– Прошу прощения, но… Мы действительно собираемся тратить ресурсы нашей секты на калек и каких-то там ущербных? – Он говорил негромко, но каждое его слово вонзалось, как копьё. – Даже если этот немой слуга и спас ребёнка влиятельной семьи, то это ещё не повод позволять ему проникнуть в сердце нашей алхимической школы. И тянуть свои загребущие руки к тайнам нашей секты! Он не прошёл ни одного отбора. Не говорил ни одного слова. Не знает ни плетений, ни искусства алхимии. Мы создаём опасный прецедент, позволяя ученикам брать себе "экзотических любимцев". И если даже ваша бывшая ученица, мастер Соль Хва, проявляет к нему интерес – это ещё не повод бросать древние принципы в угоду личным… хм… симпатиям.
В ответ на эту, явно гневную отповедь, со стороны других старейшин раздались одобрительные хмыканья. Несколько других старейшин переглянулись, явно соглашаясь с такими высказываниями. Но сам старейшина Йонг Мин – седой, с тонкими чертами лица, в мантии цвета угасающего пламени – сидел молча. Его глаза были прищурены, словно он наблюдал не происходящее здесь, а какое-то далёкое явление, недоступное прочим. И только когда пауза стала неприлично долгой, он наконец заговорил:
– Симпатии? Забавно…
Он медленно, и даже показательно откинулся на спинку трона и, положив руки на подлокотники, медленно провёл пальцем по одному из резных символов. По залу прошла легкая дрожь.
– Все вы, кто говорите об ущербности… – Его тихий голос сейчас звучал спокойно, но за этой спокойной гладью пряталась старческая сила, словно в спокойной глади старого вулкана, – …видите только глину, а не сосуд, который можно из неё вылепить. Вы, могущественные мастера этой секты, забыли, что сила – это не только слова и ауры. Сила – это умение чувствовать границы возможного. И выходить за них.
Кто-то из старейшин тихо фыркнул в ответ на это замечание, но никто его не перебил.
– Я не прошу вас передавать ему артефакты. Не прошу допустить к Тайным Хранилищам. Я лишь прошу об одном… Позвольте мне наблюдать за ростом необычного зерна. Если из него ничего не выйдет – то мы просто забудем об этом случае. А если выйдет?.. – Он резко подался вперёд. В его глазах зажглось что-то острое, почти юношеское. – Если он действительно не так прост, как кажется – то неужели вы хотите, чтобы его забрала чужая секта? Или… ещё хуже… чуждая нашему миру сила? Вы готовы так рисковать?
Старейшина Жао Хуань откинулся назад, его губы скривились в хмурой усмешке.
– Йонг Мин! Ты действительно веришь в то, что этот слуга способен к чему-то, кроме мытья полов и сортировки корней?
Старейшина Йонг Мин не ответил сразу на его своеобразную колкость. Он только медленно поднял руку и указал вверх – на “Око Секты”.
– Оно наблюдает. И оно запомнит. Когда придёт день, и этот "немой" слуга покажет, на что способен – оно будет свидетелем. И вы все тоже.
По залу прокатился гул. Не громкий, но тяжёлый. А потом снова – тишина. Тишина не согласия, но и не полного неодобрения. А тишина… Неуверенности. Потому что то, что он сказал, не звучало как спор. Это был вызов. Брошенный мудро. И своевременно.
А когда за старейшиной Йонг Мин закрылись ворота зала Каменного Завета, в воздухе всё ещё витал лёгкий резонанс от его слов. Молчание затянулось. Но оно не было неловким, а скорее… Обескураженным. И все те, кто сидели в креслах, вырезанных из векового нефрита, с достоинством, будто застыли. Но взгляды их блуждали, выискивая друг у друга подтверждение: "Ты это тоже услышал?" Первым снова хмыкнул старейшина Жао Хуань, ударив костяшками пальцев по подлокотнику:
– Он с ума сошёл. Вот честно. О чём он только думает? – Его голос был хриплым, с оттенком насмешки, но губы подрагивали, словно он сам не до конца был уверен в этих словах.
– Он никогда не делал поспешных выводов. – Задумчиво протянул старейшина Ся Лун, хранитель свитков и архивов. – Йонг Мин трижды отклонял рекомендации даже по детям древних родов. Он не тот, кто бросает кости в пыль.
– Но речь идёт о немом! – Тут же возразила пожилая женщина в одеянии цвета старого вина – старейшина Юй Мин, хранительница воспитательных дворов. – Не просто о ком-то слабом, не просто брошенном…Он не может произносить ключевые слова мантр плетений. А значит, он не может…
– Не может стать полноправным магом. – Тихо закончил за неё старейшина Бай Тун, самый молчаливый из всех, но и один из самых проницательных. Он сидел, сцепив руки, и глядел не на спорщиков, а на пустое кресло Йонг Мина.
– Или… не мог. – Немного подумав, добавил он, чуть сдвинув брови. И эта фраза заставила всех притихнуть. Потому что за прошедшие века они видели многое. Бывали случаи, когда увечные рождались с запечатанной силой. Бывали… Проклятые… Бывали и носители странных артефактов, от которых просыпалась магия.
– А если он что-то скрывает? – Тут же осторожно поинтересовался Ся Лун. – Мы ведь знаем, насколько сложно теперь отследить происхождение тех, кого к нам приводят. Особенно из внешних земель. Что, если он – не тот, за кого себя выдаёт?
