и глазами и двумя рогами на голове. Дьявол, уставившись мне в лицо, стал дразнить меня, высовывая язык и издевательски хохоча. Ужаснувшись, я пытался избавиться от него молитвой, но ничего не помогало. Наконец, мне удалось осенить себя крестным знамением и проклятый сделался невидимым.
Я поднялся в ужасе, весь дрожал. В ту минуту я чувствовал, что если бы сейчас умер, то пошёл бы в вечную муку. Я был растерян, не знал, что делать, куда бежать и у кого просить помощи. В этом состоянии меня увидел старец Афанасий – брат по плоти старца Иосифа Исихаста. Мы взяли в его монастырь “на работу” чтеца… Вот были времена: наёмный седмичный, наёмный чтец, наёмные все!.. Ну, а как вы хотите: по-другому мы “не успевали”.
– Что с тобой? – спросил он меня. – Почему ты так взбудоражен? Что случилось?
Я рассказал, что произошло.
– А, так это был лукавый, который застал тебя в нерадении, – сказал он. – Знай: это попустил Бог по Своей любви, чтобы ты положил начало спасению.
– И что же мне делать? – спросил я. – Сделаю всё, что ты скажешь – иначе попаду в вечную муку.
– Найди духовника и поисповедуйся. И после того, как исполнишь епитимию, которую на тебя наложат, причастись Святых Христовых Таин.
А надо сказать, что к тому времени я уже много лет не исповедовался и не причащался. Поэтому я воскликнул:
– Где же я найду духовника? Я же никого не знаю! Я пойду к тому духовнику, к которому ты мне скажешь!
– Я назову тебе трёх, – ответил старец Афанасий, – а ты сам выбери, к кому идти.
В те времена не было традиции исповедоваться игумену монастыря. В монастырь обычно приглашали духовника откуда-нибудь из пустыни.
– В Новом скиту, – сказал отец Афанасий, – исповедуют отец Ефрем (будущий игумен святой обители Филофей) и отец Харалампий (будущий игумен святой обители Дионисиат).
Оба эти духовника были духовными братьями отца Афанасия, то есть послушниками старца Иосифа.
– А на Катунаках исповедует ещё один отец Ефрем – Катунакский. Этих духовников я знаю лично и могу тебе их порекомендовать. А ты сам выбери, кого хочешь, и прими решение.
Что мне было делать? Я не знал, кого выбрать! Наконец, я решил совершить молебный канон моей Покровительнице – Пресвятой Богородице, написать на бумажках три имени и вытащить одно из них. “Кого вытащу, – думал я, – к тому и пойду на исповедь и сделаю то, что скажет духовник”. Я так и сделал и вытащил имя отца Ефрема Катунакского. Успокоившись, сказал самому себе: “Так хочет Бог”. Я пошёл на исповедь на Катунаки, но, придя туда, чуть не впал в отчаяние. Оказалось, что отец Ефрем был послушником, а не старцем, поэтому как духовник не мог взять на себя ответственность за другого монаха, который не принадлежал к их братству. Однако доброта отца Ефрема и его очевидная монашеская любовь меня утешили. Послушавшись его, я пошёл и поисповедался отцу Харалампию. После исповеди я был счастлив, моё сердце успокоилось. С того дня я стал пытаться ежедневно исполнять то, что сказал мне духовник. Каждый день я совершал 300 земных поклонов и две сотницы чёток, вкушал только то, что предлагалось на трапезе и ничего помимо неё, кроме пустого чая в дни с девятым часом. Причащаться я начал каждые две недели и перед Причастием три дня вкушал пищу без масла. Помимо своего обычного послушания – трапезника, я стал помогать как певчий на правом клиросе. Во мне вновь стала согреваться и разжигаться ревность к подвижнической жизни, ради которой я пришёл на Святую Гору. Я вновь начал читать акафист Пресвятой Богородице, который выучил наизусть, будучи новоначальным монахом, но совсем забыл из-за нерадивости».
