Годы шли, дети Димоса выросли и создали свои семьи; у него появились внуки. Но все эти годы Димос непрестанно желал стать монахом. Он говорил: «Меня снедало божественное вожделение. Вожделение Христа, вожделение монашеской жизни. Так я оставил жену, детей, имущество, невесток и внучат и пришёл в монастырь, чтобы принести Господу мою старость, раз уж я не смог отдать Ему свою юность».[125]
В 1955 году, в возрасте 66 лет, Димос пришёл на Святую Гору и поступил послушником в монастырь святого Григория. Там он прожил восемь месяцев, и в это время ему было видение двух преподобных ктиторов монастыря.
Через восемь месяцев по неизвестной причине Димос ушёл из Григориата и поселился в соседнем монастыре Дионисиат. После положенного испытания он был пострижен в монахи с именем Давид. Будучи воодушевлён монашеской жизнью и служением Богу, чего он был лишён столько лет, он радовался, ревностно трудился и был очень послушным монахом. Давид, как мальчик, бегом бежал и в храм, и на послушание и успевал везде. Он хорошо научился словам «Простите» и «Да будет благословенно». Отец Давид был монахом, любящим исихию, мирным со всеми. Он никого не искушал, никого не осуждал. Он был постником, время от времени постился больше положенного. В трапезной старец не засиживался. Последние годы он кушал только то, что отец Феоктист приносил ему в келию. Одет он был в лохмотья. Носил старые и заплатанные подрясники, а вместо чулок сшивал где-то подобранные куски ткани. Внешний вид его не интересовал. Он не любил празднословия, и одному молодому монаху, который пришёл в Дионисиат, говорил: «Разговоры, разговоры – к нам в овчарню лезут воры!»[126] Старец имел в виду, что празднословие наносит вред душе. На оскорбления старец не отвечал, делал вид, что их не слышит. В день, когда отца Давида постригали в великую схиму, один из старых дионисиатских монахов начал ругать его, понося едкими словами, однако отец Давид был яко человек не слышай и не имый во устех своих обличения.[127] Когда этот монах умер, старец Давид увидел его погруженным в некое озеро, из которого только немного торчала его голова.
Старец Давид Дионисиатский
В келии отца Давида было очень грязно, он никогда не убирался, и поэтому там было много блох и клопов. Когда из келии Буразери в Дионисиат пришло братство отца Харалампия, то они стали очищать монастырь и выбросили в море много хлама. Старец Давид не противился, а только приговаривал: «Слава Богу, что к нам пришли отцы, и они нас чистят!»
В своей смиренной, маленькой, полутёмной и неухоженной келейке старец отдавался молитве Иисусовой. Он совершал всенощное бдение, и чтобы его не поборол сон, уставая, садился на крохотную трёхногую скамейку. Как только он начинал засыпать, то терял равновесие и падал, тогда он просыпался и продолжал бдение.
Старец имел настоящее смирение, он был действительно смиренным монахом общежительного монастыря: себя он не считал даже за «мошкару». Смирение было щитом старца против многих нападений диавола, который нередко ополчался на него.
Однажды, молясь в приделе Акафиста, он увидел множество бесов, пробегающих перед ним, однако ничего не могущих ему сделать. В другой раз, когда старец поднимался по монастырской лестнице, перед ним явился якобы иеромонах Феодор, насельник монастыря Дионисиат. Этот «отец Феодор» протянул старцу свою руку, чтобы тот её поцеловал. Старец Давид попятился назад в изумлении и подумал: «Что же это такое? Зачем он мне даёт свою руку?» – и, согнувшись, пробежал под протянутой рукой и пошёл на службу.
Когда старец находился на подворье монастыря в Моноксилите,[128] диавол попытался сбросить его в пропасть. Тогда старцу явились Господь с Пресвятой Богородицей и Честным Предтечей точно такие же, как они изображены на тричастной иконе напротив дионисиатской трапезной. Честной Предтеча сошёл с иконы и спас отца Давида. Старец всю жизнь ясно помнил о своём спасении и говорил: «Милостив и щедр Господь».
В Моноксилите днём старец строил каменные террасы, каливы, овощехранилища, а ночью – от вечерней звезды и до рассвета – совершал бдение. Однажды во время молитвы он увидел пред собой сияющего юношу – то был ангел. Когда юноша исчез, старец увидел множество других ангелов, славословящих Бога.
«Однажды, – рассказывал старец Давид, – когда я молился, диавол пришёл и хотел меня возмутить. Но я его схватил, начал бить кулаками и разбил ему голову! Он испугался и убежал. Ну, ты понимаешь – я бил его молитвой “Господи Иисусе Христе…”».[129]
Старец часто видел в храме бесов, отцы понимали это по его реакции. Однажды старец засмеялся, и когда у него спросили о причине смеха, он ответил: «А вы что, не видели, как диавол угощает меня лукумом, чтобы я не спал?»
