Новый Декамерон. 29 новелл времен пандемии — страница 9 из 31

Нетер надела облачение герцогини, Тер – костюм поваренка, и они разошлись по дворцу каждая по своей надобности.

За обедом герцог сообщил мнимой Тер, что убил двух ее чудесных псевдоподий. Та промолчала, зная: он блефует. Ведь, как она слышала от другого поваренка, псевдоподий тайком переправили в безопасное место. Сотрудники комнаты для приготовления пищи всегда знали все.

Затем герцог добавил, что завтра собирается выставить Тер из дворца голой – на нашей планете нет такого понятия «голый», но я понимаю, если вас увидят на людях без одежды, будет позор. После того как все от души посмеялись над Тер и вволю забросали ее гнилыми фрагментами закусок, он сказал, что намерен жениться на ком-нибудь еще, помоложе и посимпатичней Тер.

– Как вам угодно, милорд, – ответила мнимая Тер, – но прежде у меня для вас сюрприз.

Герцог удивился уже тому, что услышал ее голос.

– Правда? – спросил он, подкрутив волосяной покров над верхней губой.

– Да, мой обожаемый и всегда правый сэр, – сказала Нетер тоном, который сигнализировал о прелюдии к экскреции псевдоподии. – Это мой особый вам подарок, за ваши великие милости ко мне во время нашего, увы, слишком краткого периода коабитации. Прошу вас, окажите мне честь и присоединитесь ко мне в саду сегодня вечером, чтобы мы могли еще разок заняться утешительным сексом, прежде чем я навсегда лишусь вашего сиятельного общества.

Герцог счел пропозицию дерзкой и одновременно пикантной.

Пикантной. Одно из ваших слов. Это значит делать «пик», втыкать шпагу. Простите, иначе я не могу объяснить. В конце концов, слово землян, не из моего языка. Вам придется кого-нибудь спросить.

– Дерзко и пикантно, – заметил герцог. – Я всегда думал, ты мямля и рохля, но оказывается, под приторной наружностью ты лярва, потаскуха, подстилка, шалава, профурсетка, шмара, волочайка и шлюха.

Да, мадамсэр, в вашем языке действительно много таких слов.

– Конечно, милорд, – потупила голову Нетер. – Упаси меня бог вам противоречить.

– Увидимся в саду после захода солнца, – ухмыльнулся герцог.

Кажется, будет повеселее, чем обычно, подумал он. Может, его так называемая жена в порядке разнообразия проявит хоть какую-то активность, а не будет просто лежать бревном.

Нетер отправилась на поиски поваренка, а именно Тер. Вместе они выбрали длинный острый нож. Нетер спрятала его в парчовом рукаве, а Тер укрылась за кустом.

– Как приятно встречаться при луне, милорд, – сказала Нетер, когда герцог вышел из тени, уже расстегивая ту часть одежды, которая обычно прикрывала его орган наслаждения.

Я не очень хорошо поняло эту часть истории, поскольку на нашей планете орган наслаждения помещен за ухом и всегда у всех на виду. Что намного облегчает дело, так как мы сразу видим, оказала ли привлекательность какое-либо воздействие и есть ли обратная связь.

– Снимай платье, или я его сорву, потаскуха, – сказал герцог.

– С удовольствием, милорд, – ответила Нетер.

С улыбкой приблизившись к герцогу, она достала из богато украшенного рукава нож и перерезала ему глотку, как во время прохождения курса на получение степени поваренка уже перерезала глотку множеству закусок. Герцог едва успел издать хрип. После чего сестры совершили физический акт симпатии, а затем съели герцога целиком – кости, парчовое одеяние, все.

Простите? При чем тут хрен? Извините, я не понимаю.

Да, мадамсэр, признаю, мы с вами столкнулись с элементами мультикультурного взаимодействия. Я просто сказало, что бы я сделало на их месте. Но рассказывание историй помогает нам понять друг друга поверх социальных, исторических и эволюционных барьеров, вам так не кажется?

После этого сестры-близнецы определили место дислокации двух чудесных псевдоподий, радостно воссоединились, и все счастливо зажили во дворце. Кое-какие родственники герцога, у кого были кое-какие подозрения, приехали и начали кое-что вынюхивать, но их сестры тоже съели.

Конец.

Говорите, сэрмадам. Почему вам не нравится такой конец? Он необычен? Тогда какую концовку предпочли бы вы?

О. Нет, мне кажется, такой финал подходит для совершенно другой истории. Мне не интересной. Я бы плохо ее рассказало. Но эту, думаю, рассказало хорошо – достаточно хорошо, чтобы удержать ваше внимание, согласитесь.

Вы даже перестали хныкать. Это не так уж плохо, поскольку хныканье весьма докучает, не говоря уже о том, что искушает. На моей планете хнычут только закуски. А те, кто не закуски, те не хнычут.

Нет, вы должны меня простить. У меня в списке еще несколько карантинных групп, а моя работа – помочь им провести время, как я помогло провести его вам. Да, мадамсэр, оно бы и без того прошло, но не так быстро.

Теперь я просто просочусь под дверью. Весьма полезно не иметь скелета. В самом деле, сэрмадам, надеюсь, чума тоже скоро кончится. И я смогу вернуться к нормальной жизни.

