[71] тучи взметнулись
ввысь на тысячи чжанов.
Пять священных вершин пожелали
многих счастливых весен.
Травы желтеют, листва опадает —
жизни ход неизменен,
Дун свирепый и смелый Цао[72]
ханьский ствол подрубили.
Время Шести династий настало,
пудреных государей.
Яшма-роса, многоцветный иней
в лед узорчатый вмерзли.
«Шесть» и «девять» кружились, вращаясь,
государи сменялись.
Им вослед воссиял мудрейший
танский Тайцзун император.
Частная жизнь его мраком покрыта —
смертному трудно постигнуть.
Не подражайте тем стихоплетам —
им властитель потеха.
В прошлые годы огни тревоги
дни напролет не гасли.
Третья луна, зацветающий персик,
отсвет на яшмовой гриве.
Тень от лошади в полнолунье
сходна с огромным луком[73],
След двух звезд высоко в поднебесье
сходен с мечом могучим.
Красный Старец не пожалеет
чистую яшму и камень,
Войску Драконову безразличны
души в волнах Сяншуя.
Ночью ветер песком засыпал
трупы безвинно убитых,
Только потоки слез поминальных
точат узоры на камне.
Все возроптали и осуждают
танского Сына Неба,
Где уж понять вам, что цветущей сливы
наш повелитель прекрасней!
Император Тан только что возвратился из тронного зала, где он обсуждал государственные дела со своими советниками. Император пил вино, любовался цветами, а потом вдруг уснул и увидел во сне драконьего царя, и тот кричал ему: «Государь! Спаси меня! Спаси меня!»
Двор Сына Неба враз затопила
скорбей-печалей река.
Шлет он на золоченых дощечках
верным слугам указ:
«Мигом посланца небес доставьте,
он дракона убил.
Пусть полководцы – Черный и Белый —
явят усердье свое».
Крепче каната царское слово —
нынче извращено.
Бабочка ввысь, в поднебесье, взлетела —
старый убит дракон[74].
Как же случилось, что обезглавлен
мудрый драконий князь?
Месяц сияет, чертог государев,
грохот дворцовых ворот.
Утром запрячь скакуна поленился,
чтобы умчаться прочь.
Лекарю прибыть повелел он
прямо сюда, во дворец.
Демон на пятый день появился,
а государь[75] ушел
В рощу, где девять подземных потоков,
к людям древних времен.
Адский чиновник обманом добавил
к жизни и дней и лун[76].
Яшмовый Феникс обрел дыханье,
слабый свет замерцал.
И оказался меж жизнью и смертью
умерший государь[77].
Земли вновь обозрел повелитель,
словно в былые года.
Души томятся на дне колодца[78],
кто и когда их спасет?
Просит правитель, чтобы спасителем
стал монах Сюаньцзан.
Яшмовый гонг, золотой колокольчик
к страждущим воззовут,
Ряса монашья[79], как черное знамя, —
снимет заклятие с душ.
Сам Бодхисатва великий явился,
чтоб обсудить Закон.
Должен сыскаться монах-паломник,
съездить в Западный Край.
Прямо возле китайской границы
сел на коня монах[80],
Скорбь в Убежище Тигра рождало
несовершенство людей.
Много потом на горе Двуглавой
книг перевел святых,
Возле горы Пяти Элементов
ученика приобрел.
Желтый дракон оленя лилового
съел у Потока Камней.
Белую стену в Лесу Ароматном
призрачный свет объял.
Дул ураган в горящие очи,
труден на Запад был путь.
Только примчался Линцзи[81] на помощь —
тяготы сгинули в мир.
Мудрая Обезьяна гадала
по волшебной черте —
Тотчас Свинья[82] покорилась монаху,
низкий отбила поклон.
Речка Текучих Песков на закате,
грохот на тысячи ли.
Вместе со всеми, мир познавая,
к чистому знанью приник.
Круглая рыба-свинья и вправду
водной пучины плод.
К вечеру чистую цитру сменили
гулкие колокола.
Вырван женьшеня священный корень
под Обезьяний плач,
Дама по прозвищу Белые Кости[83] —
в пышном густом лесу.
Только Цзинь Гун ушел – обернулся
тигром Танский монах.
К счастью, бык подвернулся, и горький
плач донесся тотчас.
В лотосо-яшмовой чудо-пещере
длится и длится ночь.
Белый Олень со Звездой Долголетья
встретился под горой.
