Но уже на следующий день оказался под маминой дверью. Она ждала курьера, поэтому открыла. И тут он. С цветами.
Мама хмыкнула и запустила Лешу в квартиру. Они выпили вина, поужинали. Леша поменял лампочку на кухне, поправил карниз, подкрутил дверцу шкафа. Оказался мастеровым парнем. Съел ужин и ушел. Был корректен и вежлив.
Леша работал за еду – носил картошку и лук. И моей маме, и Наташке. Чинил стиральные машинки и вешал полки. Собрал компьютерный стол. Мама вывезла его на дачу, где Леша два дня орудовал лопатой, очищая дорожки от снега. Потом на даче у Наташки. Леша был не «мужем на час», а «мужем на двоих» без всякой оплаты. Мама и Наташка его кормили, поили и давали авансы, так сказать. Леша разрывался между женщинами, придумывая предлоги, как уехать к одной или к другой. Он не знал, что мама с Наташкой давно согласовали график работ. Наконец, когда Леша починил все что можно, наладил интернет, переложил камин и чуть ли не посадил по весне сто розовых кустов на двух участках и не перебрал гречку, как Золушка, Наташка призналась, что квартира записана на сына, а дача – на внука. Мама объявила, что оставила дарственную на квартиру на дочь, а дача – тоже на внука. И переписывать завещание не собирается.
– Зачем вы так со мной? – воскликнул Леша.
– А не надо старушек обманывать! – ответила мама.
Наташа, сидевшая рядом, кивнула.
Восьмое марта мама отмечала с соседкой Люсей. Та пришла к ней с пожухлой веточкой мимозы и с настроением под стать мимозе. При этом ни мама, ни Люся терпеть не могут этот праздник, правда, по разным причинам. Каждый год именно на Восьмое марта к Люсе в загородный дом съезжаются дети. Их трое. Сын живет в Красногорске, женат, воспитывает мальчика. Старшая дочь – в Чехове, одна растит двоих детей. Младшая – в Москве на съемной квартире. Не замужем, без детей и заводить их не собирается. Так уж получилось, что ни на день рождения мамы, ни на Новый год они собраться никак не могут – то дети болеют, то работа, то каникулы, то еще что-то. А вот Восьмое марта – и дети оказываются здоровы, и командировки откладываются, и никакого другого повода, чтобы не ехать, не придумывается.
Люся очень скучает по детям и внукам, но, когда они приезжают, уже через полчаса от них устает и думает, что сделала не так, когда их растила. Старшая дочь на дух не выносит жену брата. Брат завидует младшей сестре, которая работает в приличной компании и зарабатывает больше, чем он. Младшая сестра давно обижена на старшую. Не помнит из-за чего, но они практически не разговаривают последние года три.
Начинается все вполне мирно – с подарками и поцелуями, но через час дети начинают ругаться, вспоминая прошлые и накапливая новые обиды, случайно оброненные слова и недовольные взгляды. В тот момент, когда дети начинают делить дачу, Люся не выдерживает.
– А ничего, что я еще жива? – спрашивает она.
В прошлые годы все на время умолкали, а на этот раз невестка, девушка в принципе добрая и незлобивая, не выдержала и ляпнула:
– Ой, но вы же не бессмертная! Не сегодня, так завтра!
И дочери с сыном закивали, соглашаясь. Мол, лучше сейчас все решить.
Люся хотела заплакать, но передумала. Встала из-за стола, вытащила из вазы мимозу и ушла к соседке. Они открыли бутылку вина и выпили молча, не чокаясь.
– А ты почему Восьмое марта не любишь? – спросила Люся мою маму.
– Вот поэтому и не люблю. Каждый год с тобой отмечаю.
И Люся кивнула, задумавшись, что, может, и вправду поделить дачу при жизни, чтобы дети уже успокоились.
Передала девочкам подарки на Восьмое марта. Блестящее мыло в форме цветочков и подставку для телефона в виде стульчика. Катя потом рассказала, что Алиса хотела уточнить – точно ли мыло и точно ли это именно подставка для телефона? А вдруг бомбочки для ванны и просто декоративный стульчик?
– Сейчас, – объявила Полина и позвонила мне. – Маша, привет. А что ты нам подарила?
– Мыло и подставку для телефона.
– Спасибо. До свидания.
Я опять сижу и хихикаю от счастья.
Катя же, не расставшись с мыслью о похудении, попросила в подарок у мужа или наушники, или фитнес-часы, или карту в спортивный магазин, чтобы купить себе форму для фитнеса.
– Не, ну представляешь, он подарил мне карту в фитнес-клуб! – возмущалась моя подруга. – Как я могу там появиться без полного «обвеса»? И мне же сначала надо свыкнуться с мыслью, что я пойду в фитнес-клуб и начну худеть. А это нужно делать постепенно. Сначала наушники, потом часы, потом форма и уже после этого карта! Как он не понимает?
Катя подарила Симе на Восьмое марта зерна лаванды, которые надо вырастить. Сначала три дня держать в воде, потом устроить им «зимнюю спячку» на месяц в холодильнике. И в процессе менять воду, взбалтывать, помещая в какое-то вещество, потом высаживать в строго определенном порядке. Развлечение на год. Как минимум.
– Хороший подарок, – заметила Сима. – Надолго хватит.
