ороскоп. Когда я открыл ему мои восемь знаков, он был поражен, встал, учтиво мне поклонился и сказал: «Прошу прощения! Прошу прощения!» Потом он назвал меня «маленьким начальником» и сказал, что мои восемь знаков в точности такие же, как у Великого Мудреца, Равного Небу. Мне помнится, Великий Мудрец, Равный Небу, как-то устроил большой переполох в Небесном Дворце и на всех там нагнал страху. А теперь он вот-вот станет Буддой. Если у меня такие же восемь знаков, как у него, разве могут они быть неблагоприятными?
– Великий Мудрец, Равный Небу, родился в первый день первого месяца первого года шестидесятилетнего цикла, – сказал старик.
– Точь-в-точь как я, – сказал Сунь Укун. – Я тоже родился в первый день первого месяца первого года шестидесятилетнего цикла.
– Говорят, кто собой хорош, у того добрая судьба, у кого добрая судьба – тот собой хорош. Поистине правдивые слова, – сказал со смехом старик. – Вы можете и не называть мне ваши восемь знаков, ведь у вас обезьянье обличье.
– А что, у Великого Мудреца, Равного Небу, тоже обличье обезьяны? – спросил Сунь Укун.
Старик снова засмеялся и сказал:
– Вы ненастоящий Великий Мудрец, вы обезьяна только обличьем. Будь вы и вправду Великим Мудрецом, у вас была бы душа обезьяны.
Сунь Укун опустил голову и усмехнулся.
– Ну что ж, почтенный, вычисляй поскорее мою судьбу, – сказал он.
Так как Сунь Укун вылупился из каменного яйца, ему, по правде говоря, и самому неведомы были его восемь знаков. Дата его рождения была записана на яшмовых скрижалях в верхней палате Небесного Дворца, и о ней знали только в далеких горах и недоступных ущельях. Теперь он хотел хитростью выведать ее у старца. А тот, не подозревая об истинных намерениях Сунь Укуна, принялся рассказывать его судьбу.
– Вы уж не посетуйте, уважаемый, – сказал он. – Но я не буду приукрашивать правду и льстить вам в глаза.
– Да уж лучше мне не льстить! – рассмеялся Сунь Укун.
– Ваша жизнь лежит под знаком тональности тайцзу, вредит вам тональность линьчжун, а благоприятствует тональность хуанчжун. Вам нужно держаться тональности гуси и преодолевать трудности, исходящие от тональности наньлюй. Нынешний месяц лежит под знаком ноты юй и как раз скрещивается со Звездой Препятствия. Поэтому вам грозят беды и страдания. Еще в вашу судьбу вторгается звезда ноты бяньгун. Нота бяньгун владеет луной. В каноне сказано: «Когда на пути нота бяньгун, это предвещает необычную встречу. Красивая девушка сойдется с талантливым юношей». А что касается вас, уважаемый, то, поскольку вы монах, и речи быть не может о семейных узах, но если говорить о вашей судьбе… вы должны жениться!
– Мне доводилось состоять в сухом браке[85] – такой годится? – спросил Сунь Укун.
– Сухой или мокрый, брак есть брак, – ответил старик. – Еще на вашу жизнь влияет нота цзюэ в тональности гуси. Это благоприятная судьба. Но внезапно появится нота юй в тональности наньлюй. Это еще одна неблагоприятная звезда. В каноне сказано: «Когда удача и затруднения приходят одновременно, это называется Море Зла, каменному человеку и каменной лошади такое трудно снести». Это означает, что вас ожидает радость прибавления в семействе и скорбь разлуки с родственником.
– У меня стало одним учителем больше, и с одним учителем я расстался. Это считается?
– Для монаха, порвавшего с семьей, такое вполне годится, – ответил старик. – Однако в скором будущем произойдет нечто более странное. Завтра вы подпадете под влияние нот шан и цзюэ. Вам предстоит совершить убийство.
«Эка невидаль – убийство… Чего тут страшного?» – подумал Сунь Укун.
– Через три дня в вашу судьбу вторгнется нота бяньчжи, – продолжал старик. – В каноне сказано: «Нота бяньчжи называется еще Звездой Света. Даже ослабевший умом старик обретет ясный разум». Вот что значит удача в беде и беда в удаче. Еще в вашу судьбу вмешаются четыре звезды великих перемен: солнце, луна, вода и земля. Боюсь, уважаемый, вам нужно будет умереть, чтобы снова вернуться к жизни.
– Что беспокоиться о жизни и смерти! – весело сказал Сунь Укун. – Если я должен умереть, то побуду мертвым пару-тройку лет. А коли я должен жить, то поживу еще немного.
Вот так старик и Сунь Укун беседовали, когда в пещеру вдруг вбежал послушник и закричал:
– Уважаемый наставник! Представление вот-вот кончится. От «Снов Гаотана» уже перешли к пробуждению! Скорее! Скорее!
Сунь Укун поспешно распрощался со стариком, поблагодарил послушника и вернулся тем же путем, что пришел. Подбежав к холму, он взглянул на башню и услышал объявление о том, что будет показана еще одна сцена из «Снов на террасе Гаотан». Он напряг зрение, стараясь получше все рассмотреть. На сцене стоял даос и пятеро даосских бессмертных. До его уха донеслась песня, которую пел даос:
От вечных мук избавить невежд
задумал один мудрец,
О чувствах людских, о законах мирских
поведал он наконец.
А вы в подлунном мире живете,
От сна пробудившись,
О нем сбережете
Память ваших сердец!