В своей келии отец Давид тоже не находил покоя от диавола. Старец был очень простым человеком и боролся с диаволом по-своему. В том месте, откуда диавол входил в келию, старец прикреплял крест, и потом лукавый уже не мог снова войти через это место. Так келия старца постепенно заполнилась крестами. Они были везде: на двери, на окне, на стенах, и даже к потолку на нитках были подвешены кресты. Кресты старец делал своими руками, они были очень простыми и оригинальными: он крест-накрест соединял ниткой две щепочки, или две бумажные или тряпичные ленты, или кусочки жести. Хотя кресты были незатейливыми, своё дело они делали – мешали врагу войти в келию. Старец говорил: «Диавол является всем людям, но вот видят его не все. Если у человека есть страсти, злоба, грехи, то диавол находится в его сердце и в его голове. Он боится только кротких и смиренных, но ничего не может с ними сделать, потому что они со Христом».[130]
Один из дионисиатских братий спросил старца Давида: «Отче, а ты кого-нибудь видел? Ну, ангела или какого-нибудь святого?» – «Слушай, ну что ты всё это расковыриваешь? – ответил старец. – Оставь меня, пожалуйста».
Однако брат продолжал настаивать, и старец со своей радостной простотой, словно он рассказывал о каком-то заурядном случае, ответил: «Ну, вот вчера я начал петь тропарь архангелу Михаилу, и святой Архангел явился предо мной весь в свете. Я поклонился ему, и он исчез».
Посещая монастырь Дионисиат, старец Паисий пришёл в келию отца Давида, чтобы поздороваться, и застал его замотанным в рваные тряпки, с опущенными шторами на окнах, чтобы в келии был полумрак. Когда отец Паисий спросил: «Как дела, отец Давид?» – тот с простотой ответил: «Ну какие у монахов дела?» – и показал свои чётки. А когда отец Паисий спросил старца о его мистическом опыте, тот ответил: «О таком не рассказывают, не рассказывают».
Бесхитростный и малограмотный старец, подобно пророку Иезекиилю, имел немало видений с детства. Став монахом, он подъял честны́й подвиг: непрестанно творил молитву Иисусову и был очень внимателен в духовной жизни. Говорил, что монашеский куколь хранит монаха от любопытства и от осуждения братии во время трапезы. Советовал монахам оказывать послушание и проявлять любовь друг ко другу. Величайшим грехом старец считал гордыню. Он говорил, что ищущий Христа найдёт Его в своём сердце. Сам старец, конечно же, нашёл Господа, сказавшего: Царствие Божие внутрь вас есть.[131]
Перешагнув 94-й год своей жизни, старец Давид заболел. Предчувствуя, что приближается кончина, он подготовился к ней, и 5 февраля 1983 года предал свою чистую душу в руце Божии. Все братия с чистым сердцем и совестью прощались с отцом Давидом, и ни у кого не было в сердце ничего против него. Во время его погребения у всех было умиление, все верили, что его душа обрела покой.
Благословение его и молитвы да будут с нами.
Аминь.
15. Иеромонах Кирилл Карейский
В миру отца Кирилла звали Параскева́с Коцумо́пулос. Его отец Ста́врос и мать Мельпомена родом были из Восточной Румелии.[132] Старец родился в 1902 году в селе Пи́ргос, которое сегодня принадлежит Болгарии. Семья переселилась в Грецию, и Параскевас, придя в совершенный возраст, стал работать в банке.
Однажды в банк зашёл почтенный святогорский старец иеромонах Евгений из принадлежащей Великой Лавре келии Святой Троицы, которая находится выше Кариес и называется Профу́рни. Параскевас был настолько впечатлён видом старца, что тут же подбежал к нему с желанием как можно лучше его обслужить. Когда он помог старцу, то попросил его подождать два-три дня, пока он закончит все свои дела в миру, и взять его с собой на Святую Афонскую Гору. Действительно, Параскевас написал заявление об увольнении, устроил все свои дела, попрощался с родными и через несколько дней последовал на Святую Гору за отцом Евгением, который стал его старцем и духовным отцом.
Параскевас прибыл на Святую Гору в 1920 году в возрасте 18 лет. Братство отца Евгения было хорошим: они жили по монастырскому уставу и все богослужения суточного круга читали в церкви, абсолютно ничего не опускали. Когда приходило время читать часы, кто-то из братий звонил в колокольчик. Братия тут же оставляли свои труды и насущные заботы, собирались в церковь на молитву. В этой келии работали на земле, главным образом возделывали масличные деревья, собирали фундук, занимались огородничеством. Кроме этого, у братии келии Профурни было и рукоделие: они шили скуфьи, и поэтому их называли также «камилавочниками». Параскевас с чрезвычайной ревностью отдал себя монашеским подвигам. По всей вероятности, ещё находясь в миру, он нёс аскетические подвиги и был весьма благоговейным юношей. Он отличался совершенным послушанием, поэтому уже в следующем году его постригли в монахи с именем Кирилл. Отец Кирилл был очень рад своему новому образу жизни. Отцы из соседних келий (некоторые из них живы по сей день) считали его благодатным монахом, они с восхищением вспоминают: «Он молился ночи напролёт. Спал только часа два. Очень много постился. По отношению ко всем был вежлив и кроток. Никто никогда не видел, чтобы он выходил из себя, если его ругали или злословили. Он был очень смиренным, а когда между братией возникали какие-то недоразумения, то первым клал брату поклон со словами: “Прости и благослови”».