Но зато любую книгу, похожую на ту, которую он искал, Гомер быстро перелистывал от начала до конца, мусоля палец, и только тогда откладывал в общую кучу.
– Чтоб они не кончились, чтоб они не пончились!.. – гремел хор, и книги постепенно исчезали с полок, увеличивая и без того огромную гору на полу, на вершине которой, как орёл, сидел Гомер и просматривал всё новые и новые книги.
Было очень трудно делать несколько дел сразу: петь, танцевать, снимать книги с полок и доставлять их Гомеру, поэтому временами голоса начинали звучать устало. Но стоило кому-нибудь увидеть на переплёте или приклеенную к полке букву «О», или цифру «100», или там «800», как снова гремело могучее:
– Собирайте дырки в чистые пробирки!.. Пончики, пончики – целые вагончики!..
И чем громче они пели, тем быстрее танцевали вдоль полок; а чем быстрее танцевали, тем больше книг они собирали и относили Гомеру на просмотр. И в конце концов он сидел уже так высоко на горе из потрёпанных чёрно-синих книг, что просто было страшно за него, как бы он не упал оттуда и не разбился вдребезги.
Книги, попадавшие к Гомеру, были всякие: по искусству и биографии великих людей; по философии и по географии, по геологии и по зоологии, по анатомии и даже по экономике, не говоря уже о художественной литературе. Но ту самую книгу, которую он читал примерно год назад и где был напечатан рецепт, как избавиться от страшной обрушившейся на них болезни, ту бесценную книгу он пока ещё не обнаружил. Он почти готов был плакать от отчаяния, но, во-первых, этому мешало пение, а во-вторых, в нём всё ещё теплилась надежда, что вот эта… вот следующая книжка окажется той самой, единственной…
И у всех глядевших на неутомимого Гомера прибавлялось сил и мужества.
Фредди пел и танцевал уже не на первом этаже, а на втором, на балконе, уставленном книжными полками. Он сбрасывал оттуда синие и чёрные потрёпанные книги прямо на Гомера, а тот ловко ловил их со словами: «Будет дыркам в тесте тесно, будет тыркам в десте десно, будет просто расчудесно!», и на этот раз самый придирчивый хормейстер не уловил бы у него ни малейшего сбива в ритме или в мелодии.
Внезапно Фредди заметил что-то странное: две книги, пущенные его умелой рукой, пролетели мимо Гомера, а тот не обратил на них никакого внимания… В чём дело?
Что он, заснул, что ли? Нет, наоборот, Гомер во все глаза глядел на одну книжку рассказов в синем потрёпанном переплёте.
И прежде чем вы смогли бы пропеть «чики-пон, чики-пон», Гомер понял уже, что нашёл именно то, что нужно. А через несколько секунд это поняли все остальные и столпились у подножия книжной горы, не переставая петь и раскачиваться в танце.
– Луч надежды к нам проник из одной из синих книг! – пропело измученным голосом главное сопрано.
– Тише, тише, тише, тише, – подхватил хор, – пусть сидит на книжной крыше, головой пускай качает, нас быстрее выручает!
Гомер и в самом деле качал головой и вздрагивал в такт песне – словом, делал то же самое, что и другие. Но вот он уставился в книжку, заулыбался…
И вдруг случилось чудо!
В то время как другие качали головой, Гомер стал вздрагивать; когда же другие вздрагивали, Гомер качал головой… Это была огромная победа: Гомер вышел из общего ритма и перешёл на свой собственный… И потом с вершины книжной горы, перебивая песню о пончиках, Гомер продекламировал такие слова:
Кондуктор, отправляясь в путь,
Не режь билеты как-нибудь!
Стриги как можно осторожней,
Чтоб видел пассажир дорожный:
Синий стоит восемь центов,
Жёлтый стоит девять центов,
Красный стоит только три…
Осторожно режь, смотри!
Режьте, братцы, режьте,
Режьте осторожно,
Режьте, чтобы видел
Пассажир дорожный![6]
Прежде чем Гомер во второй раз прокричал: «Режьте, братцы, режьте, режьте осторожно…», его сограждане-певцы в первый раз за весь вечер сбились с ритма своей песенки о пончиках. А затем один за другим они принялись выкрикивать вместе с Гомером: «Режьте, братцы, режьте, режьте осторожно…», пока наконец все до единого – да, все до единого! – не начали отбивать ногами совсем другой ритм и радостно и согласованно вопить: «Кондуктор, отправляясь в путь, не режь билеты как-нибудь!», и так далее.
Эти слова повторял сейчас каждый, кроме Гомера. А он сидел в изнеможении на вершине книжного Эвереста и улыбался.
Все остальные между тем продолжали вопить своё: «Синий стоит восемь центов, жёлтый стоит девять центов, красный стоит только три… Осторожно режь, смотри!» – и притопывали ногами так сильно, что люстра качалась, как от бурного ветра.
Качались также немногие оставшиеся на полках книги – те, которым посчастливилось быть красного, или жёлтого, или зелёного цвета; раскачивались, словно пьяные, столбики с просьбой соблюдать тишину; раскачивались, наконец, сами декламаторы.
Но только не Гомер. Он спокойно сидел на книжном пике и спокойно улыбался.
