– Зачем? – устало спрашивали служащие.
– Красиво.
Натурой он был творческой и потому обидчивой. В МФЦ показывал собственные картины, подписанные в уголке «Иванофф», предлагал девушкам-сотрудницам из числа молодых и симпатичных попозировать ему для картины в стиле ню. Но женщины его не понимали. А одна, новенькая, так и вовсе назвала его «пожилым человеком», что для Бориса стало ударом. Тогда он молча ушел и еще три дня лежал на диване – страдал.
– Ну как? – спрашивали бабули с капусткой у Бориса.
И он в очередной раз рассказывал про неравную борьбу с бюрократией, тонкую натуру гения, признание, которое приходит только после смерти. Бабули кивали, сочувствовали, не советовали Борису помирать, поскольку это очень дорого по нынешним временам. Но они никак не могли дотумкать, чем Иванов отличается от Иванофф, как Борис ни пытался объяснить. Они подкармливали его капусткой и мочеными яблочками и крестили спину, когда он уходил.
После двух Борис сворачивал торговлю, заходил в магазин и покупал бутылку водки. Или две, в зависимости от душевного настроя. А если ему удавалось продать картину, покупал бутылку вина для жены Вали.
Она, надо сказать, была очень хорошей женщиной – доброй, отзывчивой, понятливой. Только неясно, зачем ей сдался Борис. Валя грустно улыбалась и отвечала, что это как в анекдоте, когда умнице и красавице достается забулдыга. Она спрашивает: «За что?» – а судьба ей отвечает: «Без тебя он совсем пропадет». Валя выходила замуж за Бориса исключительно из любви к искусству, но так и задержалась на всю жизнь. По молодости Борис часто ее «писал», и Вале это льстило как женщине. Потом любовь к искусству прошла, а искать нового мужа оказалось поздно. Валя ездила в деревню на заготовки-закрутки – огурцы, помидоры, компоты. В принципе не важно, что закручивать. Она так успокаивала нервы. Только есть это было невозможно. Валя раздавала свои закрутки соседям.
– Ну как? – спрашивала Валя.
– А соль в огурцы ты положила? – моя мама пробовала огурец.
– Нет, а надо было? – искренне удивлялась соседка.
В варенье могла забыть положить сахар. А компот сварить из помидоров вместо яблок. Но Валя не обижалась и продолжала экспериментировать. Специально для закруток жены Борис вырыл маленький погребок, буквально метр на метр, под тяжелой деревянной крышкой на большом амбарном замке. В погребке Валя хранила не только банки, но и вино, которое приносил муж по случаю продажи картины.
Так вот Борис в тот день продал картину, принес жене вина и ушел к соседу праздновать. Валя спустилась в погреб поставить очередную партию банок и решила навести там порядок – подписать даты заготовок, расставить все на полках. Борис зашел домой предупредить жену, что задержится. Увидел, что крышка погреба открыта и запер ее на замок. Жену не дозвался, что было понятно – могла уйти к соседкам. Со спокойной душой ушел догуливать. Вернулся за полночь и тут же лег спать.
В это время Валя, запертая в погребе, уже перестала звать на помощь. Вино она выпила. Две бутылки. Есть хотелось ужасно, вокруг банки, но как откроешь?
Моя мама в это время ждала Валю в гости – пробовать варенье по новому рецепту. В ожидании соседки посмотрела по телевизору детективный сериал, потом почитала последний детективный бестселлер. Что уж на нее нашло, непонятно, но в местное отделение милиции она ворвалась, сметая все на своем пути. Участковому очень убедительно сообщила, что Валя пропала и, скорее всего, уже лежит мертвая. И она даже знает, кто убийца. Муж – Борис, который художник. Почему убил? А почему Ван Гог себе ухо отрезал? Вот потому и Борис убил свою жену. Участковый, который прекрасно знал и маму, и Бориса, и Валю, задумался. В принципе Борис был не без странностей. Валя тоже немного не в себе – участковый ее помидорами чуть не отравился. Но он все же предложил маме подождать трое суток, а уж потом объявлять пропавшую соседку в розыск. Однако мама мечтала задержать убийцу по горячим следам. Уж не знаю, каким образом ей удалось уговорить участкового, но вскоре она с милицейским нарядом ворвалась в домик художника. Убийца лежал лицом в подушку и храпел. А жертва – живая, хоть и пьяная вдрызг, кричала из погреба: «Спасите!»
Все закончилось хорошо. Валя схватила дрын и налетела на спящего мужа. Остановить ее не успели. Валя долбанула его, припомнив все сразу – и свою неудавшуюся жизнь, и банки, которые она все-таки разбила камнем и, кажется, впервые попробовала содержимое. Она лупила Бориса, мстя ему за свои кулинарные таланты, которых нет, за то, что он больше не пишет ее обнаженной. За то, что хочет быть Иванофф, а она, Валя Иванова, хочет на море! С переломом руки и многочисленными ушибами мягких тканей Бориса отвезли в больницу. Валя пообещала привезти мужу в больницу компот из собственных запасов. А моя мама ушла домой расстроенная и разочарованная: Валя, вопреки ее фантазиям, оказалась не трупом, Борис – не убийцей и даже не Ван Гогом. Участковый же почувствовал непреодолимое желание выпить, позвонил жене и сказал, чтобы не ждала и ложилась спать.
