и неоднократно страдал от неё с самого детства.
Мэр высморкался, чихнул, поглядел вокруг, и на какое-то мгновение могло показаться, что он хочет прямо сейчас убежать из города куда глаза глядят. Но мгновение прошло, мэр поднял голову, распрямил плечи и решительно зашагал в ту сторону, где стеной возвышались дунеровские сорняки.
А вслед за мэром шла толпа горожан.
Далси Дунер выбежал им навстречу из своей оранжереи.
– Они начали созревать! – кричал он. – Видите? На них тысяча тысяч бутонов!.. Здравствуйте, мэр. Я как раз хотел идти к вам. Думал попросить прислать ко мне пожарную машину с лестницей. Знаете зачем? Спилить несколько веток прямо с почками для выставки. Это будет интересно, верно? Моя лестница не достает даже до нижних ветвей.
Мэр был так огорошен напором Далси Дунера, что на время потерял дар речи, а Далси истолковал это по-своему: подумал, что мэр колеблется, давать или не давать лестницу. Поэтому Далси снова закричал:
– Я и вам подарю несколько веток, мэр, ей-богу! Пусть стоят у вас в кабинете в большой вазе. Это будет красиво, верно? Особенно когда они начнут цвести!
И тут мэр обрёл наконец дар речи, высморкался, чихнул и проговорил:
– Э-э… Далси… я… я…
Больше он ничего сказать не мог.
Далси тоже замолчал, огляделся, увидел серьёзные, испуганные лица своих сограждан и, почуяв неладное, спросил:
– В чём дело? Опять я что-нибудь не то сказал или сделал? Что случилось? Да не смотрите вы так строго, шериф. Я ничего плохого не задумал. Ей-богу! Наоборот, хочу, чтобы наш город наконец хоть чем-нибудь прославился… А мои растения – поглядите! – разве не сделают они любой город знаменитым?! Неужели вам жалко дать мне какую-то пожарную машину с лестницей?..
– Далси, – снова заговорил мэр, – я… э-э… мы… э-э… – Он взял себя в руки, выпрямился и четко произнёс: – В качестве мэра Сентерберга я уполномочен поставить вас в известность, что выращенные вами растения являются не чем иным, как сорняком, носящим название желтухи или… это… как её… – мэр пощёлкал пальцами, – амброзии полыннолистной.
Далси с трудом сглотнул и молча, скривив шею, уставился на свои гигантские растения. В наступившей тягостной тишине неуместным до неприличия казался весёлый щебет птиц, а в лёгком шелесте громадных листьев неожиданно появилось что-то зловещее.
– Желтуха, говорите? – произнёс наконец Далси охрипшим сразу голосом. – Полыннолистная, говорите?
Он умолк, не сводя глаз с огромных растений, а потом вдруг закричал, да так, что все вздрогнули:
– Точно! – кричал он. – Как я, дурак, раньше не разглядел?! Это она самая и есть, будь я неладен!..
Но потом Далси немного успокоился, даже слегка улыбнулся и сказал:
– А всё-таки пусть это и сорняки, но зато самые большие в мире. Скажете, нет?! Ну так как же, мэр, – добавил Далси после некоторого молчания, – дадите вы мне пожарную лестницу?
– Послушай, Далси, – сказал мэр. – Всё это хорошо, но дело в том, что от этих растений бывает… – он содрогнулся, – бывает сенная лихорадка!
Далси оглядел обеспокоенные лица сограждан, потом тряхнул головой и весело ответил:
– Чепуха! Не беспокойтесь за меня. Я здоров как бык. Меня не берёт никакая лихорадка!
Но мэр официальным тоном произнёс такие слова:
– В интересах здоровья и процветания всех жителей вверенного мне города, от их имени и по их поручению я предлагаю вам, как сознательному гражданину, немедленно вырубить все ваши сорняки!
– Вырубить?! – закричал Далси. – Уничтожить эти удивительные, эти прекрасные сорнячки?! Сровнять их с землёй?! Никогда! Слышите? Никогда и ни за что!
И тут Далси повернулся на каблуках и скрылся в оранжерее, что есть силы хлопнув дверью.
– Поговорили! – кисло ухмыльнулся шериф.
А мэр города молчал и с нескрываемым ужасом глядел на ветви амброзии полыннолистной с тысячами гигантских бутонов, невинно раскачивавшихся на ветру.
– Смотрите! – сказал дядюшка Одиссей. – Бьюсь об заклад, не пройдёт и нескольких часов, как все эти штуки раскроются, их пыльца… брр!.. Страшно подумать!
– Да, – произнёс мэр, – нельзя терять ни минуты. Дорог каждый миг. Мы сегодня же соберём чрезвычайное заседание городского управления и решим, какие меры принять. Начало в пять часов. Приглашаются все желающие. А до тех пор я буду находиться за своим служебным столом – и добро пожаловать ко мне с любыми мнениями и предложениями по данному вопросу… Никогда ещё нашему городу не грозила такая серьёзная опасность, – добавил он уже менее официальным тоном.