Потому что он выздоровел! Да, совсем… Стал таким, как прежде.
Окончательно отдышавшись и отдохнув, Гомер, незамеченный, спустился вниз по книжному склону.
А внизу всё бушевало по-прежнему, только вместо песни у всех на устах были стихи: «Режьте, братцы, режьте, режьте осторожно!..» И все так были заняты этим кондуктором и его билетами, что совсем не обращали внимания на Гомера и на то, что он собирается делать. А тем временем Гомер, умело избегая столкновений со своими согражданами и лишь один раз случайно получив по спине удар дирижёрской тростью от троюродной сестры супруги почтаря Претта, не без труда пробрался к дверям на улицу.
Ему было нужно сейчас одно, только одно, для полного излечения всех тех, кто прежде пел, а теперь декламировал. Ему нужно было как можно скорее найти кого-нибудь, кто ещё не слышал «кондуктор, отправляясь в путь, не режь билеты как-нибудь!» И Гомер выскочил за дверь, чтобы поймать такого человека и немедленно привести его сюда.
Вы понимаете, конечно, что шансов на то, что Гомер встретит на улице именно того, кого он встретил, у него было не более, чем сто два к одному, ибо всего только сто два жителя Сентерберга находились сейчас за пределами городской библиотеки. Но как бы то ни было, этот один шанс тотчас же и подвернулся Гомеру в образе… кого бы вы думали? Да учительницы шестых классов! И направлялась она прямо в библиотеку, обеспокоенная длительным отсутствием своей будущей попутчицы – библиотекарши.
– Что там случилось с Нэнси? – закричала учительница. – Нам уже пора быть на вокзале!
– Вы должны помочь ей, мисс, – сказал Гомер. – И всем остальным тоже. Скорее, если хотите успеть на поезд!
Они помчались в библиотеку, ворвались в дверь, и Гомер сразу же указал пальцем на учительницу шестых классов – хотя вообще это и невежливо – и закричал так громко, как никогда раньше не кричал:
– Скажите ей!!! Скажите ей всё, что знаете!
И они сказали ей:
Кондуктор, отправляясь в путь,
Не режь билеты как-нибудь!
Они сказали ей сначала всего две строчки, но потом великодушно продолжили и выложили действительно всё, что знали:
…Стриги как можно осторожней,
Чтоб видел пассажир дорожный:
Синий стоит восемь центов,
Жёлтый стоит девять центов,
Красный стоит только три…
Осторожно режь, смотри!
Режьте, братцы, режьте,
Режьте осторожно,
Режьте, чтобы видел
Пассажир дорожный!
А их слушательница, как, наверно, все учителя шестых классов, оказалась весьма способной и быстро усваивающей. И не успели они вторично сообщить ей все эти факты, как она уже запомнила всё с начала до конца: и про кондуктора, отправляющегося в путь, и про его билеты, которые не рекомендуется стричь как бог на душу положит, а только так, чтобы пассажир непременно видел, как это делается…
И тогда все замолчали и остановились. Все, кроме учительницы шестых классов, которая начала во весь голос декламировать, а также притопывать каблуками. А бывшие солисты, хористы и чтецы-декламаторы уселись кто куда, чтобы отдышаться, снять обувь и дать отдохнуть усталым и гудящим ногам.
Фредди благодаря своему юному возрасту пришёл в себя раньше других и сразу же пробрался к Гомеру.
– Ну, и что дальше? – сказал он, кивая на кричащую и притопывающую учительницу шестых классов. – Что будем с ней делать? Или так оставим?
– Она скоро вылечится, – сказал с уверенностью Гомер. – Сразу, как только расскажет эти стихи кому-нибудь ещё, кто их не знает… Так же, как это сделал я, когда прочёл их всем вам, а потом вы, когда передали ей…
– Значит, их надо передавать, как эстафетную палочку? – спросил Фредди. – И если передашь, то уже выздоровел?
– Да, выходит, так, – подтвердил Гомер. – Точно, как сказано в книжке.
Фредди с минуту подумал, а потом спросил:
– Слушай, а этот, кому она расскажет, должен будет ещё кому-нибудь рассказать, верно? А тот ещё… и ещё… Когда же это кончится?
– Наверно, никогда, Фредди, – со вздохом сказал Гомер. – Кто-нибудь обязательно должен декламировать.
Фредди печально покачал головой и снова повернулся в сторону несчастной учительницы шестых классов, которая только что с новой силой принялась читать стихи с самого начала. Послушав их некоторое время, Фредди сказал:
– Вот плохо, если стишок так и не уйдёт из нашего города. Будет всю жизнь ходить, как по кругу!
– Выходит, по-твоему, лучше, – спросил Гомер, – чтобы все жители Сентерберга без конца пели песенку про пончики? Так, что ли? И потом, – продолжал Гомер, – не забывай, что учительница сейчас собирается в отпуск, верно? Значит, мы должны… мы должны… Я придумал! Надо сделать так, чтобы, перед тем как сесть в поезд, она никому – ни одной душе! – не рассказала этих стихов. Ни на улице, ни на вокзале – нигде! А когда уж поезд тронется – пусть!.. Тогда наш город будет избавлен от этой болезни!