Танский монах при жестоком ветре
весело танцевал.
Брат государев канул бесследно
в черной-пречерной воде.
Не обязательно Будде и Лао-цзы
между собой враждовать.
Черная, желтая кровь – но с отравой
жизни равно лишены.
Сердце с сердцем вдвоем укрыли
мраком и землю и твердь.
Двух Обезьян ум небывалый
ввел Гуаньинь в обман.
Вспыхнул банан, и пламя мгновенно
выжегло горный склон.
Конь, отвязавшись от ивы зеленой,
тихо побрел вспять.
Дни и ночи собраны в Башне
Миллионов Зеркал,
Как угадаешь тот день, в который
узришь Священную Твердь.
Гэцянхуа допела до конца, склонила голову к лютне и глубоко вздохнула, словно мысли ее витали где-то далеко-далеко.
Когда Сунь Укун, прятавшийся за холмом, услыхал про Башню Миллионов Зеркал, в сердце его закралось страшное подозрение. «В Башню Миллионов Зеркал я попал только вчера, – подумал он. – Откуда она знает про это?» Сунь Укун ужасно разозлился и желал только одного – как можно скорее разделаться с Владыкой Маленькой Луны и понять, что происходит с ним в этом Зеленом-Зеленом Мире. А если вы не знаете, чем все кончилось, прочтите следующую главу.
Когда Сян Юй рассказывал свои истории, то были истории внутри истории. А на сей раз была песня внутри истории.
Глава тринадцатая
В Пещере Зеленых Бамбуков
встречает Укун старика;
Ищет Цинь Шихуана
в зарослях тростника.
Когда Сунь Укун, прячась за холмом, услыхал про Башню Миллионов Зеркал, он ужасно разозлился, выхватил из уха свой посох, прыгнул прямо на Башню и стал что было силы размахивать своим оружием, но все его удары разили пустоту. Изругав последними словами Владыку Маленькой Луны, он воскликнул:
– Какого царства ты повелитель, что осмеливаешься обманом держать здесь моего учителя?
Владыка Маленькой Луны продолжал улыбаться и беседовать со своим гостем как ни в чем не бывало. Тогда Сунь Укун накинулся с бранью на певичек:
– Эй вы, поганые девки! Дуры слепые! Что вы тут распеваете песни перед волосатым монахом?
Но слепые певицы и ухом не повели, словно ко всему прочему еще и оглохли. Сунь Укун крикнул:
– Учитель! Давайте уйдем отсюда!
Но и Танский монах не услышал его слов.
Сунь Укун не знал, что и думать. «Я что, сплю? – сказал он себе. – Или в Зеленом-Зеленом Мире все безглазые, безухие и без языка? Вот смехота! Попробую-ка еще раз разведать, настоящий это учитель или нет, а для этого приму облик того, кто устроил переполох в Небесном Дворце. Только на сей раз не буду горячиться». Он положил посох на прежнее место, прыгнул на холм, стоявший напротив Башни, и стал наблюдать за происходящим.
Он увидел, что Танский монах все время плачет, а Владыка Маленькой Луны утешает его:
– Почтенный Чэнь, зачем давать волю печальным мыслям? Позвольте спросить вас, следует ли долбильщикам дыры в небе продолжать свою работу? Если вы решили не идти дальше, я отзову небесных ходоков и отправлю их домой.
– Еще вчера я не знал, как мне быть, но сегодня решился. Я дальше не иду, – ответил Танский монах.
Владыка Маленькой Луны был очень доволен. Он не мешкая отправил человека сообщить небесным ходокам, что нужда долбить дыру в небе отпала. Еще он велел певичкам нарядиться как подобает и показать какой-нибудь спектакль. Певички разом упали на колени и сказали:
– Почтенный Владыка, сегодня мы не можем исполнить ваше желание.
– Что за причуда! – воскликнул Владыка Маленькой Луны. – В календаре отмечаются только благоприятные и неблагоприятные дни для жертвоприношений, посадки растений, начала учебы в школе, церемонии посвящения в мужчины и отъезда из дома. В нем ничего не говорится о представлениях.
– Не то чтобы день неблагоприятный, почтенный Владыка. Просто сегодня это было бы некстати, – настаивали на своем певички. – Господина Чэня терзают десять тысяч печалей и тысяча скорбных дум, и если мы покажем трогательное представление, то, боимся, он разрыдается.