Алиса принесла фартук, который строчила дома сама. После четырехчасовых тренировок по гимнастике. Умирая от усталости.
– Прекрасно, просто прекрасно, – разглядывала косые и кривые швы учительница. – Но я не могу его принять! Он недоделан!
– В смысле, недоделан? – Алиса начала закипать, и я ее прекрасно понимаю. Полночи ты строчишь какую-то хрень, а она еще и недоделана!
– А где колечко? Это же самое важное! – радостно спросила Людмила Александровна.
– Какое колечко? – Алиса со своим математическим мозгом опять впала в ступор, пытаясь склеить кольцо и фартук в одном изделии. При этом кольцо должно было иметь принципиальное значение. Логика отказывалась прослеживаться. Здравый смысл тоже.
– Как какое? Ну хотя бы от занавески, если другого нет!
Тут матрица в мозгу Алисы окончательно сломалась. Впрочем, в моем тоже, когда я слушала пересказ этой истории. Алиса замолчала, давая мне возможность использовать писательскую фантазию, придумывая сюжетный ход, где фартук, кольцо и занавеска имели бы хоть что-то общее. Я не справилась.
– Полотенчико! – дала подсказку Людмила Александровна, чем окончательно ввела Алису в транс абсурда. Даже я была готова задушить учительницу фартуком, затянув занавеской и положив сверху кольцо. Только куда девать «полотенчико» – ненавижу это слово, – я придумать не могла. Разве что в виде кляпа использовать.
– Алиса, не томи, я сейчас взорвусь, – попросила я.
– А мне каково было…
Оказывается, современные дети должны шить не просто фартуки, как в наше время, а с разными «приблудами». Рядом с карманом надо пришить петельку и вдеть в нее кольцо, на которое можно повесить «полотенчико». Потому как фартук без колечка – не фартук. Почему нельзя взять полотенце, которое лежит рядом? Людмила Александровна на этот вопрос не ответила. Еще час она читала несчастной Алисе лекцию, что у каждой девочки должны быть отдельные «полотенчики» для ручек, для ножек, для личика. Все в уменьшительно-ласкательной форме. И вытирать «личико полотенчиком для ручек» категорически нельзя. О чем Алиса сообщила маме.
Катя выразилась вполне конкретным словом, которое нельзя произносить при детях. Впрочем, я тоже не смогла подобрать синоним и выразилась бы точно так же.
Вася сообщил, что уезжает на неделю. Поживет отдельно на съемной квартире.
– Может, возьмешь котлеток? Или блинчики? Или курицу? – предложила я, доставая здоровенный контейнер и приготовившись укладывать еду на трое суток как минимум.
– Ну давай, – согласился сын. – Что-то ты, мам, сентиментальная стала. Раньше котлетки не предлагала.
– Предлагала! Ты всегда отказывался. Первый раз согласился.
– Тоже стал сентиментальным.
Типичный разговор сейчас выглядит так:
– В кармане прошлогодней зимней куртки нашла маску.
– Жаль, что не деньги.
– Надо положить что-нибудь в этом году. Хоть в следующем порадуюсь.
Полина, рассматривая себя в зеркало после новогодних праздников: «Поля-слоня…»
Очередной афоризм от Кати: «Придется встать рано. Никогда не знаешь, во сколько твои планы на день будут слиты».
И еще один от нее же: «Утренняя кома – всех собери и отвези в школу-сад».
Гаджеты давно знают о нас больше, чем мы сами. Когда мне исполнилось сорок пять, всплывающие на разных порталах рекламные блоки резко изменились по содержанию. Вместо сексуального белья стали выплевываться объявления про таблетки от климакса, геморроя, гели от сухости во всех местах и препараты для улучшения памяти. Настойчиво советовали проверить потенцию, не уточняя, чью именно. И тут вдруг неожиданно всплыла реклама про занятия по гвоздестоянию. Пробное бесплатно. Я даже прошла по ссылке, не веря, что существуют люди, которые хотят научиться стоять на гвоздях, да еще и платят за обретение такого навыка. Вот с утра, перед работой. Постояли на гвоздях и побежали по делам. Я даже на коврик Кузнецова встать не могу. А уж лечь тем более. Мне нравятся перины, куда проваливаешься, как в облако, и не в состоянии встать. Но такая перина была только у моей бабушки в деревне. А гвоздей и граблей, на которых я регулярно отплясываю, хватает и без всяких студий. Сама преподавать могу.
– Папа, попробуй мои оладьи! Я сама приготовила, без мамы. Все как ты любишь! – объявила Полина отцу.
– Шоколадные?
– Нет, подгорелые.
Как довести мать до глазного тика одним вопросом? Легко. Вася, наливая себе чай, вдруг спросил:
– А правда, что существует послеродовая депрессия?
– Васюш, ты с какой целью интересуешься? – заплетающимся языком, поддерживая глаз, чтобы не так явно дергался, уточнила я.
– Нет, я так, для общего развития.
Ну да, ему для развития, а мать уже с инфарктом.