Раздался звонок домофона. Раннее утро. Доставка. Значит, точно от нашей бабушки, больше не от кого. Я попросила мужа принять, что бы там ни было. Встречать курьера в пижаме мне не очень хотелось.
Муж поплелся принимать дары. Долго не возвращался. Пришлось встать и идти узнавать, что там происходит. Не потому, что мне так интересно, а потому что циркуляция воздуха в нашей квартире зависит от входной двери. Если она открыта, сдувает с кровати всех, в частности меня. А дверь в тот момент точно была открыта.
Сцена была прекрасная.
– Пожалуйста, я должен прочитать стих. Я его учил всю дорогу. Если не прочту, у меня снимут баллы, – говорил курьер.
– Хорошо, я скажу, что вы прочли, – отвечал муж, который тоже чувствовал себя неловко в пижамных штанах и мечтал вернуться в постель.
– Нет, так нечестно. Это быстро. Сейчас… Забыл… Учил… Подождите… – Курьер достал бумажку и прочитал стих про Восьмое марта и весну. – Вы точно передадите супруге? – спросил он обеспокоенно.
– Передам. – Муж прижал букет к сердцу в знак клятвы.
– А стих повторите? – с тревогой уточнил курьер.
– Это вряд ли.
– Он легко учится. Вот. Я вам бумажку оставлю. Вы только обязательно прочтите. – Курьер вручил бумажку, которую выдают родителям в детских садах или в младшей школе, чтобы выучили стишок с детьми к утреннику.
– Хорошо, прочту.
– Надо выучить. Не по бумажке. – Курьер чуть не плакал.
– Хорошо, я очень постараюсь, – пообещал муж, который знает наизусть все стихотворения Хармса, Чуковского и других детских поэтов, но не был готов учить стишок про Женский день – именно так и было написано на листочке. С заглавной буквы. И еще что-то про маргаритку, которая рифмовалась с фавориткой. Ранним утром ассоциации могут быть разными. Но, поскольку стихотворение выбирала наша бабушка, рифма могла быть любой.
Муж прочел при курьере стих, нашел три стилистические ошибки, две синтаксические, одну орфографическую, о чем и сообщил. Супруг у меня профессиональный редактор, так что курьеру просто не повезло.
– Не будете учить? – уточнил тот.
– Нет.
– Я вас услышал, – неосторожно сказал курьер.
– И вам доброго времени суток, – ответил мой супруг, после чего еще добрых полчаса читал курьеру лекцию, почему то или иное выражение категорически нельзя употреблять.
Я пошла досыпать. Мне было хорошо под одеялом. Не душно. Со стороны коридора гудел сквозняк, отдаленно напоминавший завывания моря.
Мама все-таки признала, что у нее возраст, давление, сердце, и наняла Гулю, которая убирает на соседних дачах. Девушка сама просилась, потому что мама всегда ей была рада, когда встречала, и вообще в деревне слывет очень хорошей женщиной. Главное, щедрой. Если работа сделана хорошо, не обидит. Заплатит больше, чем договаривались.
Гуля убрала дом. Мама приняла работу и осталась довольна.
– Только дверцу на кухне в следующий раз помой, пожалуйста.
В следующий раз домработница честно помыла стеклянные вставки в двери, ведущей из коридора на кухню. Мама опять осталась довольна.
– Все хорошо, только дверцу все-таки помой, пожалуйста, – попросила она.
Гуля кивнула и в следующий приход отмывала дверь уже с ножом и нашатырем, выскабливая невидимые глазу крошки и смывая со стекла рисунок. Мама опять осталась довольна, судя по деньгам, но опять попросила:
– Дверцу, Гуля, дверцу на кухне!
Домработница шла домой, чуть не плача. Она не понимала, как еще должна отмыть эту чертову дверь. Даже решила, что хозяйка не совсем здорова, раз у нее такое отношение к двери. К тому же Гуля всегда честно выполняла свою работу и трудами своими гордилась.
– Сначала дверцу помой, а потом все остальное, – попросила мама, когда девушка пришла в следующий раз.
И тут бедная Гуля не выдержала:
– Ольга Ивановна, ты хочешь, чтобы я рисунок соскребла и новый нарисовала? Лучше новую дверь поставь, потому что эту я сама разобью!
– Какой рисунок? – не поняла мама.
– Так на дверце! – Гуля подошла к двери и стукнула по ней кулаком так, что чуть стекло не выбила.
– Гуля, это дверь. А я говорила про дверцу! Вон, в шкафу, где посуда, над плитой. Посмотри, вся в масляных пятнах.
– Дверь… дверца… Слушай, Ольга Ивановна, сказала бы просто – стекло на полке! Ты по-русски говори. Я по-русски все понимаю! Вот это что? Это сервант, а ты говоришь – стенка. Стенка – это где кирпич. А это шкаф, а ты говоришь – купе. Купе – это в поезде! Но я к тебе буду ходить, – сменила Гуля гнев на милость. – Ты хорошая женщина.
Я отправила маме домработницу на генеральную уборку в московской квартире. Все-таки в семьдесят три года вытирать пыль со шкафов тяжело. Мама, конечно, отказывалась до последнего, и мне пришлось напомнить, что квартира записана на меня и я имею право решать, кто придет убирать жилплощадь. Домработница Света очень хорошая. Я так считаю хотя бы потому, что она терпит мою маму. Вот в прошлый раз она привезла ей продукты, но купила