– У нас нет лицензии разносчиков, – ответил Освальд.
Если бы это происходило в книге, полицейского тронула бы до слез простая честность Освальда. Он сказал бы: «Благородный мальчик!» и заявил, что задал вопрос только для того, чтобы проверить нашу честность. Но в жизни всё идет не так, как в книгах, я заметил очень много отличий. Вместо того чтобы вести себя, как книжный полицейский, тупоголовый констебль сказал:
– Будь я проклят, если не был в этом уверен! Что ж, мелюзга, вы отправитесь со мной к сэру Джеймсу. Мне приказано передать следующее дело ему.
– Дело? – переспросила Дора. – Ой, не надо! Мы не знали, что поступаем нехорошо. Мы просто хотели…
– Как же, как же, – перебил констебль. – Можете рассказать всё это судье, и всё, что вы скажете, будет использовано против вас.
– Я уверен, что так и будет, – проговорил Освальд. – Дора, не опускайся до споров. Пошли отсюда, возвращаемся домой.
Полицейский начал причесываться расчёской, в которой не хватало половины зубцов, и мы повернулись, чтобы уйти. Не тут-то было! Прежде чем кто-нибудь из молодых и нетерпеливых торговцев смог забраться в повозку, полицейский схватил осла за уздечку. Мы не могли бросить нашего благородного скакуна… А кроме того, он был даже не наш, а Бейтса, что делало надежду на бегство совсем призрачной. К лучшему или к худшему, нам пришлось идти туда, куда повели осла.
– Не плачьте, ради бога! – вполголоса строго сказал Освальд. – Прикусите губы. Делайте долгие вдохи. Не дайте ему увидеть, что мы не хотим с ним идти. Это чудовище – всего лишь деревенский полицейский. Сэр Джеймс окажется джентльменом, уж он-то поймет! Не позорьте дом Бэстейблов. Послушайте! Встаньте шеренгой по двое… Нет, лучше гуськом, ведь нас мало. Элис, если ты будешь хныкать, я никогда больше не скажу, что тебе следовало бы родиться мальчиком. Эйч-Оу, закрой рот, тебе-то ничего не сделают – ты слишком маленький.
– Я пытаюсь не хныкать, – сказала Элис, хватая воздух ртом.
– Ноэль, – продолжал Освальд, демонстрируя, как это часто бывало, блестящие качества прирожденного лидера и полководца, – не трусь. Вспомни, как Байрон сражался за греков при Месо… Как его там. Он не жаловался, и он был поэтом, как и ты! А теперь послушайте: давайте относиться к этому, как к игре. Дора, ты самая старшая. Запевай… Любую песню. Мы будем маршировать и покажем этому подлецу, что мы, Бэстейблы, не боимся его, кем бы он ни был.
Может, вам и трудно будет в это поверить, но мы действительно затянули песню. Мы пели «Британских гренадеров», а когда полицейский велел нам прекратить, не замолчали.
– Пение – это не собаки и не торговля вразнос, – сказал Ноэль. – Для пения лицензия не нужна.
– Ну, скоро вы у меня попляшете! – сказал полицейский.
Но ему пришлось смириться с нашим мелодичным пением, потому что он знал: нет такого закона, который запрещал бы петь.
Мы продолжали пение, и вскоре оно начало звучать более непринужденно. Вслед за ослом и повозкой Бейтса мы вошли в ворота, потом протопали по дорожке между высокими деревьями и очутились на лужайке перед большим белым домом. При виде дома мы перестали петь и приготовились вести себя вежливо с сэром Джеймсом. На лужайке собралось несколько дам в красивых голубых и зелёных платьях, и это нас подбодрило. Дамы редко бывают бессердечными, особенно молодые.
Полицейский остановил осла Бейтса напротив большой парадной двери с колоннами и позвонил в колокольчик. Наши сердца бешено колотились. Мы бросали полные отчаяния взгляды на дам. Затем, совершенно неожиданно, Элис издала такой вопль, перед которым индейские боевые кличи – просто ничто, бросилась через лужайку и обхватила одну из дам за талию.
– Как я рада! – воскликнула Элис. – О, спасите нас! Мы не сделали ничего плохого, правда-правда, ничего!
И тут мы поняла, что эта дама – наша собственная миссис Красный Дом, которая нам так понравилась. Мы все бросились к ней и, не успели полицейскому открыть дверь, рассказали, что случилось. Остальные дамы отвернулись, когда мы подошли к миссис Красный Дом, и вежливо удалились за кусты.
– Ну же, ну же, – сказала миссис Красный Дом, похлопывая по плечам Элис, Ноэля и всех остальных, до кого смогла дотянуться. – Не волнуйтесь, дорогие, не волнуйтесь. Я всё улажу с сэром Джеймсом. Давайте сядем поудобнее и отдышимся. Я так рада вас видеть! На днях мой муж обедал с вашим отцом, а я собиралась приехать и повидаться с вами завтра.
Вы не представляете, как мы обрадовались и в какой безопасности себя ощутили, найдя того, кто знал, что мы Бэстейблы, а не бродяги, за которых нас принял полицейский.
Мы увидели, что заблуждающийся полицейский разговаривает с человеком, который открыл ему дверь. Затем краснолицый констебль подошел к нам.
– Перестаньте беспокоить леди, – сказал он, – и пойдемте со мной. Сэр Джеймс в своей библиотеке и готов вас судить, так-то вот.
