— А где вы работаете?
— Я не работаю сейчас. Домохозяйка.
— Гм… А хватит времени у вас? Бывает, что у домохозяйки в два раза больше дел.
Женщины переглянулись и понимающе закивали головой.
— Бывает! — подтвердила Маркина. — Особенно когда семья большая. А у меня одна дочь. Нет, я могу работать. Я даже член родительского комитета, но как-то так случилось, что за весь год мы два раза заседали, и всё. Вот вы упрекнули родителей: на аркане не затащишь! А кто виноват? Марина Федотовна не очень любила, когда родители совали свой нос куда не следует, — с улыбкой пояснила она и покосилась в сторону Катковой. — Всякие родители бывают…
— Что значит «всякие»? — вскипела Каткова. — Все родители хотят своим детям добра.
— Вот именно! Чтобы по два года в каждом классе сидели…
— А это вас не касается! — огрызнулась Каткова.
— Как это не касается? Я же член родительского комитета.
— Ничего не значит! Своих детей воспитывайте, а чужих не трогайте!
— Вот и разговаривай с такими! — совсем рассердилась Маркина.
— Какая есть!
— Не надо ссориться, товарищи! — поднял руку Константин Семенович, но договорить ему не удалось.
В кабинет вошли Бычагин и Архипыч.
Бычагин приехал на маленьком пикапе, в котором обычно развозят кондитерские изделия. Минут десять он осматривал школу вместе со Степановым, а затем уже прошел к директору.
— Проходите, пожалуйста, Николай Афанасьевич! — приветливо встретил гостя Константин Семенович.
Бычагин молча раскланялся со всеми и с любопытством глянул на Каткову. Та очень смутилась и скромно потупила глаза.
— Я не мешаю? — спросил Бычагин.
— Как будто нет, — ответил директор и улыбаясь посмотрел на женщин. — Вопросы мы выяснили…
— Да, да! Пожалуйста, занимайтесь! — вдруг залебезила Каткова и попятилась к двери. — Не будем мешать. Товарищ директор всё так обстоятельно объяснил… — с милой улыбкой обратилась она к Бычагину. — До свиданья!
Следом за Катковой вышла и Седова.
— Зинаида Семеновна, а вас я попрошу остаться, — сказал Константин Семенович, видя, что Маркина тоже собирается уйти. — Ну-с, Николай Афанасьевич, был вчера ваш кулинар…
— Он и сегодня здесь, — вмешался Степанов. — На кухне с учениками.
— Уже занимается?
— Занимается, учит, — с доброй усмешкой подтвердил Бычагин. — Очень любит учить. В хорошем значении слова! Ценный человек. Берегите его. А я ненадолго заехал. Во-первых, бумаги дочери привез. Уговор, как говорится, дороже денег! Во-вторых, на рекогносцировку…
— Давайте сюда бумаги… Я слово держу, — сказал Константин Семенович. — Первого сентября пусть приходит в школу.
— Почему первого? А сейчас? А завтра? Другие, я видел, уже при деле.
— И сейчас и завтра работа добровольная, а с первого сентября — обязательная.
— Завтра ее приведу. Нечего ей дома болтаться. Теперь так, Константин Семенович, надо, чтобы всё между нами было по закону. Я для вас кое-что раскопал. С выставки, между прочим… Завтра-послезавтра переброшу, но… мы должны вашу точку себе заприходовать. Если согласны, то всё остальное — просто.
— Как же так? Нам хотелось полной самостоятельности…
— Ясно, ясно! Самостоятельность при вас и останется. Ваша точка нужна для отчетов, для плана.
— А доход?
— Доход останется у вас! Мы ничего от школы требовать не будем, для нас важен только сам факт, сама точка… Номер и цифры.
Константин Семенович взглянул на Архипыча, но тот, прищурив один глаз, смотрел на потолок.
— Хорошо, договорились.
— Второй вопрос: профиль! Что у вас будет… столовая, кондитерские и булочные изделия?.. Обычный хлеб выпекать не собираетесь?
— Вообще-то неплохо бы…
— В порядке практики, для своих нужд. Так? Вроде уроков.
— Да.
— Ясно, ясно! Можно устроить урок истории хлебопечения с наглядной демонстрацией. Экскурсию на мельницу Ленина… Теперь насчет механика… Придется поискать с таким уклоном, чтобы мог занятия проводить… научить ребят обращаться с механизмами. Так я вас понимаю?
