Эйч-Оу надел женскую блузку из шёлка мышиного цвета, расшитую маками. Она доходила ему до колен, и её перехватывал украшенный драгоценными камнями пояс.
Выбранные наряды мы сложили в узелки, и Элис предусмотрительно купила булавок на пенни. Конечно, глупо было надеяться, что мы сможем пройтись по деревне в нашей цыганской одежде так, чтобы люди не начали отпускать замечания. Чем больше мы об этом думали, тем больше нам казалось, что неплохо бы уехать подальше, прежде чем начать цыганскую карьеру.
У женщины в лавочке, где Элис купила булавки, имелись осёл и повозка, и за два шиллинга она согласилась их одолжить: одни из нас смогут идти пешком, а другие будут ехать в повозке.
На следующее утро погода стояла ясная, и под голубым небом мы тронулись в путь. Мы тщательно умылись, но волосы просто пригладили щеткой, потому что в последний момент выяснилось, что расчески куда-то запропастились. Миссис Бил упаковала прорву сандвичей и ланч. Мы сказали, что собираемся рвать в лесу колокольчики, и, конечно, собирались и этим тоже заняться.
Повозку с осликом подогнали к нашим дверям, и мы тронулись в путь. Оказалось, что всем в повозку не поместиться, поэтому мы договорились бросить жребий – кому бежать сзади, а потом меняться каждую милю. Жребий пал на Дору и Эйч-Оу, но бежать им почти не пришлось. Освальд не встречал животное медлительней того осла. Когда же мы докатили до входной двери хозяйки осла, тот просто отказался двигаться дальше. Всё закончилось тем, что Освальд вылез из тележки, подошел к ослу и разобрался с ним, как мужчина с мужчиной. Ослик был маленьким, но огромной силы. Он растопырил все четыре ноги и откинулся назад, а Освальд растопырил две ноги и тоже откинулся назад, так что мальчик и передняя часть туловища ослика образовали сердитую и вздорную букву V. Освальд бесстрашно посмотрел ослу в глаза, а осёл посмотрел на Освальда так, словно принимал его за сено или чертополох.
Элис, не вылезая из повозки, колотила осла палкой, которую нам дали специально для этой цели. Остальные кричали. Всё напрасно!
Четыре человека, проезжавшие мимо в автомобиле, остановились, чтобы посмотреть на героическую борьбу. Они смеялись до тех пор, пока я не подумал: хоть бы они опрокинулись в своей противной машине. Однако всё было к лучшему, хотя Освальд в то время этого не понимал. Когда четверым надоело смеяться, они снова завели автомобиль, который поднял такой шум, что он проник в толстый череп осла, и тот тронулся с места без единого слова… В смысле без малейшего предупреждения. Освальд едва успел отскочить, чтобы не попасть под колёса, упал на землю и, покатившись кубарем, набрал полный рот пыли.
Люди в автомобиле повели себя так, как и следовало ожидать. Но несчастные случаи случаются даже с автомобилистами, когда они смеются слишком долго и слишком бессердечно. Водитель, смеясь, обернулся, а машина мгновенно закусила удила и врезалась в каменную стену церковного двора. Никто не пострадал, кроме автомобиля – позже мы узнали, что ему пришлось чиниться целый день. Так судьба отомстила за оскорблённого Освальда.
Освальд не пострадал (хотя вряд ли автомобилистов сильно бы взволновало, если бы он был ранен) и догнал остальных в конце деревни, потому что осел не мог слишком долго бежать во всю прыть. Триумфальное шествие двинулась дальше.
Мы не сразу нашли достаточно уединённый лес, подходящий для наших тайных целей. Рядом с нашей деревней лесов нет. Но наконец у Боннингтона мы нашли то, что нужно, и привязали своего благородного скакуна к столбу с цифрой, указывающей, сколько миль до Эшфорда. Быстро оглядевшись по сторонам и никого не обнаружив, мы нырнули со своими узлами в лес.
Нырнули мы туда самыми обычными существами, а вышли из него законченными цыганами, потому что у мистера Джеймсона, строителя, купили на пенни сока грецкого ореха и смешали с водой в аптечном пузырьке. Получилась первоклассная маскировка. И мы знали, что она смоется, в отличие от жидкости, которой мы однажды раскрасились во время незабываемой игры в «Книгу джунглей».
Мы надели великолепную одежду, взятую из чердачного клада мисс Сандал, но у Элис остался один маленький нераскрытый свёрток.
– Что в нём? – спросила Дора.
– Я собиралась придержать это на случай, если гадание не оправдает наших надежд, но не прочь показать вам сейчас, – ответила Элис.
Оказалось, что в свертке бубен, чёрные кружева, пачка папиросной бумаги и наши пропавшие расчёски.
– Да что это такое, во имя… – начал Дикки, но Освальд уже всё понял. У него удивительно острый ум.
– Браво, Элис, – сказал он. – Жаль, мне самому не пришло это в голову.
Элис была очень довольна добрыми словами брата.
