На ночь я ставлю телефон на вибрацию. Выключить боюсь – из-за мамы, живущей далеко от нас. Вдруг что случится? А с ней все время нужно быть начеку – в свои семьдесят три года она ощущает себя на восемнадцать и в любой момент готова броситься во все тяжкие. Мне бы такое ощущение.
Телефон загудел и начал подпрыгивать на тумбочке в семь тридцать утра. Я сначала разглядывала часы, чтобы понять, на каком свете нахожусь и в каком часовом поясе – только вчера вернулась из командировки, и разница во времени составляла пять часов. Потом посмотрела на день недели. Конечно, была суббота. То есть я не проспала контрольную по математике первым уроком в школе, первую пару в институте и планерку на работе. И даже не проспала первые уроки своих детей. Никого никуда не надо отводить.
Высветился незнакомый номер. В такое время звонки с незнакомых номеров не предвещают ничего хорошего. Поэтому я ответила.
– Да, – прохрипела я в трубку.
– Утро доброе, доставка, через пятнадцать минут примете? – уточнил без особой надежды в голосе курьер.
– Я ничего не заказывала, – буркнула я. Да и мои близкие в страшном сне не организовали бы доставку ранним утром в субботу.
– Ну, может, не вы, а вам, – ответил курьер, и я слышала, как он что-то отхлебнул. Кофе. Мне немедленно захотелось кофе. Горячего, крепкого и сладкого.
– Да, мне точно никто не мог, – с грустью призналась я. – А что там?
– Сейчас посмотрю. – Курьер зашелестел страницами. – Клубника.
– Клубника точно не мне. Наверное, ошибка. Можно, я спать пойду?
– Можно. Только примите доставку, хорошо? – попросил он и сладко зевнул.
– Как там на улице? Гадость? Что вообще в мире происходит? – зачем-то спросила я, поскольку курьер молчал и пил кофе.
– Гадость. В мире неспокойно.
– Хорошо, везите вашу клубнику.
– Везу. Только она не моя, а ваша. Может, праздник какой, а вы забыли?
Наверное, такие разговоры с курьером могут случиться только ранним субботним утром. Я подскочила, проснувшись окончательно. Пошла варить кофе, разглядывая календарь и гадая, что такого важного опять пропустила. Дни рождения детей, мужа, мамы отпадали. Мой тоже. До Восьмого марта еще дожить нужно. День святого Валентина? Тоже не подходит, да и некому мне валентинки в виде клубники слать. Я закрыла двери в комнаты, чтобы дети и муж не проснулись от звонка домофона. Приняла клубнику, оказавшуюся в шоколаде и с выведенными буковками «love». Естественно, никакой записки. Я бы могла припомнить список воздыхателей, но спустя четверть века законного брака от него даже воспоминания не осталось.
Закрыла дверь за курьером и тут же зазвонил телефон. Мама.
– Манечка, поздравляю с годовщиной свадьбы! – закричала она в трубку так, что я оглохла.
– Чьей? – не поняла я. – С тобой все в порядке? Нормально себя чувствуешь? Ничего не случилось?
– Конечно, случилось! Ты вышла замуж в этот день, и я стала самой счастливой тещей на свете. Передай Андрюше мои поздравления. У меня такой золотой зять. Пожелай ему от меня крепкого здоровья. И скажи, что я ему очень благодарна за то, что он взял тебя замуж. Просто низкий ему поклон за это!
– Спасибо, передам, – процедила я. Этот текст я слышу почти каждую неделю, а не только по случаю годовщины. Мама убеждена, что ее зять совершил подвиг, взяв меня замуж. А за то, что терпит меня столько лет, ему памятник при жизни надо поставить. Мама прямым текстом это сообщает. Наверное, думает, что за неделю я об этом забыла.
– Ты не удивлена, что я помню дату? – с гордостью уточнила мама.
– Нет, не удивлена. У тебя один зять – первый и последний, так что одно число запомнить несложно.
– Какая ты неприятная с утра. Да еще в такой день. – Мама обиделась. – Как тебя Андрей терпит?
Только я прилегла на диванчик в кабинете, как в дверь опять позвонили. Курьер принес цветы.
– С годовщиной! – закричал он на всю лестничную клетку.
– И вас, – отчего-то ответила я.
Цветы были от мужа. Он сладко спал. Очень хотелось его убить.
Сима нашла вид спорта, которым хотела бы заниматься после художественной гимнастики. Керлинг. Посмотрела соревнования, быстро разобралась в правилах и вынесла вердикт: «Это физика и математика. Растяжка у меня и так есть».
Но занялась она все-таки не керлингом – фехтованием. Там, как выяснилось, существует понятие «гимнастический выпад». А с ним у нее не просто прекрасно, а супермегапрекрасно. Пока соперники делают шаг, дочь практически садится на шпагат, и все – противник повержен. Бегает по дому со шпагой. Говорит, что выиграла два боя, представляя на месте противника биологичку. Тренер пожимает плечами – у каждого своя мотивация и свой противник.
В наш спортивный родительский чат пришло сообщение от мамы с просьбой добавить в этот чат отца ребенка: ссылка на контакт – «Мишутка» и милый морской котик на аватарке. Мне даже стало немного стыдно за себя. У меня муж записан полным именем, даже без уточнения «любимый муж», и никакой аватарки – ни котика, ни медвежонка.
