Впоследствии в монастыре возникла проблема: в течение одного года сменилось семь игуменов, и никто из них не мог удержаться сколько-нибудь продолжительное время. Так постепенно «очередь» дошла и до отца Евдокима, который, не помышляя об игуменстве, был простым монахом, трудился в лесу и горах. Незадолго до этого его выбрали членом Духовного собора, и он постепенно пытался вернуть монастырь к подобающему чину. Ему предлагали рукоположение во священника и избрание в игумены, но отец Евдоким отказался. Однако игумен монастыря Дионисиат отец Гавриил, с которым старец советовался и которым восхищался, убедил его принять это предложение. Так, 15 ноября 1953 года отец Евдоким был рукоположен во пресвитера, а 14 декабря 1953 года была его игуменская интронизация.
После его избрания один из членов Духовного собора с издёвкой спросил старца: «Ты ли еси грядый, или иного чаем?»[154] Отец Евдоким ничего не ответил, однако подумал: «Ну, погоди, я найду на тебя управу». Этот монах, будучи представителем монастыря в Протате, был тогда «заправилой» всех монастырских дел. Он и был причиной того, что ни один игумен не мог удержаться долгое время. После интронизации игумен Евдоким снял этого брата с послушания антипросопа,[155] и таким образом обстановка в монастыре стабилизировалась.
Отец Евдоким оказался подходящей кандидатурой для игуменства, именно он стал настоятелем, укрепившим монастырь. Впоследствии он со смирением говорил: «Возможно, духовно я был для обители бесполезным, но уж материальную пользу точно принёс». Отец Евдоким был образцом для всей братии, первым на послушаниях и на богослужении. Когда он стал игуменом, монахов было мало, и большинство из них были людьми пожилыми, поэтому игумену Евдокиму самому приходилось нести послушания пекаря, повара, ризничего и седмичного иеромонаха. Он не останавливался ни на минуту: заканчивая одно дело, начинал другое. Старец приносил себя в жертву и лишал себя сна для того, чтобы всё успеть. Став игуменом, он не изменил своего поведения и образа жизни. Его келия была простой, он продолжал жить там же, где и раньше – в корпусе недалеко от параклиса святой Евфимии, с другими иеромонахами. Когда к игумену приходил кто-то из братий, он принимал его в своей келии. Во все годы монашеской жизни у него был принцип: если кто-то стучит в твою дверь, – в какой угодно час, даже если ты спишь, – тут же встань и открой дверь. Отец Евдоким говорил: «Сон придёт ко мне вновь, а вот придёт ли ко мне снова мой брат?» Он был как мать, заботящаяся о всех своих чадах. У него находили прибежище и измученные монахи, ушедшие из других монастырей. О мирских рабочих он также заботился с любовью. Дверь своей келии игумен не закрывал на ключ, она была открыта для всех.
Став игуменом, отец Евдоким продолжал носить ту же самую одежду, что и раньше: простую монашескую, немного испачканную. Когда у него рвалась обувь, он не покупал новые ботинки, а зашивал старые своими руками, поэтому некоторые издевательски называли его «лаптем». Старец не любил пышности и великолепия, его сердце не трогали роскошные облачения. Игуменскую мантию он надевал крайне редко. Однажды во время какой-то службы его попытались облачить в мантию, но старец шутя ответил: «Большое спасибо, мне не холодно». Когда отец Евдоким видел, что кто-то из монахов одет в дорогую рясу с широкими рукавами, он говорил ему: «Послушай-ка, горемыка ты мой,[156] ты у нас архимандрит из Вселенской Патриархии или соборный старец из Ватопеда?»
Игумен Евдоким прикладывал все силы, чтобы поднять хозяйство монастыря – в этом была большая нужда. Чтобы деньги не тратились попусту, он сам стал ездить в Салоники и закупать продукты. В городе отец Евдоким питался в самых дешёвых столовых, заказывая самую простую пищу. Он не передвигался по Салоникам с пышностью – как игумен одного из афонских монастырей, но вёл себя смиренно – как простой монах. После необходимых закупок он возвращался в Уранополис, а оттуда нередко шёл в монастырь пешком, шагая семь-восемь часов по горным тропинкам, чтобы сэкономить на билете на корабль.
Однажды отец Евдоким возвращался на Афон из Салоник, имея при себе значительную сумму денег. В Уранополисе он не успел на корабль, который шёл на Афон. Рыбаки предложили отвезти его на лодке в Ксенофонт за 12 драхм. Игумен Евдоким не согласился и сказал: «За десять!» Рыбаки отказались, и тогда отец Евдоким отправился в многокилометровый путь пешком, чтобы не переплачивать две драхмы.
Деньги и имущество монастыря старец считал священными: они принадлежали великомученику Георгию, покровителю монастыря, и игумен Евдоким боялся их потратить не по назначению. Старец жил с чувством, что он «служка» монастыря.
