— Представляешь, я соскучилась по тебе. Оказывается, мы одно целое. На расстоянии особенно чувствуется. Ты тоже скучал по мне?
Только Макс собрался с духом соврать, как в дверь позвонили. Взгляд Веры застыл и наполнился металлическим блеском. В голове проносится страшная догадка: «Пришла еще одна девица!»
— Кто это? — спрашивает она.
Макс молчит. За него почему-то отвечает Надя:
— Гости.
— Ваша подруга? — Вера переводит металлический взгляд на нее.
Надя презрительно усмехается:
— Мои подруги остались в Норильске.
В дверь настойчиво продолжают трезвонить. Открывать никому неохота. Матвей Евгеньевич высказывает предположение:
— Наверняка с пустыми руками и за наш стол.
Макс нехотя идет открывать. В коридоре стоит Иголочкин со спортивной сумкой в руке.
— Привет, — по-приятельски здоровается он. — Извини, что поздновато. Дело не терпит.
— У нас гости, — мнется Макс.
— Ничего, я на минуту. Жена приехала?
— Приехала.
— Я в курсе. Давай, веди, где тут можно поговорить.
Деваться некуда, Макс ведет непрошеного гостя в пальто и шапке на кухню. Тут же появляется Вера. Макс успокаивает ее:
— Это по поводу Алевтины.
— Совершенно верно, — поддакивает Иголочкин. — Только вы уж оставьте нас двоих. Разговор мужской.
— Что с ней?! — пугается Вера.
— Ничего, ничего. Муж вам потом объяснит. Жива, здорова. Есть кой-какие проблемы. А у кого их сейчас нет? — торопливо успокаивает ее Лев.
Макс выпроваживает Веру и закрывает дверь на кухню. Иголочкин, не раздеваясь, садится на табурет.
— Есть новости?
Лев закуривает. Не спешит с ответом. Макс не скрывает своего недовольства его визитом.
— Второй раз встречаемся и не понятно зачем…
— Понятно! — резко обрывает его Лев. — Мне с тобой цацкаться некогда. Если через два дня не заберешь дочь, считай, больше ее не существует.
— Где она?! — кричит Макс.
— Дам адресок. Валяется вся облеванная в компании наркоманов. Такую дозу ей при мне вкатили, вряд ли родную маму узнает. — Иголочкин достает из кармана сложенный вчетверо лист бумаги. Машет им перед носом Макса. — Адрес здесь. Но я не занимаюсь благотворительностью. Придется отработать.
— Как это? — возмущается Макс. — Речь идет о жизни моей дочери, нашел время шантажировать!
Лев встает, хватает Макса за плечи и приподнимает. Несколько раз встряхивает и ставит на пол.
— Остынь. На меня с кулаками — не советую. Говорить буду я, а ты исполнять. И, не дай Бог, обманешь. Судьба твоей дочери в твоих руках, но с моей подачи.
Макс покорно садится на деревянную скамейку возле стола.
— Говори.
— Эту сумку ты обязан забыть в машине своего друга Глотова.
— Как?
— Как хочешь. На то тебе и ученая голова дана. Не беспокойся, бомбы там нет. Встретишься с ним через два дня. Найдешь способ положить сумку в багажник. Но не вздумай ее открывать. А потом езжай по этому адресу за Алей. Усек?
Макс молчит. Его втягивают в какую-то подозрительную историю. Но второй раз отказываться от предложения нельзя. Он понимает, что Лев, если не по его воле, тут же уйдет, как тогда в Домжуре, и никакого адреса не оставит. Приходится соглашаться. Примирительно кивает головой.
— И еще, — переходя на шепот, не унимается нежданный гость. — Жена твоя вляпалась в стремную историю. Немного твоих усилий — и распрощаешься с ней навсегда. Мне от тебя нужно знать немного: где, когда и с кем она бывает. Я и без тебя могу собрать информацию. Но с тобой хлопот меньше. Думай, заставлять не буду. И не лезь в сумку. Там не для тебя. А мне пора. — Иголочкин встает, выходит из кухни и попадает в руки Веры.
— Куда же так сразу? Нет, нет, к столу. Мне нужно о многом вас расспросить.