На уроке английского восьмиклассники проходили герундии и инфинитивы. Надо было составить предложение. Никита составил: «Нет смысла учить биологию». Алена: «Я избегаю Веру Ивановну». Вера Ивановна – учительница математики, если что.
Я страдаю. Мне больше не надо никого никуда возить. Вот раньше – захвати тренера, еще одну гимнастку, отвези, забери трех, а не двух девочек. Не нужно вставать ни свет ни заря на каникулах, чтобы успеть впихнуть в дочь кашу, сделать ей пучок, разгрести машину от снега или ледяной корки. И быть на тренировке к девяти утра. Да, и еще сдерживаться, чтобы не начать материться при детях.
Доставку дочери до художественной школы, которая находится в центре города, взял на себя супруг. Ему удобно. Он назначает встречи в ближайшем ресторане, пока Сима рисует, или добегает до офиса, который рядом. Но и от фехтования меня отлучили. Там клуб пап, а не мам, как в гимнастике. Отвозят, ждут и забирают папы. Мамы и бабушки – большая редкость. Наверное, потому что сумка с экипировкой шпажиста может соперничать с баулом хоккеиста. Она здоровенная и неподъемная. И эту сумку нужно дотащить на официальный четвертый, а по факту – шестой этаж здания, где расположилась секция. Лифта нет. То есть теоретически он существует, но никогда не работал, ни одного дня. Почему? Никто не знает. А шестой этаж получился, видимо, из-за ошибок проектировщиков, заложивших лишний пролет. В этом же здании – секция бокса. И боксеры подсчитали, что нужно преодолеть девяносто пять ступенек. Фехтовальщики проверили – да, девяносто пять. И пока поднимешься – считай, разогрелся и размялся. Сумки гимнасток тоже неподъемные – утяжелители для рук и ног разного веса, резина, предметы. Но сумка юной фехтовальщицы, на колесиках, высотой примерно с саму фехтовальщицу. Сима достала старую сумку брата, с которой тот ездил в походы на байдарках по Карелии, и переложила вещи. Так легче. Я чуть не расплакалась, вспомнив, как выгружала из этой сумки пропахшие костром вещи сына, опасаясь наткнуться на дохлую лягушку – запах был соответствующий. И вот теперь с этой сумкой ходит дочь. Говорит, удобная.
Тренера я видела только на фото – прекрасный молодой человек, очень вежливый, судя по переписке. Меня он знает тоже исключительно по переписке. Удивительное ощущение после нескольких лет работы такси-мамой. Но да, я страдаю. Рядом нет девочек – неутомимых болтушек, смешных, сонных. Некого тайно подкармливать шоколадкой – фехтовальщикам, в отличие от гимнасток, можно есть все. Наоборот, Сима там самая худющая. Не нужно замачивать купальник в тазике и стирать так, чтобы не отвалились стразы. Форма для фехтования прекрасно стирается в машинке. Не нужно делать пучок в рекордные сроки. Не нужно ничего преодолевать – заставлять себя вставать, бежать, вытирать слезы девочкам и выдавать успокоительные таблетки бабушкам.
Я смотрела турниры, пытаясь понять правила поединков, увидеть, в какой момент произошел укол. Иногда супруг снимает видео тренировки. Я посылаю его маме, Симиной бабушке, обязательно указывая, что ее внучка – на дальней дорожке справа или слева. Под шлемом ее не всегда можно узнать. Только по косичке, оставшейся напоминанием о гимнастике – чем длиннее волосы, тем красивее пучок, так что стричь нельзя.
Так было и с сыном, когда он вернулся в спорт, после большого тенниса выбрав стрельбу из пневматической винтовки. В теннисе я понимала все, в стрельбе – ничего. Это был только его вид спорта, его увлечение. С Симой в гимнастике мы всегда были вместе, как многие мамы, которые знают, сколько «стоит» каждый элемент, учатся шить купальники и знают по именам-фамилиям всех девочек из конкурирующих клубов. В фехтовании все по-другому. Пока, во всяком случае. Но я понимаю – нужно отпустить и доверять. Дочь-подросток, как и сын-подросток, имеет право на свою страсть, выбор, в том числе в виде спорта. И маме в какой-то момент надо перестать разбираться в правилах, замечать малейшие ошибки, а быть только мамой.
Симе тринадцать лет. Она младше всех в классе на год из-за меня. Я отправила ее в школу в шесть лет. Девочки-одноклассницы вовсю красятся. Если не вовсю, то ресницы обязательно. И блеск для губ. У Симы после гимнастики осталась огромная косметичка с тенями, помадами всех оттенков красного, подводками и блестками во всех видах. Теперь все это богатство мое. Предлагаю дочери накрасить хотя бы ресницы – та собирается на день рождения.
– Не-е-ет! – кричит Сима.
– Какая у вас девочка! Как вы этого добились? – спрашивает меня одна из мам, жалующаяся на то, что дочь перебарщивает, с ее точки зрения, с косметикой.
Рецепт, как всегда, один. Если хочешь чего-то добиться – поступи наоборот. Симе я делала полный сценический макияж с ее шести лет. На соревнования требовалась не только косметика, но и прическа: зачесать, закрутить, обильно полить лаком, прицепить корону на пучок. Сима рыдала, когда я рисовала ей стрелки и губы. Заливалась слезами, когда красила ей ресницы. Теперь у нее стойкая неприязнь к косметике.