Итак, отец Арсений стал жить согласно с правилом, которое дал ему духовник иеромонах Харалампий. Он начал читать творения святого Никодима Святогорца, однако ему было трудно принять преподобного Никодима как Отца Церкви. Также он читал творения Симеона Нового Богослова и другие аскетические книги. Отец Арсений стал потихоньку входить в образ и распорядок жизни новых отцов, которые пришли из Метеор[115] и стали восстанавливать монастырь Симонопетра, он принимал этот распорядок всем сердцем, пытался жить по правилам монашеского общежития. Вторую келию, в которой у него была кухня, старец отдал монастырю. Всё лишнее тоже раздал. Чай стал пить, как и другие отцы, в общей кухоньке, которая была одна на этаже.
Старец Арсений
Отец Арсений доверил себя старцу Емилиану и приумножил свои подвиги. Подобно губке, он впитывал в себя каждое его наставление и поучение. Он совершал очень много земных поклонов, от которых по причине специфического и тесного строения Симонопетра происходил грохот на весь монастырь.
Напряжённые подвиги разбудили в отце Арсении и первое стремление его юности – любовь к аскетической жизни. И сейчас у него было для этого не просто желание, но и пригодные условия, а также вдохновитель в этой борьбе – старец Емилиан. Обсудив с ним своё желание, отец Арсений стал искать место для будущих подвигов. Он искал его в полном доверии Богу и старцу, твердо зная, что такое место обязательно найдётся. В поисках он пришёл в келию святого Модеста в местность Караваса́ры, но нашёл келию закрытой и принял это как знак, что жить ему там не нужно. Потом он направился в старый монастырский виноградник, но там не было воды и предстояло много работы. Кроме того, прекрасный вид на Эгейское море показался старцу не подходящим для аскетической жизни. Затем отец Арсений попытался поселиться на пристани, но через пристань проходило много людей, которые мешали ему пребывать в вожделенном безмолвии. Наконец, он остановился на келейке, которая называлась Калами́ца. Это был крохотный домик для рабочих – всего одна комнатка. Однако этот домик находился в таком безмолвном месте, как и желал отец Арсений.
По благословению игумена монастырь отремонтировал этот домик, так как в нём много лет уже никто не жил. Также была сделана небольшая цистерна для воды из пересыхающего летом ручья, поскольку родника близ этой келии не было. В первую седмицу Великого поста старец поселился там. Он начал жить действительно аскетично, безмолвно, вдали от посторонних глаз, таинственно переживая присутствие Божие.
Устав старца был следующим: с понедельника по субботу он находился в своей каливе. Всю неделю он постился, вкушая немного растительной пищи без масла. Каждую ночь он совершал бдение по чину старца Иосифа. Утром немного отдыхал и занимался рукоделием – плёл чётки, а также читал духовные книги. Около полудня в субботу отец Арсений поднимался в монастырь, вкушал вместе с отцами на трапезе, принимал участие в воскресном богослужении и Божественной Литургии. После воскресной трапезы, взяв с собой припасы на неделю, он пешком возвращался в своё безмолвное обиталище.
Келия, в которой подвизался отец Арсений, отстоит от монастыря на расстоянии полутора часов пешего хода. Она находится внизу, у самого моря, и идти к ней по крутому спуску невыносимо трудно, однако подниматься по этой тропе вверх ещё тяжелее, если подъёму предшествует неделя, проведённая в аскетических подвигах, посте и всенощных бдениях. Летом поток, откуда брал воду отец Арсений, пересыхал, соответственно пустела и его цистерна для воды. Поэтому каждое воскресенье один из отцов на мулах привозил ему две большие фляги по 20 литров, которых хватало на неделю.
