– Отличная работа, Гатри, – похвалил Холмс. – Этого я от вас и ждал.
Я заметил, что он просмотрел почти вдвое больше документов, и решил, что меня похвалили не столько за результат, сколько за усердие.
– Однако вы успели больше.
– Да, но в европейских депешах куда проще выявить сведения, имеющие касательство к Братству, чем в восточных. Я положился на вас, потому что вы, с вашим недавним опытом, сумели бы лучше меня вникнуть в содержание депеш. Мне не обойтись без обширного сопоставления источников. – Он взглянул на плоды собственного труда. – С другой стороны, я почти ежедневно имею дело с европейскими депешами.
– Но вы уверены, что эти две сферы связаны между собой?
Я понимал, какое это искушение – повсюду видеть руку Братства и приписывать его злонамеренному вмешательству все наши трудности, но такой взгляд на вещи чересчур упрощал сложные международные отношения.
– Вне всякого сомнения, – ответил Холмс. – И, думаю, вы со мной согласитесь, ведь именно вы с Саттоном впервые заметили эту связь. – Он потянулся и зевнул. – Кстати о Саттоне: поскольку он отсутствует, вскоре мне самому придется отправиться в клуб.
– В такое ненастье? – ахнул я.
– В любую погоду. Мы, англичане, должны с почтением относиться к ненастью: если зима – ангел-хранитель России, то ненастье – ангел-хранитель Англии. – Он поднял бровь и воззрился на меня: – Полагаю, шотландец в этом со мной согласится.
– Признаю, что вы правы, – недоверчиво улыбнулся я.
– Принимаю ваш ответ. Когда я вернусь из клуба, мы с вами пообедаем, а потом посмотрим, что еще нужно сделать.
– Как вы думаете, до которого часа мы будем трудиться? – Я полагал, что мы засидимся до ночи, но не хотел произносить этого вслух.
– Это будет зависеть от того, насколько быстро мы обнаружим то, что ищем, – весело сказал Холмс. – Если ничего не найдем, то в десять прекратим работу, годится?
– Хорошо, – ответил я, безрадостно размышляя о возвращении домой.
Я сознавал, что мое недовольство отчасти связано с утренним происшествием в Грин-парке, и утешался тем, что ни один убийца в такую ночь носу из дома не высунет и что буря, которая меня тревожит, послужит мне защитой.
– Дорогой Гатри, я понимаю, что многого требую от вас. Такого преданного и верного человека еще поискать. У вас недюжинный ум, и вы умеете мыслить самостоятельно, а это большая редкость. Если бы не вся эта путаница, после обеда я с удовольствием отпустил бы вас домой, но не могу, пока Викерс и Браатен, словно волки, рыщут неподалеку. – Холмс снова принялся мерить кабинет шагами, одновременно теребя свою часовую цепочку. – Времени почти не осталось. Это меня беспокоит, но вместе с тем и воодушевляет: значит, у нас еще есть возможность подготовиться к схватке с Братством, что бы там они ни замышляли. Мы можем быть уверены, что их возвращение в Англию – лишь первый шаг в осуществлении большого плана. Чем дальше, тем сложнее будет остановить эту горную лавину, которая, однажды придя в движение, способна низвергнуть тонны снега. У нас совсем немного времени, чтобы застопорить ее движение или уменьшить мощь. Надо сделать все, что в наших силах, чтобы пресечь их козни в самом начале. Нельзя пасовать теперь, когда у нас появился шанс справиться со злом. – Он взял со стола несколько депеш и, нахмурившись, стал читать. – Не могу взять в толк, зачем им понадобилось увязывать рушащуюся Османскую империю с Британией и как они намереваются использовать обе державы в своих интересах. Когда я найду ответ, мы будем вооружены.
– Быть может, связь между ними – еще один ложный след, призванный ввести нас в заблуждение? – предположил я.
– Это возможно, но представляется мне маловероятным, во всяком случае на данной стадии наших поисков. Меня особенно беспокоит Восточная Европа. В этом уголке мира существует целый клубок давних противоречий, которые вполне могут использоваться для свержения властей или же развязывания мелких затяжных войн, которые лишат эти страны доходов и подорвут торговлю и промышленность целого региона. Обескровленные таким образом государства падут жертвой Братства, которое начнет тянуть из них соки. – Он глубоко вздохнул. – Вспомните, что поместья леди Макмиллан расположены в восточной части Германии, а именно – на чешских землях.
– А ведь верно! И, если память мне не изменяет, в тех краях неспокойно, – сказал я. Пока Холмс не упомянул об этом, подобные мысли не приходили мне в голову. Теперь же все стало на свои места. – В последнее время чехи переживают нелегкие времена.
– Да, – ответил Холмс, – и не только чехи, но и словаки, и поляки, и Австро-Венгрия, особенно на восточных и южных своих границах. – Он подошел ко мне. – Посеять смуту в этом регионе – от Греции до Латвии – не составит большого труда.
– Но опасность не… – Я осекся. – А договоры?