– Может, лучше с этого и начнем? – спросила она. – Привлечём внимание публики, а уже после будем предсказывать судьбу. Понимаете, – любезно объяснила она Дикки, Эйч-Оу и Доре, которые всё ещё ничего не понимали (хотя Ноэль догадался почти так же быстро, как я), – понимаете, мы будем играть на расчёсках, прикрыв лица, чтобы никто не увидел, что у нас всего-навсего расчёски. Пусть думают, что это губные гармошки или какие-нибудь дорогие инструменты с далёкого Востока, на которых играют для султанов в зенанах. Давайте попробуем исполнить одну-две мелодии, чтобы убедиться, что все расчёски играют, как надо. У Доры такие большие зубы, что я бы не удивилась, если бы у неё вообще ничего не вышло.
Итак, мы наложили папиросную бумагу на расчёски и сыграли «Героев», но получилось ужасно. «Девушка, которую я бросил» вышло уже получше, как и «Бонни Данди». Но мы решили, что для начала надо будет сыграть «Завоевание» или «Смерть Нельсона».
Ужасно жарко играть на расчёсках с лицами, прикрытыми чёрным кружевом, но когда Освальд исполнил одну мелодию без вуали, чтобы посмотреть, как сейчас выглядят другие, он невольно признал, что вуали действительно придают исполнению очарование загадочности, не свойственное обычной игре на расчёсках.
Поиграв для пробы, мы все немного запыхались, а поскольку осел вёл себя спокойно, щипал траву и отдыхал, мы решили тоже отдохнуть.
– Мы не должны заноситься, отказываясь брать пример с животного, – сказала Дора.
Итак, мы пообедали в лесу: развели небольшой костер из хвороста и еловых шишек, чтобы как можно больше походить на цыган, и расселись вокруг огня. В ярких нарядах, среди того, что было бы для нас родным домом, будь мы на самом деле цыганами, мы представляли собой очаровательное зрелище. Мы понимали, как прекрасно выглядим, и не хотели уходить от костра, хотя дым ел глаза, и вся еда продымилась.
В лесу было сыровато, вот почему костер так дымил. Мы сидели на своих куртках, которые сняли, переодеваясь. В повозке нашлась попона, и мы решили, что сейчас она нам нужнее, чем ослу, поэтому и её превратили в подстилку. Я не помню, чтобы мы когда-нибудь ещё так весело обедали. Мы выглядели очень романтично и не спешили покончить с едой до тех пор, пока сил уже не стало терпеть едучий дым.
Тогда мы собрали много колокольчиков и очень тщательно затоптали костер, потому что знаем: леса поджигать нельзя. Связав свою одежду в узлы, мы выехали из тенистого леса на яркий солнечный свет, выглядя такой многоцветной компанией цыган, что лучше и не пожелаешь.
Когда мы покидали дорогу, на ней никого не было, но теперь мы увидели несколько путников, в том числе в повозках. И мимо нас проехало несколько экипажей. Все до единого люди таращились на нас, но удивления в их взглядах было меньше, чем следовало ожидать. Нами заинтересовались, но никто не выкрикивал грубых слов, а ведь англичане при виде чего-то необычного часто так делают, причем не только бедняки.
Мы спросили одного человека в воскресной одежде (чёрном костюме и синем галстуке), куда все направляются. Все двигались в одну и ту же сторону и выглядели так, будто собрались в церковь, хотя был всего лишь четверг.
– Наверное, туда же, куда и вы, – ответил человек.
А когда мы спросили, куда же это, он велел нам отцепиться. Что мы и сделали.
Пожилая женщина в самой тяжёлой шляпке, какую я когда-либо видел, и самой высокой (шляпка смахивала на чёрную церковную колокольню) раскрыла нам тайну, и мы узнали, что во владениях сэра Уиллоуби Блоксона проходит праздник первоцветов.
– Я бывал на празднике первоцветов, и ты тоже, Дора, – заметил Освальд. – Люди на них так скучают, что с радостью отдадут золото, чтобы увидеть туманное будущее. Кроме того, деревни опустели, в домах не окажется никого, кроме идиотов, младенцев и тех, кто за ними присматривает.
И мы решили ехать на праздник.
Народу становилось всё больше, а когда мы добрались до ворот жилища сэра Уиллоуби (на воротных столбах разлеглись львы), нам велели отогнать запряжённую осликом повозку на конюшенный двор. Мы послушались и пережили момент гордости, когда чопорному конюху пришлось согнуть свою гордую спину, чтобы дотянуться до головы осла Бейтса.
– Просто здорово! – сказала Элис, а Ноэль добавил:
– Иностранных принцев хорошо принимают в этом дворце.
– Мы не принцы, мы цыгане, – напомнила Дора, подтыкая его шарф. Шарф все время разматывался.
– Но ведь бывают цыганские принцы, – сказал Ноэль, – раз есть цыганские короли.
– Не всегда сначала нужно быть принцем, чтобы после стать королем, – ответила Дора. – Не дёргайся так, а то не получится поправить шарф. Иногда королем становится тот, кто не был принцем.
– Вряд ли, – возразил Ноэль. – Прежде чем стать королем, надо обязательно побыть принцем, точно так же, как сперва надо побыть котенком, прежде чем стать кошкой, или щенком, прежде чем стать собакой, или червём, прежде чем стать змеёй, или…
– А как насчет короля Швеции? – начала Дора, но тут к нам подошел очень приятный высокий худой мужчина, у которого в петлице были белые цветы, как на свадьбе.
– Кто даёт это представление? – спросил он. – Гм, а?
Мы сказали, что мы даём.
– Вас здесь ждали?
Мы сказали, что вряд ли, но мы надеемся, что возражать никто не будет.