Потом он услышал, как зрители на террасе переговаривались между собой:
– «Сон южной ветки» был скучен, только «Суня-советника» сыграли хорошо. А Сунь-советник – это не кто иной, как Сунь Укун. Какая же у него красавица-жена, какие статные пятеро его сыновей! Начал как монах, а кончил так хорошо, так хорошо!
На этом дело Цинь Шихуана закрывается. Даже не верится, что аромат словесности может быть столь прекрасен.
Глава четырнадцатая
Скорее возглавить войска
монах получает приказ;
У пруда с Зеленой Дамой простился
в последний раз.
Из своего укрытия за холмом Сунь Укун отчетливо слышал, о чем говорили на Башне, и сказал себе: «С тех самых пор как я вылупился из каменного яйца, я всегда был холост и одинок. Когда же я успел жениться? Когда успел произвести на свет пятерых сыновей? Видно, Владыке Маленькой Луны пришелся по нраву мой учитель, а удержать его у себя он не может. Боясь, что учитель будет тосковать по мне, он решил оклеветать старину Суня и вот написал эту пьесу, где вывел меня вельможей, мужем и отцом. Он хочет, чтобы учитель изменил свои намерения и отказался от путешествия на Запад. Но не буду торопиться. Посмотрю сначала, что из этого выйдет».
Тут Сунь Укун услышал, как Танский монах сказал: «Надоели мне эти пьесы. Позовите сюда Даму в Зеленых Одеждах». Тотчас служанка внесла яшмовый чайник «летящее облако» и чашки для чая с видами рек Сяо и Сян, а вскоре появилась Дама в Зеленых Одеждах. Она и в самом деле была красавица, какой не встретишь и одну в тысячу лет. А благоухание от нее разносилось на десять ли вокруг.
Прячась за холмом, Сунь Укун подумал: «Когда люди на этом свете говорят о красавицах, они любят сравнивать их с Бодхисатвой Гуаньинь. Мне доводилось видеть Бодхисатву не так уж часто, раз десять-двадцать, но сдается, что богине Гуаньинь было бы не зазорно поступить в ученицы к этой даме. Интересно, как поведет себя учитель, когда увидит ее?»
Едва Дама в Зеленых Одеждах опустилась на свое сиденье, как позади нее появились Чжу Бацзе и Шасэн.
– Эй, Бацзе, – сердито крикнул Танский монах. – Прошлой ночью ты подсматривал из Павильона Маленьких Скотов и напугал мою возлюбленную даму. Я прогнал тебя. А ты опять не оставляешь меня в покое?
– Древние говорили: «Большой гнев не продлится всю ночь», – ответил Чжу Бацзе. – Достопочтенный Чэнь, простите вашего ничтожного слугу!
– Если ты не уйдешь сам, я потребую развода, и тогда тебя заставят убраться отсюда! – сказал Танский монах.
– Достопочтенный Чэнь, если вы хотите прогнать нас, мы не смеем перечить и уйдем, – вмешался Шасэн. – Когда муж хочет избавиться от жены, он должен написать прошение о разводе. А когда учитель изгоняет ученика, он никаких прошений писать не обязан.
– Однако не помешало бы это делать. В наше время, – сказал Чжу Бацзе, – учителя и учеников нередко связывают супружеские узы. Но вот куда хочет отослать нас достопочтенный Чэнь?
– Ты вернешься к своей жене. А Шасэн пойдет обратно к Реке Текучих Песков, – ответил Танский монах.
– Я не хочу возвращаться к Реке Текучих Песков, – ответил Шасэн. – Я пойду на Гору Цветов и Плодов и буду выдавать себя за Сунь Укуна.
– Укун стал советником. А где он сейчас? – поинтересовался Танский монах.
– Он больше не советник, – ответил Шасэн. – У него теперь другой учитель, и он продолжает свой путь на Запад.
– В таком случае вы должны встретиться с ним в пути, – сказал Танский монах. – Всеми способами остановите его и не пускайте в Зеленый-Зеленый Мир. Я не желаю, чтобы он тут путался у меня под ногами.
Потом Танский монах попросил тушь и кисточку и стал писать грамоту о разводе:
«Мой ученик Бацзе есть разбойник. Если бы я удерживал у себя разбойника, я был бы укрывателем. Если я не стану укрывать разбойника, разбойник лишится укрытия. Если разбойник не будет находиться при мне, я буду чист. Если я и разбойник останемся вместе, мы будем заодно. Если я и разбойник расстанемся, каждый окажется в выигрыше.
Бацзе, я тебя не люблю – немедленно убирайся прочь!»
Со скорбным лицом Чжу Бацзе взял грамоту. Потом Танский монах написал еще одну:
«Я, Чэнь Сюаньцзан, возлюбленный младший брат Владыки Маленькой Луны, написал сию грамоту о разводе. Своим видом монах-чудище Шасэн безобразен. Он не избавился от замутненности сознания и посему не есть мой ученик. Сегодня я разлучаюсь с ним, и больше мы не будем вместе, пока не отправимся к Желтым Источникам[86].
С подлинным верно.
Поручители грамоты: Владыка Маленькой Луны, Дама в Зеленых Одеждах».
Когда Шасэн, с трудом разбирая письмена, прочел грамоту о разводе, он тоже очень опечалился. Они с Чжу Бацзе вместе покинули башню и скрылись из виду. Танский монах, даже не взглянув на своих бывших учеников, шутливо сказал Владыке Маленькой Луны: