А. СВАНИДЗЕ: Ксень, а вот знаешь, еще такой любопытный пример по нашей теме. Когда Александр Сергеевич Пушкин хотел написать историю Пугачевскую, а получилось…
А. СВАНИДЗЕ: Он написал историю…
К. ЛАРИНА: Историю пугачевского бунта.
В. ХОТИНЕНКО: А получилась «Капитанская дочка».
А. СВАНИДЗЕ: Нет, это две у него вещи были. Еще и история пугачевская. Два разных Пугачева…
В. ХОТИНЕНКО: А мы знаем «Капитанскую дочку». Я думаю…. У тебя как название передачи, напомни, еще раз звучит?
К. ЛАРИНА: Историческое кино: суд над прошлым или его оправдание?
Ю. ГРЫМОВ: Осмысление, может быть, надо было потоньше…
В. ХОТИНЕНКО: Ты знаешь, вообще, я лично всегда стараюсь видеть эти аллюзии. Я ведь еще снимал (это тоже совсем невозможно назвать документальным фильмом) «Паломничество в Вечный город».
К. ЛАРИНА: А, кстати, я про это забыла.
В. ХОТИНЕНКО: Совместный проект Ватикана, православной церкви о первомучениках.
К. ЛАРИНА: Что это за жанр? Это же документальное кино? Что это?
В. ХОТИНЕНКО: Понимаешь, это довольно трудно. Документальный в том смысле, что некоторые вещи я имел возможность снимать на том месте, где некогда происходили события. Потрогать тот камень, потрогать эту колонну, мимо которой, может быть, проходил Моисей. Ну, и так далее, то есть в этом смысле. И так документов мало, и тема была специфическая. Но дело не в этом: все равно дальше возникает вопрос интерпретации. Понимаешь, не суда. Все равно мы будем сталкиваться хоть так, хоть этак с интерпретацией. Просто с точкой зрения на тот или иной предмет. Это всегда было.
К. ЛАРИНА: Теперь все-таки возникает вопрос целеполагания. А для чего? Только я вас умоляю… Когда я спрашиваю режиссера: «Для чего вы берете именно эту тему, почему вас интересует именно этот сюжет истории?», они обычно отвечают так: «Меня вообще не интересует, в какое время это происходило. Меня волнуют люди». Это лукавство, это все ерунда. Я уже наслушалась этого… Поэтому вопрос целеполагания очень важен. Почему режиссер, в данном случае, если мы говорим о кино, выбирает именно этот исторический период? Будем говорить о нашей стране, поскольку это все-таки важнее для нас. Когда я читала последнее по времени интервью с Анджеем Вайдой, меня поразило совершенно, что, оказывается, все, что касается Катынской истории – табу (еще раз просто хочу об этом сказать, и нашим слушателям напомнить, что табу на эту тему – не только проблема России, это проблема Польши). Там на эту тему говорить было нельзя те же самые 50 лет. И Вайда про это как раз и говорил, что целое поколение, а то и больше, выросло в Польше, которое ничего про это не знает вообще.
Ю. ГРЫМОВ: А что вы говорите про Вайду и про эти вещи? Конкретный пример. Документ: выпуская фильм «Казус Кукоцкого», я получаю письмо от канала НТВ – вырезать то-то и то-то.
К. ЛАРИНА: Вот ты напомни, что просили вырезать, кстати.
Ю. ГРЫМОВ: Для меня это было, и для Улицкой Люси – шок. Мы хотели наоборот, культурно. А сослались на книгу, что там было. Когда возвращается из очередного плена Голдберг, кто читал книжку «Казус Кукоцкого», он говорит о том, что русские войска мародерствуют. Это было написано в книге. Изнасилования, воровство и т. д. Я подумал, (это мое мнение было), что слишком широко сказано. В кино, мне кажется, что когда написано широко, есть элемент неправды. И я свел это до частного случая, когда сказал, что я был свидетелем одного случая, когда был изнасилован детский приют полным составом. То есть я сузил грех…
К. ЛАРИНА: Масштаб.
Ю. ГРЫМОВ: На что мне канал говорил: «Вы обижаете русские войска. В книге не так». Но, ребята, в книге было написано еще страшнее. Вы понимаете, еще страшнее, поэтому, когда вы говорите, что все-таки движет…
К. ЛАРИНА: Что движет? Почему это?
Ю. ГРЫМОВ: Мне был очень важен, делая фильм «Казус Кукоцкого», именно генофонд. У меня много вопросов к себе. Много вопросов к своей семье, к моим друзьям, к тому, что сейчас происходит. Вот этот хомо совьетикус, победа Томочки, когда в кино заканчивается, все достается этому человеку, который не ценит этого родства, даже приемного родства воспитания, для меня эти люди страшные и сейчас. Поэтому, снимая фильм «Казус Кукотского», я снимал о сегодняшнем дне. У меня много вопросов.
К. ЛАРИНА: Это тема Пастернака, которая им поднята в «Докторе Живаго». Кстати, хотелось мне очень, чтобы и Прошкин тоже принимал участие в нашем разговоре, но, к сожалению, он не смог. Потому что у него тоже эта тема очень сильно звучит в его экранизации «Доктор Живаго». Там Андрей Краско, если помните, играет вот этого замечательного дворника, который в итоге становится хозяином вообще всего. Жизни.
Ю. ГРЫМОВ: Жизни. Вот, это же происходит. И когда я подымал эту тему, я хотел… Давайте поговорим вот об этом.
К. ЛАРИНА: Ну, кстати, эта тема есть и «Гибели империи». Я этот кадр обожаю. Я тысячу раз Володе про это говорила, когда солдат… Какой это год? Эпизод? Когда он смотрит в окошко.
В. ХОТИНЕНКО: Эпизод этот – 17-й год.
К. ЛАРИНА: 17-й год. Снег идет, он смотрит в окошко, там, где сидит семья персонажа. И говорит им в окошко: твари. И все понятно, что будет дальше.
А. СВАНИДЗЕ: А можно, я в связи с этим скажу о Вайде? Я скажу не о Вайде, я скажу о Катыни. И не о фильме, а о живой Катыни. Когда вы приезжаете в Катынь, первое, что вы видите там – гигантские сосны, который выросли там после всего этого, и они настолько велики, огромны, величественны, что у вас сразу возникает варварская мысль языческая, что они выросли на живой крови, они ею напитаны. Вот это место – Катынь. В уголку где-то рядышком находится большой булыжник. Я обожаю такие памятники. На котором написано: здесь погибла сотня тысяч советских солдат. Вот это памятник тем сотням тысяч советских солдат, которые воевали здесь, освобождали эти места и т. д. Там, где были убиты польские офицеры, там цветы. Туда регулярно приезжают делегации поляков. И эти же поляки, положив туда цветы, они потом идут, цветочек, смотришь, достается булыжнику. Народная толпа к булыжнику заросла. Что меня привлекает в фильме Вайды? У нас говорят: вот это антирусский фильм. Это неверно. Это не антирусский фильм. Это фильм против звериного лика тех, кто допускал эти вещи. Это к русским, к русскому народу отношение имеет, в общем, весьма опосредованное. И в Вайде меня привлекает, как в режиссере то, что у него сердце болит. У него болит сердце за историю своей страны. Болит сердце за прошлое, за тех людей, которые погибли. Вот то сердце, которое он вложил в эту картину, меня, как человека, как историка привлекает больше всего. Мне кажется, что это правильно. Так и должно быть. Нужно помнить свое прошлое, нужно каяться, если ты кому-то что-то сделал. И нужно поднимать тех, кто погиб. Помнить о них, надо просто помнить о них.
К. ЛАРИНА: Кстати, в этом фильме он не щадит и своих соотечественников…
А. СВАНИДЗЕ: Абсолютно.
К. ЛАРИНА: Нужно это отметить.
А. СВАНИДЗЕ: Совершенно верно.
К. ЛАРИНА: Это очень важно. Он не снимает кино о преступлении чужого народа. Он снимает фильм о том, что с человеком происходит. О том, как рождается страх, из чего он складывается. Как человек становится предателем. Что происходит с человеком. Как он берет на себя ответственность за свой поступок. Ну, это опять же «Гибель империи». Я вспоминаю генерала Духова смерть, вот эта история. Это, конечно… Духонин, простите. Это история конкретного человека. Она о том же абсолютно. Об этой невероятной страстности по отношению к себе, к своему народу.
В. ХОТИНЕНКО: Ну, мне кажется, что современное кино, вот которое, мы говорим, про сегодняшний день, оно должно быть максимально честным. Потому что игра в запудривание – это уже вчерашнее кино. И если мы апеллировали к «Гладиатору», к американцам, ну, так же есть и у американцев очень хорошая картина. Когда был гигантский грех с Вьетнамом, и как Америка ухитрилась выйти из этой ситуации. И снимать фильмы ну настолько открытые, настолько честные! Они смогли это сделать. В этом мудрость.
К. ЛАРИНА: Ну, все равно, вы же кому-то счет предъявляете, Володь, ты же предъявляешь счет, когда говоришь про это.
В. ХОТИНЕНКО: Мы как раз говорили об аллюзиях современных, но если взять меня, то для меня как раз современные аллюзии в той истории важны. А, иначе – ну что, история сама по себе может быть интересна. И в истории очень много чего интересного, в той прошлой. Но мне кажется, аллюзии, которые возникают с современностью, позволяют прочитывать эту историю немножко современно, немножко актуальней. Я даже не имею в виду «полезно». Но эту актуальность звучания, такую неразрывность времени, включая и главные исторические ситуации. Что касается «1612», я их взял, потому что это поразительно. Я его придумал 25 лет назад. Даже не было еще таких аллюзий. Когда он мне в голову пришел, этот фильм. А история вся пронизанная, пропитанная аллюзиями, причем не единовременными. Поэтому я лично люблю аллюзии. Я их ищу, потому что для меня это все равно современность звучания. Не просто рассказ о некогда происшедших событиях. Тогда это историческое исследование, независимо от художественности. А когда ты это связываешь с современностью, ты превращаешься в некий вообще поток человеческой жизни, истории, судьбы и т. д. и т. п. Включая судьбу народа даже любого. Поэтому я как раз не против аллюзий. Я считаю, аллюзии как раз позволяют…
К. ЛАРИНА: Понимать, что происходило. Но при этом уже есть и твой взгляд. Ты же тоже судишь. В конце концов, мы же вспомнили «Зеркало для героя». Вот там два подхода: героя, которого играл Бортник, и героя, которого – Сережа Колтаков. Один говорит: что ты с ними разговариваешь, они же не люди. А другой пытается их изменить. Их спасти, вытащить. Вот два подхода.
В. ХОТИНЕНКО: Ну, в общем, мы уже говорили об ответственности. Я считаю, что я имею право. Знаете почему? Потому что я готов отвечать. Вот в чем фокус. Вот я себя, а может, родители меня так воспитали. Я готов отвечать. Мне не страшно отвечать. Мне не страшно нести ответственность за то, что я сказал, сделал или там снял. Мне не страшно, чего бы это ни стоило. Я разным подвергался уколам. Но я говорю: я готов отвечать. Как получится, это другой вопрос, но я готов отвечать. Но, понимаешь, все равно, это такой любопытный момент. Вот история. Я еще раз напоминаю: нет более ангажированной науки. История всегда манипулированная была. Ведь и Романовы писали свою историю, как раз закончили, они стали писать свою историю. Стали придумывать персонажи. Появился Иван Сусанин, как некая очень яркая фигура. Хотя всерьез если рассматривать, исторически, – сомнительная. Появилось много, много персонажей. То есть они делали, и я даже ведь не могу сказать, что это плохо. Они просто делали свое дело. Они творили мифологию династии. И ничего худого, строго говоря, в этом нет. Но если мы подойдем с другой стороны, ну, они же там наврали, они то сделали, они то, это тоже будет точка зрения, но какая-то другая. Она может быть даже и художественной, а может быть исторической.