Отец Евдоким вёл и строительные работы в обители. Между монастырскими корпусами он построил разделительные стены для защиты обители от пожара. Старец расширил и принадлежавшие монастырю земельные участки. Когда он пришёл в монастырь, в нём было всего 17 мулов. После нескольких лет его игуменства их стало 70. Он хотя и был игуменом, но трудился как простой рабочий. Как-то раз один из монастырских рабочих перегонял ракию[157] и случайно устроил пожар. Прибежав, отец Евдоким крикнул рабочему: «Не бойся!», – сам потушил пламя, и никому ничего не рассказал.
Старец любил обходить монастырь и смотреть, где чего не хватает. Рыбы для монастырской трапезы он не покупал. Иногда к монастырю подплывали итальянские рыбаки, и тогда монастырская келарня наполнялась свежей рыбой. Помимо этого, итальянцы солили рыбу для монастыря, и игумен расплачивался с ними вином и ракией. Он был очень хорошим и бережливым хозяином, хотя некоторые члены Духовного собора считали его скупым.
Один из членов Духовного собора сам готовил пищу у себя в келии. Игумен, узнав об этом, сказал ему:
– Горюшко ты моё, запахи из твоей келии перебивают даже запахи из поварни…
– Вот будешь кормить нас такими блюдами на трапезе, и я перестану готовить в келии! – дерзко ответил тот.
– Если я буду кормить вас такими блюдами, то мы разрушим весь монастырь, – тихо ответил старец.
Игумен Евдоким был умным, сообразительным и справедливым человеком. Он отличался прямотой в словах и делах. Один человек украл из монастыря доски, погрузил их на мулов и отвёз в лес. Отец Евдоким, идя по следам, нашёл доски. Он не потребовал вернуть украденное и не стал ругать вора. Единственное, что он ему сказал: «Благословенная душа, что же ты молчал, что нуждаешься в досках? Я бы тебе их дал».
Однажды в Ксенофонт приехал торговец, чтобы купить монастырских быков. Задумав обмануть монастырь, он поднялся в горы, где паслось стадо, отобрал двух быков и двое суток держал их без воды. Потом он привёл их в монастырь ночью, чтобы их взвесили на продажу. Игумен, увидев быков, понял, что случилось, позвал одного из монастырских рабочих и в полночь они накормили быков отрубями с солью. Животные, наевшись солёных отрубей, выпили много воды и вновь приобрели свой нормальный вес. Когда лукавый торговец увидел быков с раздутыми животами, он сказал: «Ишь ты! До сего дня я мог перехитрить любого – только вот этого монаха[158] мне провести не удалось». Игумен Евдоким не допустил осуществиться замыслу этого торговца, чтобы тот не обременил грехом свою совесть, а также потому, что под угрозой было имущество монастыря.
Однажды отец Евдоким продавал принадлежащий монастырю земельный участок, и адвокаты, участвовавшие в сделке, стали предлагать ему «прикарманить» некую часть денег. Отец Евдоким ответил: «Сумма, которую я получил, – это деньги для моей обители. Для себя я не хочу ничего, поскольку я монах. А у монахов нет ничего личного».
Игумен Евдоким тайно раздавал много милостыни. Выезжая в мир, он брал с собой набитый деньгами бумажник и целый блок банковских чеков. Когда какой-нибудь бедняк просил у него денег, отец Евдоким не отказывал. Нуждавшемуся в большей сумме старец выписывал чек, чтобы тот мог получить деньги в банке. Вручая чек, он говорил: «Возьми, вернёшь, когда сможешь». Также, выезжая в мир, игумен брал с собой много коробок и узелков с продуктами, чтобы раздавать их бедным семьям. Одному школьнику из бедной семьи в одной из деревень на Халкидике[159] отец Евдоким помог поступить в университет и его окончить. Этот человек стал профессором университета и к своему благодетелю он испытывает великую благодарность.
Среди добродетелей отца игумена выделялось его совершенное странничество. Он не имел никакого общения со своими сродниками по плоти. Однажды по какой-то потребности он послал родным письмо; те даже не поняли, что автор этого письма – их родственник.
В своих догматических убеждениях отец Евдоким был точным хранителем православных традиций. Однажды, по согласию с другими святогорскими игуменами, он решил прекратить поминовение Вселенского Патриарха.[160] Однако по истечении какого-то времени некоторые из прервавших поминовение Патриарха игуменов вновь стали его поминать. Тогда к старцу Евдокиму приехали представители Вселенского Патриарха под председательством митрополита Ставрупольского Максима. После того как отец Евдоким объяснил причины, по которым он прекратил поминовение Патриарха, председатель комиссии спросил его:
– Святый игумене, сколько у тебя в монастыре монахов?
– Каких именно монахов? – спросил отец Евдоким. – Едоков или работяг?
– Как ты смеешь так разговаривать?! – неожиданно разгневавшись, воскликнул владыка. – Ты что, не знаешь, что палку, которую ты держишь, я могу у тебя отобрать?!
– На, Владыко, забери её, – смиренно ответил отец Евдоким и отдал митрополиту игуменский жезл. – Я пришёл сюда не для того, чтобы стать игуменом, а спасать свою душу.