– Вот именно, договоры, – мрачно промолвил Холмс. – Братство сможет втянуть в войну всю Европу, если ему удастся с помощью международных договоров разжечь между крупнейшими европейскими державами множество региональных конфликтов. Уже сейчас большие государства стремятся сохранить в Европе стабильность. Даже царь хочет спокойствия для России – помните, как он поддерживал разговоры о сокращении вооружений? – так что реформы возможны даже в его огромной стране. Но если Восточная Европа запылает, никто не сумеет остаться в стороне. Британия, как могла, использовала свое влияние, чтобы поддерживать на континенте относительное спокойствие.
– И должна не ослаблять своих усилий еще многие годы, – заметил я, зная, что это одна из главнейших целей Холмса.
– Да, пока в Англии спокойно. Но если Братство внедрит своих людей в наше правительство, кто тогда поручится, что порядок будет долгим? А вдруг нас втянут в бесчисленные раздоры и мы не сумеем выпутаться из них, как бы нам этого ни хотелось? Хитрый ход с леди Макмиллан лишь репетиция грядущих свар. – Он остановился у камина. – Надо дать им понять, что Англия не станет участвовать в ничтожных спорах, которые они могут затеять.
– Какая жалость, что сэр Камерон позволяет себя дурачить, – не без иронии заметил я.
– Это так, Гатри, – вздохнул Холмс, – но что мы можем поделать? Едва ли он прислушается к предостережениям.
– Может, кого-нибудь он все-таки послушает? – наудачу спросил я, не в силах представить себе, кто бы это мог быть.
– Сомневаюсь, – ответил Холмс. – Он не склонен следовать ничьим советам, кроме собственных.
Я немного подумал, а затем спросил:
– Вы считаете, что леди Макмиллан тоже в этом замешана? Она сознательно действует в интересах Братства?
– Понятия не имею, – ответил Холмс. – И это меня тревожит, должен вам сказать. – Он задумчиво уставился на пламя в камине. – Коль скоро ее используют втемную, нам не нужно беспокоиться о том, что́ она скажет сэру Камерону. Но если она состоит в организации, все становится гораздо опаснее и серьезнее.
– Вы намерены побеседовать с ней?
Вряд ли ему хотелось идти на прямой контакт, хотя в прошлом он уже применял столь обезоруживающие методы.
– Нет, иначе можно все испортить.
– Почему? Мы разгадали их хитрость, и они об этом не знают, – с несколько наигранной убежденностью возразил я. – Неужели это не дает нам преимущества?
– Разве только совсем небольшое, – признал Холмс. – Но у них в запасе, скорее всего, несколько способов достижения цели, если я хоть что-нибудь смыслю в методах Братства.
Он дотронулся до потемневшего рубца на запястье – всем новым членам Братства накалывали на этом месте татуировку. Я вновь спросил себя, откуда у него этот рубец.
– Если ответы сокрыты в этих книгах, мы найдем их. Пусть даже нам придется работать по воскресным дням. Я безропотно снесу и это, – твердо произнес я, хотя знал, что моя добрая богобоязненная матушка была бы потрясена, услышав от меня такое.
– Не думаю, чтобы у нас были причины беспокоиться, – сказал Холмс. – Кто нас выдаст? Тьерс?
Я вежливо засмеялся, но вновь подумал о тех, кто противостоял нам: они пойдут на все, если задумали свалить Майкрофта Холмса. Воскресенье не считается у них священным днем отдыха. Напротив, они презирают подобные вещи. Остановить их сможет лишь тюрьма или смерть, и смерть для таких отпетых негодяев – более надежная кара. Я вдруг осознал, что готов хладнокровно расправиться с ними, и это причинило мне внезапную острую боль. Что со мной происходит? Противоборствуя этим людям, я начал уподобляться им, словно сам был из их числа. В смятении я схватился за лежавшие передо мной депеши и заставил себя заняться ими.
– Гатри, – с волнением в голосе промолвил Холмс. – Я понимаю, как много вы сделали для меня. Я полностью доверяю вам.
– Вы очень добры, сэр, – проговорил я.
– Вовсе нет, – сухо ответил он. – Я беззастенчиво использую вас. Хочу, чтобы вы знали: я понимаю, что́ делаю.
– Не нужно извиняться, – сказал я, чувствуя, что щеки мои запылали.
– Я и не извиняюсь, – несколько оживившись, возразил Холмс. – Просто готовлю вас к тому, что предстоит еще много работы.
Я облегченно рассмеялся и отложил депеши в сторону.
Ненастье не стихает. Мне жаль всякого, кому случилось в такой день оказаться на улице: там очень сумрачно, хотя на часах всего десять минут пятого; ветер сбивает с ног. Он наделает немало бед; не удивлюсь, когда узнаю, что немало деревьев было повалено и стекол повыбито. Через полчаса станет совсем темно, и на улицу нельзя будет носу высунуть. Надеюсь, что, когда Г. придет время отправляться к себе на Керзон-стрит, худшее будет уже позади.
Я отнес караульным из Золотой Ложи грогу, но это едва ли спасет их от холода и сырости. Больше всего меня тревожит, что им приходится в такую бурю стоять на посту. Если они заболеют, я буду чувствовать себя отчасти ответственным за это, хотя они выполняют распоряжение своих хозяев. Предполагаю, что они наблюдают за домом, отсиживаясь в экипаже – и только потому, что одинокий всадник под проливным дождем вызовет подозрения, тогда как закрытый экипаж – «кларенс» или «милорд» – едва ли будет кем-нибудь замечен…