Такая встреча была несколько неожиданна, и Римма Вадимовна сразу как-то позабыла о своих мыслях и сомнениях. О чем хотел говорить директор и какое место она занимала в его планах — догадаться было нетрудно. Ведь она преподавала физику.
— Нет, торопиться мне некуда, — сказала она, с откровенным любопытством разглядывая директора.
— Года полтора или два тому назад в «Литературной газете» я прочитал сообщение о выводах авторитетной комиссии академии педагогических наук, — преувеличенно серьезно начал Константин Семенович, когда Чистякова села. — Комиссия не обнаружила разницы между мальчиками и девочками… И напрасно вы улыбаетесь, Римма Вадимовна.
— Я помню, — сказала учительница. — Мы много смеялись тогда, но это, по-моему, была просто неудачная формулировка.
— Может быть, поспешная формулировка? В те дни, если вы помните, печать подняла кампанию против раздельного обучения. Вопрос обсуждался на страницах многих газет. Академия же хранила многозначительное молчание. Но когда вопрос о слиянии был решен в правительстве, академия не захотела ударить лицом в грязь и торопливо подкрепила это решение научными выводами.
— О-о! Да вы, оказывается, злой, Константин Семенович! — с улыбкой сказала Римма Вадимовна. — Вы противник раздельного обучения?
— Честно говоря, я не могу ответить на такой вопрос. И вот почему: я не знаю, какую цель преследовали, когда школы сливали, и до сих пор не понимаю, почему их разделяли. Я понимаю, что многие учителя надеялись облегчить себе работу. С мальчиками работать было трудно, беспокойно, особенно после войны, и они рассчитывали размагнитить их девочками… Правда, при этом они не думали о том, что девочки в свою очередь неизбежно будут намагничиваться. В Суворовские, Нахимовские училища девочек не послали. Почему?
— Там же готовят офицеров…
— Вот именно! У этих школ есть точная цель, которая и определяет специфику всей работы. Представьте себе, Римма Вадимовна, школу, перед которой была бы поставлена задача — готовить секретарей! Я знаю, почему вы улыбаетесь. Воображение рисует вам секретаря… ну, такого секретаря, каких сейчас много: не шибко грамотных, кое-как знающих свое дело, так называемых делопроизводителей. Нет! Я имею в виду другое. Секретари должны свободно владеть двумя-тремя языками, должны стенографировать, прекрасно печатать на машинке, переводить хотя бы технические или научные статьи… В таких секретарях сейчас громадная нужда, и с каждым годом нужда эта будет расти. Я убежден, что одна-две таких школы в столицах рано или поздно будут… И скажите мне, пожалуйста, пойдут в такие школы мальчики? Думаю, что нет. Школы будут женские. Можно привести и другие примеры… Но мы отвлекаемся. Я начал о том, что научные выводы нашей педагогической академии меня всё-таки не убедили. Различие между мальчиками и девочками мы видим на каждом шагу, с первых лет жизни детей. И не только физическое, но и психологическое… В нашей школе мы постараемся не затушевывать эти свойства, а, наоборот, подчеркивать. У девочек свои интересы, свои задачи, свои стремления. Я бы даже сказал, что у девочек другие жизненные перспективы. Воспитание Девочек должно иметь свои особенности. Вы согласны? — неожиданно спросил Константин Семенович. Ему показалось, что учительница почему-то перестала его слушать, что мысли ее улетели куда-то далеко.
— Да! — ответила Римма Вадимовна. — Продолжайте, пожалуйста! Вы говорите интересные вещи…
— Пускай меня назовут реакционером, «домостроем», как угодно, но я убежден, что жизненная основа женщины — семья, и совсем не в интересах нашего общества тащить ее куда-то в другую сторону.
— Ну что ж… Некоторые школы уже стали на такой путь и вводят домоводство.
— Думаю, что это не совсем то… Шараханье назад! — возразил Константин Семенович. — С одной стороны, у нас много говорят о равноправии женщин, о раскрепощении женщин… Недавно мне пришлось столкнуться с таким говоруном в торговом отделе. Равноправие они путают с равенством, а раскрепощение… Ну что о нем говорить! Это давно всем известно. В нашем городе ни одной женщине не придет в голову печь простой хлеб. Почему? Потому что хлебозаводы раскрепостили женщин от этой работы. Однако пироги пекут. Почему? Потому что в продаже их мало или качество их плохо. Значит, дело не в словах, не в декларациях. Стоит только где-нибудь в районе организовать хорошую столовую, как сейчас же какая-то часть женщин в этом районе будет автоматически освобождена от приготовления обедов. То же самое с прачечными, яслями, детскими садами…
— Да, да… — со вздохом подтвердила Римма Вадимовна. — Для меня это больной вопрос.