Иголочкин довольно грубо отстраняет ее:
— Мадам, я не в гости пришел, а по делу: Помогите лучше своему мужу. Он у вас очень нерешительный, — с этими словами скрывается за входной дверью.
Вера заходит на кухню. Обнимает стоящего в растерянности Макса. Целует в шею и тихо плачет. Искренними слезами. Ему становится совсем тошно.
Глотов верит Темирову, потому что не верить — опасно для жизни
Глотов верит Темирову, потому что не верить — опасно для жизни. Он проводит в своем кабинете большую часть дня. Никого не принимает, вздрагивает от каждого телефонного звонка. Правление фонда, странным образом, без особых разногласий, поддержало идею превращения его в международный. Секретарша Валентина сообщила ему по секрету, что кто-то распускает слухи о семинаре по проблемам мировой экологии, который новое руководство собирается устроить для сотрудников на борту круизного теплохода «Шота Руставели» с остановками во всех портах Средиземного моря. Глотов никак не отреагировал на услышанное, но окончательно понял, что коллектив, столь тщательно подбиравшийся им, с ним уже распрощался. Еще более удивила позиция главного бухгалтера. Когда-то Раису Максудовну он привел с собой в фонд из бухгалтерии райкома. Она считалась его правой рукой. Бориса Ананьевича всегда поражало ее умение отчитываться перед любой ревизионной комиссией. Она умела так запрятать деньги, так свести отчетность, перекинуть любые суммы, отмыть их, что у Глотова никогда не возникала проблема налички. И вдруг после его возвращения из Иванова она с озабоченным видом появляется в кабинете и заявляет, что не имеет права из бюджета фонда оплачивать столь дорогостоящий вояж. Оказывается, уютная резиденция, где проводил время президент фонда со своей любовницей, ничего общего не имеет с гостиницей.
— Какая любовница! — взорвался Борис Ананьевич. — Это биолог, доктор наук из МГУ. Наш эксперт.
Раиса Максудовна понимающе положила перед Глотовым счета за роскошные ужины в апартаментах, предоставленных ему в Иванове. Смешно объяснять ей, что по ним обязался заплатить Темиров. Да и дело не в счетах. Не такие уж большие расходы он произвел. В недавние времена Раиса Максудовна раскидала бы их по разным ведомостям и не заикнулась бы ему о перерасходе. В мотиве ее поведения Глотов увидел жесткую установку Темирова на выдавливание его из президентского кресла любыми путями. Он небрежно просмотрел принесенные бумаги, вернул их бухгалтеру и все с той же известной безразлично-снисходительной улыбочкой посоветовал: «Пусть немного полежат. Вернемся к ним попозже. Я или другой на моем месте». Раиса Максудовна не проявила интереса к услышанному и довольная собой удалилась. Это был последний симптом его полного краха. Вчерашние соратники видели в нем бывшего руководителя…
Борис Ананьевич понимал бесплодность любых попыток удержаться в кресле президента созданного им фонда. Но встать и уйти было выше его сил. Внутренний голос нашептывал, что там, за дверью кабинета, не так все радужно, как считает Артемий. Дружить с Темировым все равно что спать в постели с гадюкой, признающейся в любви. Но и злить его не следует. Навязанная дружба лучше необъявленной войны. Если Глотов пройдет в парламент, во что ему хочется верить, вот тогда он сумеет обложить Темирова с его нукерами. Но пока следовало носить идиотски-благодарную мину на лице при беседах с ним.
Поэтому Борис Ананьевич с показной любезностью принимает в своем кабинете входящих Аслана и Жаке Темирова. Они по-хозяйски рассаживаются в креслах. Валентина вносит на подносе фарфоровый чайник с восточным красно-золотым орнаментом, пиалушки и вяленую дыню. Ставит на стол и ждет указаний Аслана. Тот слащаво улыбается секретарше и жестом позволяет ей удалиться. Глотова такое поведение гостей шокирует. Ведь каждому сотруднику фонда должно быть понятно, что их детище переходит в руки мафии. Но никто не хочет в этом признаваться.
— Дорогой Боке, мы подготовили все документы. Очень красивый фонд получается. Давай, собирай правление и представляй народу Аслана.
