Билл убрал доску, и больше о ней не упоминали. Только уборщица. Она спросила, кто рылся у нее в шкафу, и ни у кого не хватило мужества признаться.
Дэнни посмотрел на сандвич с паштетом, который держал в руке, и решил, что с него довольно. Агнес делала хорошие сандвичи. Вкусные, солоноватые, с белым хлебом. Некоторое время хотела, чтобы он ел фрукты, но он оставлял их в сумке, так что она перестала давать их с собой. Дэнни достал мобильный телефон, посмотрел время, хотел убедиться, что обед официально закончился, положил телефон на сиденье, а пластиковую коробку для сандвичей сунул под него и посмотрел на густой подлесок.
Без плана могло получиться непросто. Все они понимали, что надо что-то делать, только никто ничего хорошего пока не придумал. Эдди однажды все утро собирал черепа и кости у опушки, которые можно было достать, запустив руку в кустарник, и сложил их в тачку. Он хотел посмотреть, что будет. Он опустил борт, сел на край кузова и стал читать газету. Всю прочел с последней страницы до первой, по крайней мере дважды, и выкурил две сигареты. Но Темная штука не пошевелилась. Могла пошелестеть немного, так он тогда сказал. На востоке, под липами. Или, может быть, это был ветер. Или эвакуатор. Они ведь высокие, могут, проезжая, задеть ветки деревьев. Но если говорить честно, казалось, что Темной штуке все равно. Поэтому он тогда просто принес эти кости, и все они на них посмотрели. Много лисьих. И, по-видимому, кролики. Но также и косуля. Это вызвало определенный интерес.
– Эта забрела откуда-то, – сказал Эдди.
– Красивое животное, – сказал Билл.
– Мой дядя охотится на них, – сказал Армаан. – Получил разрешение на карабин. Потому что у него есть поле, он сдает его рядом с Драбом.
– Это где же? – спросил Билл.
– Рядом с Клэкхитоном.
– Все равно не знаю, где это.
– Хорошее. Держит на нем лошадь.
Они решили перемолоть кости и использовать костную муку. Засыпали ее всю в кашпо возле нового досугового центра. Бегонии в тот год росли буйно.
Дэнни вышел из «такси», застегнул зеленый комбинезон, надел издалека заметный желтый жилет, облокотился о дверцу и посмотрел в темную густую листву под деревьями. Если знать, куда смотреть, все еще можно было увидеть остаток шеста Публичного художественного проекта. Предполагалось удалить весь этот металлический шест целиком, но эту работу им поручили в декабре. Очевидно, возникли осложнения с тем, что темнеть начинало в четыре часа, за час до конца рабочего дня. Поэтому Эдди принес к стержню болгарку и срезал его в самом доступном месте примерно на высоте плеч. Просто чтобы побыстрее выбраться оттуда. Пока светло.
– С дороги не видно, – сказал он тогда.
Билл дважды приезжал проверять.
– С дороги не видно, – подтвердил он.
Теперь срез металлического шеста был гладким, увит ежевикой и скрыт кустами, но, если присмотреться, никуда не делся. А срезали шест всего три года назад. Природа свое берет быстро.
Дэнни попытался вспомнить, как звали художника, но не смог. У него было только имя. Как у знаменитостей, которым фамилии ни к чему. Но художник из Лондона, это Дэнни помнил, потому что был в команде, которая инсталлировала Публичный художественный проект, и они с этим художником выкурили сигарету. Сказать по правде, художник курил косячок, пока вырезанную из камня фигуру животного снимали лебедкой с платформы грузовика, мигающего габаритными огнями.
Это напомнило Дэнни, как однажды, давно уже, мигали габаритные оранжевые огни их зеленого грузовика во мраке сумерек перед воротами крематория.
Армаан тогда сказал:
– Как походный костер, верно?
– Как что? – спросил Билл.
– Походный костер. Мигающие огни. Как пламя. Успокаивает.
– Пф-ф-ф-ф, – сказал Билл.
– Костер. Раньше ими волков отгоняли. Пещерные люди и тому подобные.
– Полицию от нас отгоняет, нет? – сказал Билл.
– Точно, – сказал Армаан.
Дэнни тогда спросил художника, каково это жить в Лондоне, а художник сказал, что ничего, нормально, но только он мало там пожил, потому что был в армии, и что эту скульптуру животного привез из Афганистана или из какого-то другого места поблизости от Афганистана, что нашел ее в пустыне, занесенную песком. После этого он вернулся домой и решил стать художником вместо того, чтобы убивать людей.
Дэнни спросил его, много ли в Лондоне стоят квартиры по сравнению с Брэдфордом, и художник поскучнел и сказал, что не знает, потому что живет в коммуне, где материальное не имеет большого значения. Дэнни не совсем понял, что тот имеет в виду, но кивнул, и они просто покурили и посмотрели, как Публичный художественный проект выгружают из грузовика.
Дэнни на самом деле не мог решить, что это было, но тогда он мало знал об искусстве. Скульптура была не слишком велика, размером с две большие дыни. Художник изготовил длинный металлический шест, Дэнни с другими ребятами вкопали его посередине круглого участка земли, ограниченного развязкой, рядом с самым большим платаном с толстым стволом. Думали применить мини-бур, но Билл сказал, нет, потому что тогда, чтобы подогнать машину, придется свалить деревья, а валить деревья можно только с разрешения муниципалитета.