– Да, разведенные женщины выглядят намного лучше замужних! Не потому, что хотят завести новые отношения, а потому что у них появляется время помыть голову! – объявила Катя собственному супругу.
Нет, они не развелись. Просто впервые муж отправился в отпуск с двумя старшими дочками. Малышка Ева осталась с мамой. Но с восьми утра до шести вечера Ева была в садике, и Катя вдруг почувствовала себя абсолютно свободной женщиной. Для чего свободной? Для мытья головы. Даже с использованием маски для волос. И для маски на лицо тоже. Той, в которой нужно лежать, пока не застынет. Когда в доме трое детей, маска оказывается размазанной по постельному белью. А ее очень сложно отстирать.
– Ты куда-то собралась? – уточнил супруг во время очередного разговора по видеосвязи.
– Нет, почему ты спрашиваешь? – удивилась Катя.
– Ты… такая красивая…
Катя все утро сидела с маской на лице, а потом долго, очень долго сушила и укладывала волосы феном. И никто этот фен у нее не отбирал, не грыз провод, не пытался выдернуть из розетки. И она добилась идеальной укладки, которая подразумевала макияж. Что Катя и сделала. Она прокрасила каждую ресничку, не рискуя попасть себе в глаз от внезапного толчка, падения на нее маленького, но уже увесистого тела и криков, что нужно срочно заплести косу, сделать пучок или завязать другую резинку. Когда в доме три дочери, утро матери превращается в салон красоты. Только экстренный. Катя умеет плести косы на скорость. А пучок закручивает с первого раза и такой прочный, что дня три точно продержится.
– Но знаешь, в чем главное счастье? – признавалась уже мне Катя. – Я два дня не загружаю и не разгружаю посудомойку. Ненавижу. Не знаю почему. Особенно разгружать. У меня всего две тарелки, которые я мою за минуту.
Счастье многодетной матери – в посудомойке, которую не нужно загружать и разгружать. И пусть хоть кто-нибудь посмеет в этом усомниться.
Дети, растущие в одной семье, с одинаковыми принципами, правилами, умудряются вырастать совершенно разными по характеру. Мои дети – абсолютные противоположности. Вася всегда все терял в школе – от кроссовок до рюкзаков. Сима никогда ничего не теряет. Даже ручку. Вася выучивал все на перемене перед уроком, Сима делает задания на неделю вперед. Вася пользовался обаянием и эрудицией, получал или пять, или два, Сима – круглая отличница. Вася не помнит, когда дни рождения у его родителей и сестры, Сима поздравляет с днем рождения свою первую учительницу, любимую учительницу английского и всех одноклассников. Когда в школе учился Вася, я была прекрасно знакома с директором, завучем и всеми преподавателями. В школу меня вызывали регулярно. С Симой меня не вызвали ни разу. Я даже не знаю, как зовут нового директора.
После Васи я была готова к любым приключениям. Меня невозможно было удивить. Это произошло после звонка классной руководительницы, которая сообщила, что мой сын выбрасывал девочку из окна. Выяснилось, что не выбрасывал, а, наоборот, держал за ноги, когда та решила покормить птичек.
У моих подруг – Лены и Кати – другая ситуация. Старшие дети – девочки – очень ответственные, послушные. Зато средние…
Полину и Веру отпустили с тренировки – ждать родителей и старших сестер. Тренировки проходят в школе. Дети сидят на скамейках около раздевалок, уткнувшись в телефоны. Иногда не замечают, что родители уже пришли и зовут их. Но только не Вера с Полей. Как они обошли охранника, никто так и не смог узнать. Но девочки оказались на улице. Дошли до детской площадки, насмерть обледеневшей, и покатались с горки. Потом проголодались и пошли в ближайший магазин – у Веры была с собой карта, которую ей завели родители, как до того сделали и для старшей сестры. Вера тоже считала себя взрослой. В магазине девочки купили шоколадки, съели их и вернулись в школу, не забыв вытереть руки и рот, чтобы избавиться от улик. После чего, за минуту до приезда мам, довольные и счастливые, уткнулись в телефоны. Как это вскрылось? Случайно, конечно же. Полина показалась маме слишком розовощекой, а ее перчатки – слишком мокрыми. А еще Поля не требовала еды, что происходило всегда. Когда старшие сестры узнали о приключениях младших – Полине и Вере было по семь лет, – округлили глаза с выражением «А что, так можно было?». И пожалели лишь о том, что им в том возрасте не приходило в голову так здорово провести время. Катя с Леной кричали от ужаса, объясняя, что эти две звезды могли проломить себе голову, катаясь с обледенелой горки, что в тот магазин, где они покупали шоколадки, даже взрослые тети боятся заходить, что убегать за территорию школы вообще небезопасно и так далее… Полина с Верой сидели и слушали тоже с выпученными глазами, в которых читалось: «Ух ты, какая интересная жизнь вокруг. Надо попробовать в следующий раз».
Ровно в семь утра у моего супруга зазвонил телефон. Обычно он выключает звук, но в этот раз забыл.