Под магнолиейИюнь Ли


Пара договорилась встретиться с Крисси у Памятника битве. Она видела супругов всего раз, пять лет назад, когда занималась юридическим оформлением покупки их дома. Вскоре жена связалась с ней по поводу планировки участка. Крисси выслала материал, но клиенты пропали. Она и думать о них забыла, пока жена не прислала ей мейл с извинениями за долгое молчание. «Мы настроили свои сердца на то, чтобы пережить это время», – писала она.

Это были не первые ее медлительные клиенты. Ей нередко рассказывали о мучениях, связанных с назначением опекунов для несовершеннолетних детей или с принятием решений, касающихся их будущего. Сама она не удосужилась ни написать завещание, ни выработать какие-либо четкие планы – ну и что? Врач вполне может курить или, как ее отец, напиваться до бесчувствия. Никто не говорит, что ты обязан жить согласно норме, принятой в твоей профессии.

Магнолии, обрамлявшие аллею, стояли в самом цвету. Крисси подняла со скамейки большой, размером с ладонь лепесток. Цветы магнолии такие нахальные. Даже опавшие лепестки кажутся живыми.

Много лет назад под одной из этих магнолий Крисси и две ее лучшие подруги выкопали яму и закопали конверт, куда положили свои дневники, решив прочитать их по достижении пятидесятилетия. Дабы подчеркнуть торжественность момента, каждая засунула еще и по серьге. Крисси положила опалового единорога.

Когда им исполнилось пятьдесят, про конверт никто не вспомнил. История всплыла у Крисси в памяти только сейчас.

– Дженни? – неуверенно спросил человек, шедший в нескольких шагах.

Крисси сказала, что она не Дженни, и человек извинился. Видимо, пригласил Дженни на свидание? Им, наверно, придется снять маски, чтобы произвести друг на друга хорошее впечатление, подумала Крисси. А как же, сняв маски, они смогут выстроить доверительные отношения?

Пара тут же узнала Крисси, как и она их. Да их и было всего трое у памятника с рельефным изображением генерала Вашингтона. Пара извинилась, что двое их друзей, свидетели, опаздывают.

Крисси предпочитала пунктуальность. Она не любила пустую болтовню. И тем не менее спросила у пары, как у них дела с учетом локдауна. Муж вежливо кивнул и отошел. Возможно, тоже ненавидел пустую болтовню.

– А дети? В каком они сейчас классе? – уточнила Крисси.

Жена посмотрела в сторону мужа. Он стоял поодаль, рассматривая генерала Вашингтона.

– Итан в шестом.

Ответу предшествовало молчание.

Разве у них один ребенок? Крисси помнила про двоих, по такой же пустой болтовне пять лет назад. Но в завещаниях действительно было указано только имя Итана. Наверно, она перепутала их с другой семьей.

– Вы, должно быть, имеете в виду Зою? – тихо спросила жена.

– Верно… – ответила Крисси.

Она уже знала, какой ответ даст миссис Карсон, и испытала облегчение, заметив появившихся свидетелей. Зоя умерла. Крисси пожалела, что спросила про детей. Такой невинный вопрос, но ведь совершенно невинных вопросов не бывает.

Подписание заняло не более десяти минут. Пара состоятельна. Ни один раньше не состоял в браке, ни у одного нет детей вне брака. Без осложнений, так Крисси думала о подобных клиентах. И все-таки со всеми случаются осложнения. Обычно Крисси предпочитала на них не задерживаться.

Когда пара вместе со свидетелями уходила, Крисси крикнула жене:

– Миссис Карсон!

Муж и свидетели пошли дальше, треугольником, соблюдая необходимую дистанцию. Крисси хотелось сказать что-нибудь о Зое. Жена недаром упомянула ее имя.

Миссис Карсон кивнула на папку в руках у Крисси:

– Странным образом поднимает настроение, правда? Подписать завещания в такой солнечный день.

– Это было правильное решение, – машинально отозвалась Крисси.

– Да, – кивнула жена и еще раз поблагодарила.

Сейчас они расстанутся и, вероятно, больше никогда не увидятся. Крисси забудет о встрече, как забыла, что писала себе подростком. Но когда-нибудь она вспомнит эти минуты, и ей захотелось сказать не просто банальность, как хотелось помнить, что она себе написала, как хотелось в свое время найти слова для отца по поводу его пьянства.

– Мне очень жаль, – произнесла она. – Я о Зое.

Банальней не бывает, но правильных слов тут не найти. Как бы извинение за то, что ты так ничего и не сказал.

Жена кивнула.

– Иногда мне хочется, чтобы Зоя была не такой решительной. Чтобы она была, как я или ее отец. Мы оба медлительные.

А все-таки ни один учитель или родитель на станет поощрять нерешительность, медлительность ребенка, подумала Крисси. Почему они с подружками считали, что через несколько десятков лет еще будут помнить о тех дневниках, что они еще будут им интересны? Уверенность в устойчивости жизни для юного человека легко оборачивается отчаянием, когда в жизни ничего не меняется.

– Но вы пережили это время, – сказала Крисси, указав на папку.

Опять банальность, но банальности, как и медлительность, имеют свой смысл.

СнаружиЭтгар Керет

Через три дня после снятия карантина стало ясно, что на улицу выходить не намерен никто. По непонятным причинам люди предпочитают сидеть дома, в одиночку или с семьей, и от других держаться подальше. После столь долгой отсидки дома они отвыкли таскаться на работу, разгуливать по магазинам, болтать с подругой в кафе, отвыкли от того, что на улице кто-то вдруг противно бросится к тебе на шею только потому, что вы когда-то вместе служили в армии.