Разрешения муниципалитета у них не было, поэтому яму вырыли киркомотыгами, затем залили ее цементным раствором, и ни одно дерево не повредили, если не считать нескольких сломанных веток. На вершине шеста была большая форма, сделанная из дерева, как гигантская подставка для яйца, в нее-то и должна была входить эта штука, вырезанная из камня. Как яйцо в подставку.
Назвать ее красивой язык бы не повернулся. Это была странной формы штука, походившая на уродливую голову лошади. Но с чрезвычайно длинными, острыми, оскаленными зубами и безумными глазами, но не по бокам головы, а спереди. Один глаз был закрашен красной краской, которая отваливалась чешуйками, и Дэнни подумал, что другой глаз должен быть таким же, но, видно, краска кончилась, и его закрасили неоднотонным коричнево-малиновым. Все вместе казалось очень старым и каким-то поломанным. Никому фигура не нравилась, кроме художника.
– Ну, вот, установили, и что это, по-вашему, такое? – спросил Армаан.
– Напрасная трата денег, – сказал Билл. – Вот что это такое.
– Ее даже хорошенько не видно, – сказал Эдди. – Если идти не от западного перекрестка.
– Может, оно и к лучшему, – сказал Армаан. – Ужасно, правда?
– Напрасная трата денег, – повторил Билл.
Они тогда проследили, как лебедка неловко опустила эту голову в чашу подставки. Художник кричал и размахивал руками, пока голова не вошла в нужное место, и тогда он отошел подальше и любовался ею.
Художник с одним именем сказал им, что это называется «Завоеватель» и что он смотрит на юго-восток, на все те земли, которые мы завоевали и разграбили.
– Почему? – спросил тогда Билл. – Что она ищет?
Этот вопрос очень понравился художнику, и он присел на корточки, схватившись за голову руками так, что ребята едва не пошли за помощью. Но он снова встал как раз вовремя, взял Билла за плечо, что, ребята это видели, Биллу совершенно не понравилось, и сказал очень медленно, как будто это была последняя реплика фильма или чего-нибудь такого:
– Искупление, приятель. Она ищет наше искупление.
Дэнни решил не глушить двигатель, пройти по траве и взять тачку. Движение по развязке было напряженным, и ему следовало постараться и принять деловой вид на случай, если мимо поедет кто-нибудь из муниципалитета. Еще раньше он бросил в кузов большую сеть, ту самую, с телескопически выдвигающейся ручкой, которую Эдди заказал, чтобы снимать с деревьев мертвых белок. Ни одной мертвой белки на деревьях они пока не нашли. Этот факт, как признал Эдди, он прочел на странице своей дочери в Фейсбуке. Но теперь сетка с телескопически выдвигавшейся ручкой у них была. И могла пригодиться.
Дэнни переложил сетку в тачку и стал обходить лесок по опушке, двигаясь по часовой стрелке.
Дойдя до места, где когда-то стояла машина художника, он остановился и поставил тачку. Годы изгладили глубокие следы шин, но Дэнни, да и все они знали, с какого именно места отбуксировали машину. Колючий дрок позади этого места рос особенно густо, а ива перед ним, которую кто-то стал было сдуру подрезать несколько лет назад (вероятно, Эдди), теперь представляла собой буквально метлу из блестящих ветвей.
Дэнни взял подушечку жевательной резинки и посмотрел в направлении от развязки в ту сторону, куда был обращен капот его грузовика. Поверх двигавшегося нескончаемым потоком транспорта с небольшой возвышенности он мог видеть шоссе, уходившее на восток, и за ним безучастный пейзаж. Видно было далеко. Было бы на что смотреть.
Полиция пришла к выводу, что небольшая дешевенькая машина художника попала в аварию, потому что бампер глубоко ушел в мягкий дерн откоса. Дверца у пассажирского сиденья была распахнута, а самого художника так и не нашли.
– Пристойно смылся, – сказал тогда Эдди.
– П-ф-ф-ф-т, – сказал Билл. – Неудивительно.
– Напрасная трата денег. Все это.
Дэнни и Армаан были на месте, когда буксировали машину художника. Билл сказал, что надо бы раздобыть где-нибудь дерна, чтобы привести в порядок травяной покров, но Армаан был мастер по части работать лопатой и граблями, так что эту работу так и не выполнили.
Пока машину художника грузили на эвакуатор, Дэнни поболтал с полицейским дорожной службы. Тот сказал, что бензобак был совершенно пуст и что аккумулятор сел. Дэнни потом часто и долго об этом вспоминал.
– Ну, уж это чересчур, – сказал тогда Билл, дочитав местную газету.
Это было уже когда Публичный художественный проект некоторое время воплощался в жизнь, художник разбил машину, исчез и больше его не видели, после того как ему пришлось часто выступать в местных новостях, отвечать на сердитые письма в газете и на посты в Фейсбуке, в которых спрашивали, почему его фигура хороша, хотя все, кроме него, считают ее плохой. Никому она не нравилась. Некоторые считали, что она отвлекает водителей и может стать причиной дорожного происшествия. Другие говорили, что это напрасная трата денег, что фигура уродлива и нелепа, в то время как в больницах не хватает медсестер, а библиотеки закрываются из-за нехватки библиотекарей. Большинство просто не понимало, что изображено.