Темиров прихлебывает из пиалы чай и не обращает внимания на реакцию Глотова. Этим дает понять, что ни в какие дискуссии и обсуждение сроков вступать не намерен.
— Я уже дал задание Раисе Максудовне проконтролировать перегон денег из Кустаная. Она все понимает. Достойная женщина. Слушай, ты с ней как, а? — Аслан подмигивает Глотову.
— В каком смысле? — теряется тот.
Аслан и Темиров, довольные шуткой, заливаются смехом. Борис Ананьевич не понимает, чего они так веселятся. Но воспринимает как еще одно оскорбление.
Жаке Темиров резко обрывает смех и властно приказывает:
— Иди, иди собирай правление, быстро прокручивайте, поздравляйте Аслана и поедем бешбармак кушать.
Глотов идет по коридору и не сомневается, что члены правления уже собраны. Заглядывает в зал заседаний и видит, что не ошибся.
В приемную Глотова заглядывает Макс. В ней никого. Он проходит дальше. Дверь в кабинет открыта. В нем сидит Валентина и какой-то пожилой азиат. Пьют чай.
— Вам кого? — спрашивает секретарша.
— Бориса Ананьевича.
— По какому вопросу?
— По личному.
— Тогда ждите, — отмахивается от него девушка, встает и плотно прикрывает дверь в кабинет.
Макс садится на диван. Ставит у ног сумку, принесенную ему Левой. Он рад, что есть время настроиться на встречу. Противно выполнять просьбу, суть которой тебе не известна. Поначалу он для себя решил однозначно — отдать Глотову сумку и рассказать, каким образом она к нему попала. Но Вера, услышав об этом, стала его умолять отказаться от этой мысли. Она уверена, что если Макс ослушается этого страшного, по ее выражению, человека, то с Алей случится беда. Макс не исключил такую возможность. Уж необычайно активен Лева. В нем чувствуется какая-то криминальная угроза. Вера твердила о каких-то темных делах Глотова. Очень плохо отзывалась о нем. Макс вообще заметил странные психологические изменения в ней после поездки с Борисов в Иваново. В первую же ночь, насилу выпроводив Туманова с девицей, она обрушила на Макса водопад страсти. Творилось нечто небывалое. Она требовала его любви, признаний, ласк. Он кувалдой лежал рядом и притворялся в дымину пьяным. Вера злилась. Мучила в надежде хоть на какое-нибудь возбуждение с его стороны. Но член вяло гнулся в ее руках и пытался ускользнуть. Макс, лежа с закрытыми глазами, впервые понял, что сам по себе секс — тяжелое и нудное занятие. Ну, допустим, получится у него войти в нее. Дальше-то что? Тот моторчик, который много лет начинал работать при любом ее прикосновении, перегорел. Все-таки Господь поступил ужасно несправедливо, соединив в одно мужское целое — голову и член. Ему, Максу, от Веры никакого удовольствия не нужно. Но он — интеллигентный, мягкий человек и не желает ей никаких мучений. Неприлично лежать бездыханным телом, когда рядом изнывает от страсти собственная жена. Наверное, счастливы те мужья, жены которых имеют любовников. Ну, действительно, нельзя же столько лет пахать одно и то же поле. Даже крестьяне свои поля под пар ставят. Жалеют землю. А тут целый человек… Вот ведь лежал он всю ночь почти рядом с Элеонорой, ничего не хотел и был счастлив. Ему даже в голову не пришло мечтать об Элеоноре как о женщине. Он был полон любви, которая витала над ним и совершенно не беспокоила низ живота. А ведь одно прикосновение Элеоноры, когда он сидел в дурацком колпаке у Артемия, сделало его железным мужчиной. Как только Макс переключился на воспоминания происшедшего у понтифика, его член, независимо от ласк Веры, налился силой. С победным воплем Вера взгромоздилась на него своей широкой, несколько отвисшей задницей и, уперевшись руками в его плечи, начала неистовую гонку. Макс смотрел снизу на ее болтающиеся груди и казался себе легкой байдаркой, несущейся вперед по спокойной глади кровати. Наверное, от того, что мыслями он был далеко, Вера получила в полное распоряжение его мужскую силу. Она вертелась на