Отец Арсений был всегда радостен, очень вежлив и благодарен старцу и отцам, которые о нём заботились. С его уст не переставали сходить молитвы, благодарения и благословения. Он был действительно человеком Божиим – смиренным, аскетичным, братолюбивым и благородным; был настоящим монахом, подвижником, живущим по аскетическому распорядку и имеющим монашеский образ мыслей. Он являл собой образец для всех молодых иноков, будучи жизнерадостным и молчаливым одновременно. В старце было что-то, отличавшее его от других монахов, хотя внешне он ничем не выделялся – невысокого роста, с круглым лицом, с короткой седой бородой. Когда он улыбался, были видны его золотые зубы. И зимой, и летом он носил белые толстые чулки с мягкими домашними туфлями и белую толстую святогорскую майку.
Следующий случай показывает тонкость и деликатность характера отца Арсения, то, как он возделывал свою совесть и как принимал волю Божию.
Когда старца Емилиана избирали игуменом[116] монастыря Симонопетра, старец Арсений присутствовал при избрании, однако, имея некое смущение в совести, за отца Емилиана не проголосовал. Как только голосование закончилось, он подошёл к новоизбранному игумену, положил ему поклон и сказал: «Я за тебя не голосовал, но коль братство избрало тебя игуменом, то вот я целую твою руку, кладу перед тобой земной поклон. Знай, что я всегда буду твоим послушником».
Золотые зубы отца Арсения напоминали ему о прежних днях, когда он жил в нерадении. И вот однажды они заболели, и ему пришлось ехать в Салоники к зубному врачу. Врач сказал отцу Арсению, что какие-то зубы надо удалить, на некоторые поставить пломбы, где-то удалить нерв и тому подобное. Тогда отец Арсений предложил врачу радикальный выход: вырвать у него все зубы и сделать вставную челюсть. Он горячо убеждал врача в этом и, наконец, врач согласился. Когда были удалены все зубы, отец Арсений сказал врачу: «Забирай это золото себе и делай с ним, что хочешь. Я прошу только одного: верни мне остатки моих собственных зубов. Когда меня будут хоронить, их положат рядом со мной в монастырской усыпальнице. Выбрасывать эти зубы неправильно. Я хочу, чтобы там, где будет находиться всё моё тело после смерти, находились и они». Так впоследствии и произошло. Старец глубоко верил в то, что тело священно, что оно освящается всё без остатка, – а нам это показывает, насколько мы должны быть внимательны.
Когда старец Арсений переселился в свою келейку, у него появилось много свободного времени. Раньше он прожил в пустыне 10 лет, и жизнь на природе была ему по душе. В свободное время старец возделывал огород, ухаживал за виноградником, деревьями. Он занимался этим, чтобы немного отвлекаться от аскетических трудов. Недалеко от своей келии он нашёл старую виноградную лозу, которая осталась от прежних обитателей, стал ухаживать за ней, обреза́л её и подкармливал. Лоза ожила и очень разрослась. Неподалёку старец нашёл дикие смоковницы и захотел их привить. Насельник монастыря Симонопетра иеромонах Мирон показал ему, как прививать плодовые деревья, и дал ему привой. Несмотря на то, что смоковница почти всегда отторгает привой, все привитые деревья прижились. Также старец сажал на огороде овощи и собирал хороший урожай. Всё это отца Арсения радовало, однако, когда он шёл молиться или заниматься иным духовным деланием, его ум постоянно отвлекался на садово-огородные дела. Его сердце было окрадываемо, занималось не Богом, а земным – это старцу не нравилось. На исповеди он обо всём рассказал духовнику отцу Харалампию. Духовник напомнил ему о цели, ради которой он ушёл в пустыню. «Это лукавый заботится о том, чтобы всё у тебя хорошо росло, чтобы ум твой уходил от Бога», – сказал отец Харалампий. Тогда старец Арсений вернулся в свою келию и забросил свои огородные дела, возложив всё попечение на Господа, зная, что Тот его пропитает. Так старец обрёл внутренний покой и, ни на что не отвлек