– Вот потому Йонг Мин и взялся за него. – Криво усмехнувшись, вымолвил Бай Тун. – Если кто и может вытащить истину из травы и плесени, то это именно он.
При этих словах старейшина Жао Хуань скривился, но больше не спорил. Он уважал Линь Чжэня. Да, он считал этого старика занудой и излишне осторожным, но именно это и делало его голос таким весомым на совете.
– Этот немой… – Юй Мин нахмурилась, – … он хоть сам понимает, куда попал?
– Скоро поймёт. – Тут же хмыкнул кто-то из тени. – Если Йонг Мин начнёт проверять его так, как мы все знаем – не останется ни тайны, ни лжи.
– А если он и правда… одарён? – Неожиданно вслух произнёс Ся Лун. – Неужели вы не видите чего-то, что видит он? Мы живём в странное время. Старые рода вырождаются… Плетения становятся всё более хрупкими… А новые ученики – слабы духом. Если найдётся кто-то, кто иначе чувствует магию… Пусть даже без языка… Может, мы сами виноваты, что таких не замечали.
– Хватит философии. – Раздражённо буркнул Жао Хуань. – Я хочу увидеть этого калеку в действии. И если он действительно достоин, то я сам признаю свою ошибку. Но если нет… Пусть сам Йонг Мин с ним и носится.
Бай Тун тут же тихо рассмеялся.
– Тогда готовься к удивлению. Он ведь сказал это вслух. Перед нами всеми.
И снова в зале повисла тишина. Только над креслом Йонг Мина, которое так и осталось пустым, колыхалась в воздухе струйка светлого тумана от последнего магического прикосновения. Его слова эхом отдавались в сознании каждого из присутствующих:
“Если он действительно не так прост – вы все будете свидетелями.”
Слишком самоуверенно. Слишком тихо. И именно поэтому – опасно правдиво.
А сам старый мастер Йонг Мин шёл по коридорам верхнего внутреннего павильона медленно, будто наслаждаясь каждой тенью, каждым проблеском золотого света, что сочился сквозь узкие резные окна. Его руки были сложены за спиной, а на губах играла едва заметная усмешка, настолько тонкая и незаметная, что в ней можно было уловить и сдержанную насмешку, и самодовольство, и опыт глубокой, древней уверенности. Он знал, как сильно встряхнул зал Совета Старейшин. И он прекрасно знал о том, что именно это и было нужно.
“Все они слишком давно сидят на своих подушках, опираясь на кровь родов и старую силу. Пыльные титулы… Старые свитки… Бесконечные диспуты… И при этом они упустили главное… Волю к открытию. Желание увидеть потенциал не в тех, кто должен, а в тех, кто может…”
Он помнил, как выглядел этот парень – худощавый, немного сутулый, с глазами, в которых не было привычного страха перед властью. Там было осознание. Немой? Да. Вполне может быть и такое. Но лишь глупец примет тишину за слабость. Анд Рей реагировал на магию интуитивно, как будто он был не просто восприимчив, а буквально встроен в магическую ткань мира. Он не подражал тем, кто учился годами. Он шёл иначе – ощупью, обходя ненужные ритуалы и методики. И всё же… Находил верный путь.
Немного погодя Йонг Мин остановился у моста, ведущего к алхимическому павильону, где уже пахло прогретым нефритом, сладковатыми травами и искрами духовной энергии, просачивавшейся сквозь щели купола.
“Вот вы все и увидите… – Подумал он с удовлетворением. – Кто из нас до сих пор способен делать открытия, а кто просто держится за древние стены и забытые регалии.”
Он прекрасно понимал, как это выглядело. Старый мастер, подбирающий немого слугу, чтобы сделать из него ученика. В любой другой ситуации – это бы вызвало лишь смех. Но не сейчас. Не с ним. Потому что он – Йонг Мин. Наставник трёх мастеров, автор тридцати трёх алхимических трактатов, разработчик шести уникальных схем очистки ядра. И в то же время – человек, всегда готовый идти наперекор, если видел в этом смысл. Спустя всего час он вошёл в свою лабораторию, и на мгновение оглядел расставленные на полках зелья, коробки с порошками, связки корней, алебастровые банки с запечатанными духами редких трав. Всё это было не просто хранилищем знаний. Это было его оружием.
“Именно алхимия, – напомнил он себе, – позволяет раскрыть скрытый потенциал. Видеть связи между тем, что кажется несвязанным. Понимать не по формуле, а по отклику. И этот мальчик… Он чувствует отклик.”
Он прошёл к дальнему столу, на котором лежал свиток с первым тестом, который он подсунул Анду Рею – редкий, почти не встречающийся в хранилищах корень Громового пепла, с остаточным следом разрушающей духовной вибрации. И этот парень, едва коснулся его, и тут же отпрянул прочь, хотя ни одного предупреждающего знака на корне не было. Это был инстинкт, не наигранный, не выученный. Йонг Мин медленно прошёлся кончиками пальцев по ткани свитка.
“Если он с таким даром и вправду нем, значит его восприятие… глубже. Не через слово. Не через формулу. А напрямую, через ткань мира. И если это так…”
Он не договорил. Но в глазах его на миг зажглось восторженное упрямство учёного, который внезапно получил образец, способный перевернуть понимание всей своей области. И не только алхимии.