Миссис Красный Дом вскочила, и мы тоже. Она сказала с улыбкой, как будто ничего не случилось:
– Доброе утро, инспектор!
У констебля сделался довольный и удивленный вид. Этого и следовало ожидать, потому что от должности инспектора его отделяло еще много-много времени и миль.
– Доброе, доброе утречко, мисс, – ответил он.
– По-моему, произошла небольшая ошибка, инспектор, – сказала миссис Красный Дом. – Наверное, один из ваших людей слишком рьяно выполнял свои обязанности. Но я уверена, что вы во всем разберётесь. Я сейчас гощу у леди Харборо, и эти дети – мои дорогие друзья.
Полицейский стал выглядеть очень глупо, но что-то сказал о торговле без лицензии.
– О нет, никакой торговли не было! – заверила миссис Красный Дом. – Ничего подобного. Они просто играли, знаете ли. Ваши подчинённые совершили большую ошибку.
Честность велела нам сказать, что полицейский был своим единственным подчинённым и не ошибся; но перебивать, особенно даму, невежливо, поэтому мы промолчали.
– Извините меня, мисс, – твёрдо сказал полицейский, – но сэр Джеймс дал мне точные указания тут же доложить ему, если я поймаю кого-нибудь за торговлей без лицензии.
– Но, видите ли, вы их за торговлей не поймали. – Миссис Красный Дом достала из сумочки деньги. – Вы могли бы передать это своим подчинённым, чтобы смягчить допущенную ими ошибку. Знаете, ошибки иногда приводят к неприятностям. Вот что я сделаю: пообещаю ни слова не говорить о случившемся сэру Джеймсу, поэтому и винить будет некого.
Мы, затаив дыхание, ждали ответа полицейского. Он заложил руки за спину и, наконец, сказал:
– Ну, мисс, вам каким-то образом удалось сбить полицию с толка, что случается не часто, и будь я проклят, если знаю, как вы это делаете. Но сэр Джеймс ждёт, когда я предстану перед ним с обвинением. Что мне ему сказать?
– О, всё, что угодно. Наверняка кто-нибудь ещё натворил что-то такое, о чём можно рассказать судье?
– Ну есть дельце с парой капканов и забрасыванием сетей ночью, – медленно сказал полицейский, приближаясь к миссис Красный Дом. – Но я, конечно, не могу взять ваши деньги.
– Разумеется, – кивнула она. – Прошу прощения за это предложение. Лучше я дам вам свое имя и адрес, и, если когда-нибудь смогу быть чем-нибудь вам полезной…
Она повернулась к нам спиной, записывая адрес взятым у констебля огрызком карандаша. Но Освальд мог поклясться, что слышал, как звякнули деньги, и что в бумажку, которую она дала полицейскому, было что-то завернуто.
– Извините за небольшое недоразумение, – сказал констебль, ощупывая бумажку. – Моё почтение, мисс, вам и вашим юным друзьям. Я лучше пойду.
И он ушел… К сэру Джеймсу, наверное. Теперь он выглядел совершенно ручным. Надеюсь, людям, которые расставляли капканы, не сильно попало.
– Всё в порядке, – сказала миссис Красный Дом. – Дорогие дети, вы должны остаться на обед, и мы прекрасно проведём время!
– Вы такая милая принцесса, – медленно проговорил Ноэль. – Вы принцесса-ведьма, обладающая магической властью над полицией.
– Это не очень красивый вид магии, – сказала она со вздохом.
– В вас всё красиво, – заявил Ноэль.
Я увидел, что он начинает корчить рожи, которые всегда предшествуют его поэтическим припадкам. Но прежде чем его скрутил приступ, остальные очнулись от оцепенения и закружились вокруг миссис Красный Дом в благодарственном хороводе.
Девочки пели:
– Роза красная,
фиалка голубая,
Гвоздика сладкая,
Как и ты!
Они повторяли это снова и снова, так что нам пришлось присоединиться к пению, хотя я думаю, что более мужественным было бы спеть: «Ты славный парень».
Внезапно наше пение прервал знакомый голос:
– Ну и ну!
Мы перестали танцевать. Оказывается, вернулись дамы, которые вежливо удалились, когда мы заметили миссис Красный Дом. И одной из этих дам была миссис Бакс! Она курила сигарету, и мы поняли, почему в белом доме пахло табаком.
– О! – дружно выдохнули мы – и замолчали.
– Те ли это ученики воскресной школы, с которыми я жила три долгих дня? – спросила миссис Бакс.
– Простите, пожалуйста, – тихо сказала Дора, – мы бы не стали шуметь, если бы знали, что вы здесь.
– Наверное, – кивнула миссис Бакс. – Хлоя, ты, кажется, ведьма. Как тебе удалось оживить шестерых моих тряпичных кукол?
– Тряпичные куклы! – вскричал Эйч-Оу, прежде чем мы смогли его остановить. – По-моему, вы ужасно злая и неблагодарная! А мы-то еще заплатили шесть пенсов за то, чтобы шарманщики ушли!
– У меня голова идет кругом, – сказала миссис Бакс, схватившись за голову.
– Эйч-Оу очень груб, простите, – извинилась Элис. – Но трудно сдержаться когда нас обзывают тряпичными куклами, хотя мы всего лишь пытались сделать то, что нам велели.
А потом, отвечая на вопросы миссис Красный Дом, мы рассказали, как отец умолял нас вести себя тихо и как мы честно пытались это сделать. Когда мы закончили рассказ, миссис Бакс начала смеяться, и миссис Красный Дом тоже.