— И всё-таки жизненная основа женщины — семья! — повторил Константин Семенович. — Пускай женщина будет инженером, ученым, работницей… кем угодно! Но если у нее нет хорошей семьи, она не может быть счастлива. Домоводство! — с усмешкой произнес он. — Конечно, нет ничего плохого, если мы научим девочек шить, стирать, стряпать, а мальчиков — чинить электрические пробки. Но не это должно быть целью. Эти пробки заслонили собой главное… Уперлись в них — и ни туды и ни сюды. Главное в том, чтобы девочки… Сейчас я говорю только о девочках… Главное, чтобы они могли организовать свою жизнь, свою семью. Правильно, по-советски организуя свою жизнь, они неизбежно будут действовать в интересах многих. До сих пор школа, сама того не желая, выпускала иждивенцев. Именно поэтому многие женщины сидят сейчас сложа руки и ждут, когда кто-то сверху распорядится построить для них ясли, прачечную. Другие ходят с заявлениями по разным учреждениям и умоляют раскрепостить их, а некоторые превращаются в мещанок… Вы меня извините, Римма Вадимовна, я говорю несколько сумбурно, но мне хочется, чтобы вы поняли корень проблемы. Почему мы не будем вводить уроков домоводства, но организуем фабрику-кухню? Вы уже слышали об этом.
— Ну конечно!
— На фабрике-кухне дети, конечно, научатся готовить, но готовить они будут не только лично для себя, но и для многих других. Они привыкнут думать о других, привыкнут к масштабам, и всё это войдет в их сознание, в их психологию вместе с умением и организаторскими навыками.
— Да. Я понимаю, Константин Семенович, — взволнованно сказала Римма Вадимовна, вставая со стула и снова садясь. — Теперь я, наконец, поняла. Советский человек должен мыслить иначе… Да, да… везде и во всем, в самых мелочах…
— Вот, вот! Именно поэтому воспитание девочек — вопрос особой тонкости, особых трудностей. Психология девочек — это… как бы сказать, извилистая, зигзагообразная.
— Верно! — смеясь согласилась Римма Вадимовна. — Но почему вы говорите только о девочках?
— Потому что мы рассчитываем на вас. Надеюсь, что вы возьмете всю эту область работы на себя.
— Ах вот в чем дело, — упавшим голосом протянула учительница и опустила голову. Через минуту невеселых размышлений она вздохнула и с грустью посмотрела на директора. — Нет… К сожалению, это невозможно, Константин Семенович. Больше того! Я пришла к вам с намерением вообще отказаться от работы.
— Почему?
— У меня семья, дети. Школа берет очень много времени. Это раньше… А сейчас и подавно!
— Значит, мы как раз и оказались на краю вопроса, о котором только что говорили. Какого возраста, ваши дети?
— Одной пять, а другой три года.
— А детский сад?
— Ой, что вы, Константин Семенович! Детские сады так переполнены. Несмотря на мою привилегию, как учительницы, в ближайшее время нет никакой надежды.
— Безвыходное положение… Н-да! Вот вам наглядный пример того воспитания… Вы учились в советской школе, и безусловно вам говорили, что вы хозяева своей страны.
— Говорили, — подтвердила Римма Вадимовна.
— И ведь это действительно так: мы хозяева не на словах, но беда в том, что школа только преподает, но не воспитывает хозяйских замашек, навыков, деловитости, упорства в борьбе.
— Не понимаю… — насторожилась Римма Вадимовна. — Что вы хотите сказать?
— Если бы школа, вместо того чтобы говорить детям всякие, такие красивые слова, воспитывала бы их действием, опытом, вы бы не оказались сейчас в беспомощном состоянии. Вы бы, например, организовали… сами бы организовали детский сад при вашем доме.
— А помещение?
— Под словом «организовали» я подразумеваю всё: и помещение и средства.
— Теоретически всё правильно, но одна я сделать ничего не могу.
— В школе вы учились не одна, и тем не менее вам даже не приходит в голову, что где-то в другой квартире вашего дома сидит такая же мать и точно так же вздыхает.
— Не издевайтесь, Константин Семенович. У меня на душе и без того кисло. Ну что я могу сделать?
Раздался стук, и сразу же дверь отворилась.
— Мама, ну где ты пропала? Мы ждали, ждали… — жалобно начала Алла, подбегая к матери.
Следом за ней вошла и Наташа.
— Вот видите! — с грустной улыбкой проговорила учительница, обнимая за плечи дочь. — Вот они — мои цепи! Куда их деть? Раньше у меня была приходящая женщина, няня…
— Девочки, заходите, пожалуйста! — обратился Константин Семенович к трем рослым ученицам, стоявшим в канцелярии. — Если не ошибаюсь, вы пришли с этими малышами?
— Да, — застенчиво ответила одна из них.
— Закройте дверь и садитесь. Не стесняйтесь. Сейчас мы устроим маленькое совещание, — продолжал он. — В каком классе вы учитесь?
— Я в девятом «а». Мы все из девятого «а».
— Кто у вас классный руководитель?
— Софья Львовна.
— Мама, а кто этот дядя? Что ли, он директор? — громким шепотом спросила Алла и сняла этим натянутость, какая бывает в первые минуты разговора между детьми и незнакомым человеком.
— Тише, Алла… Да, директор, — таким же шепотом ответила мать.
— Он мировой, да?
Все заулыбались, а Константин Семенович рассмеялся:
— Аллочка, иди ко мне. Ты меня боишься?
— Не-а! — ответила Алла и замотала головой.
— Ну иди сюда, — продолжал Константин Семенович и, когда девочка обошла стол, протянул ей руку. — Давай знакомиться.