Тетя Шура и дядя Вася были, можно сказать, гордостью и достопримечательностью подмосковной деревушки. Деревня была хоть и небольшая, но с собственным радиоканалом и культурным досугом в виде деревянного клуба, в котором проходили спевки местного хора, ставились спектакли усилиями местного режиссера и добровольцев-актеров из числа дачников. Если появлялись новенькие, про них и их желания сразу пытались узнать все – какие таланты? Мастер-класс по бачате? Танго? Уроки вокала?
На всех значимых праздниках, которые поселковая администрация не пропускала, отмечала, поздравляла и чествовала, считая себя хоть и маленьким, но культурным центром, тетя Шура и дядя Вася были главными героями. Раз в два месяца приезжали журналисты, чтобы узнать мнение тети Шуры или дяди Васи о том или ином событии.
Дело в том, что тетя Шура и дядя Вася не только родились, выросли и состарились в этой деревушке, но и сыграли здесь свадьбу, недавно отметили золотую годовщину и оставались образцово-показательной парой. В День защиты детей тетя Шура рассказывала про счастье материнства, в котором она трижды все понимала, и выступала главным судьей на праздничном конкурсе для молодых пап, соревновавшихся в скорости смены подгузников на куклах. В День семьи супруги поздравляли молодоженов деревни. Тетя Шура устраивала невестам мастер-класс по лепке пельменей, а дядя Вася учил женихов вбивать в стену гвоздь одним ударом. Во время спартакиады местного масштаба он вручал грамоты – как-никак мастер спорта.
В общем, общественная жизнь тети Шуры и дяди Васи оставалась очень насыщенной. И все не переставали восхищаться – бывает же в жизни такая любовь, и взаимопонимание, и многолетняя мудрость. К дяде Васе приходили за советом – он слыл мужчиной рассудительным, прозорливым и, несмотря на почтенные годы, так сказать, современным. Мог и про кредит в банке рассказать, и в ипотеке разбирался, и в машинах, да и в женщинах тоже, чего уж говорить. Всегда мог посоветовать – на какой девушке жениться, а к какой еще стоит приглядеться, какую и вовсе бросить, пока не поздно. Дядя Вася при этом с пониманием относился к адюльтерам, однако культ семьи для него был превыше всего – разводы категорически не одобрял. Даже присказка в поселке была: «Дядя Вася сказал…» Ему и цитаты великих людей приписывали. Мол, кто сказал? Дядя Вася, конечно!
Тетя Шура, в свою очередь, пользовалась огромным уважением и непререкаемым авторитетом у женской половины деревни. Женщина терпеливая, заботливая, и в травах целебных все понимает, и готовит прекрасно, и в доме – ни соринки, ни пылинки. Муж всегда наглажен, начищен, аж лоснится. И как только успевает тетя Шура все делать? А уж как про секреты семейного счастья рассказывает – заслушаешься, хоть с блокнотом ходи и записывай. Да еще и трое детей, пусть и давно разъехавшихся по большим городам, но все выучены, устроены в жизни и на праздники присылают родителям подарки. Мужиков тетя Шура ну буквально насквозь видит, с двух шагов. Сразу понимает, кто скряга, а кто выпить любит, кто бить начнет за здорово живешь, а кто хорошим мужем станет. К ней и как к свахе ходили, и как к экстрасенсу, и как к гадалке. Опять же, присказка «к бабке не ходи» имела здесь особый смысл. То есть к тете Шуре не ходи, и без того все понятно.
Так продолжалось бы и дальше, если бы однажды, прослышав о такой уникальной семейной паре, из большого города не приехала журналистка, чтобы написать большой репортаж для центральной газеты. По замыслу, она два дня должна была провести с тетей Шурой и дядей Васей бок о бок, чтобы увидеть их жизнь «изнутри». Журналистку встретили, накормили щами по старорусскому рецепту, напоили чаем с целебными травами, тетя Шура рассказала про семейное счастье, а дядя Вася показательно вбил гвоздь в стену одним ударом. Потом постелили ей на раскладушке, но сон никак не шел.
– А дядя Вася вам изменял? – спросила шепотом журналистка у тети Шуры, не особо рассчитывая на откровенный ответ.
– Так конечно. Мужики без этого не могут, – ответила спокойно тетя Шура, перекладывая подушки.
– И что делать нужно, если муж изменил? – уточнила журналистка.
– Так это смотря с кем. Если с Настькой, так я и виду не подала, что знала. А вот когда он к Наташке хотел уйти, так я плакала. Тут от человека зависит, – глубокомысленно заметила тетя Шура, поворачиваясь на бок.
– Дядя Вася, а вам в жене все всегда нравилось? – спросила журналистка, когда рано утром тетя Шура вышла к соседке за парным молоком для завтрака.
– Так никогда ничего не нравилось. Характер у нее склочный. И злопамятная она. Я уже и думать забуду, а она все помнит. Как пилить начнет, так все, считай, из дома лучше сбегать – всю душу выймет, вытрясет, пока не успокоится. И язык у нее, что у змеи. Шипит и шипит.
– А вот дети ваши? Как они?
– А что дети? Это все она рожала, чтобы я из дому никуда не делся. Нет, детей я люблю. Но меня ж никто не спрашивал. Она своими бабскими штучками пользовалась. Хитрила. Вот троих и нарожала.