— Вы очень хорошо всё понимаете, Николай Афанасьевич.
— Ясно, ясно! Что еще? Тара? Транспорт? Погрузка, разгрузка… Как у вас с холодильником? Нет? Поможем! Газ надо подвести на кухню. Горячую воду… Бухгалтерию тоже ученикам поручите?
— Обязательно! — ответил Константин Семенович, поворачиваясь к Маркиной. — Вот будем просить родителей помочь.
— Я с удовольствием! — отозвалась Маркина, с громадным интересом прислушиваясь к разговору.
— Тогда всё! — заключил Николай Афанасьевич, поднимаясь. — Заходи, товарищ Степанов, завтра с утра.
Бычагин уехал. Константин Семенович закрыл за ним дверь и молча прошелся по кабинету.
— Т-так! Вот видите, Зинаида Семеновна, — сказал он, приблизясь к Маркиной, — какие доброжелательные люди есть на свете. Сам приехал! Другой бы на его месте мог… как вельможа… Скажите, пожалуйста, вы не знаете, где работает Каткова?
— Какая Каткова? Ах, эта мамаша! В какой-то столовой.
— Так я и подумал. Трудный человек… Пойдемте, я вас познакомлю с Куприяновым.
47. Самуил Григорьевич
Утром звонили из управления милиции.
За десять минут до назначенного часа Горюнов был уже в приемной начальника.
— Привет, Константин Семенович! — весело встретил его лейтенант Киселев, сидевший за шведским бюро возле двери. — Проходите. У него только заместитель.
Оглянувшись кругом, Константин Семенович увидел сидевшего на стуле Самуила Григорьевича. В руках зампредседателя артели была повестка, а на лице застыло такое выражение, словно он только что получил и прочитал ее.
— Здравствуйте, Самуил Григорьевич! Очень рад вас видеть. Каким это ветром вас занесло сюда?
Самуил Григорьевич пожал плечами, грустно улыбнулся и ответил фразой из старинного анекдота:
— Ну, если я вам скажу, что жду здесь трамвая, вы же не поверите?
— Насчет трамвая я действительно не поверю.
— А вы зачем?
— Представьте, тоже не могу догадаться, — осторожно ответил Константин Семенович. — Боюсь, не натворили ли что-нибудь мои школьники.
— Возможная вещь. За всеми не уследишь.
— Сейчас узнаем, — сказал Горюнов и прошел к начальнику.
Проводив его глазами, Самуил Григорьевич пересел на другой стул, поближе к лейтенанту.
— А вы как будто знаете товарища Горюнова? — спросил он.
— Наш сотрудник…
— Ваш! В каком смысле ваш?
— Работал раньше здесь. Недавно перевели в школу.
— Вот оно что! А кем же он работал, если не секрет?
— В угрозыске.
— Скажите, пожалуйста… — неопределенно протянул Самуил Григорьевич.
Начальник управления ходил по кабинету, а его заместитель сидел в кресле возле стола.
— А вот он как раз и пришел! — сказал комиссар, увидев входящего Горюнова. — Здравствуй, Константин Семенович. Мы только что говорили о тебе.
Чувствовалось, что комиссар взволнован, и вряд ли из-за выселения артели. «Что-то другое», — подумал Константин Семенович.
— Сын Уварова учится в вашей школе? — спросил заместитель начальника.
— Да.
— Тем более ему удобно поговорить с отцом. Вдвойне удобно! — сказал комиссар. — К тому же он это дело начинал.
— Правильно! — согласился полковник и, помолчав, прибавил: — Миссия не из приятных.
— Садись, Константин Семенович, — предложил начальник. — Вот какая история… Обстоятельства дела сложились так, что нам пришлось задержать Уварова, сына Виталия Павловича. Сейчас он у нас. Беседует с Глушковым. Мальчишка совсем запутался. Связался с какими-то иностранными моряками, через воров доставал им документы, а сам как будто собирался поехать за границу. Паршивец… Вчера как раз пришло это судно и… кто его знает? Ждать было нельзя. Дело мы передадим в комитет, но надо бы поговорить с отцом. Как ты на это смотришь?
— Ну если надо, значит надо.
— Вот и прекрасно. Сейчас мы потолкуем с твоей артелью. Думаю, что это недолго. Потом ты поднимись наверх, выяснишь там всё, и отправляйся к отцу.
— Прежде чем говорить с отцом, я бы хотел сам разобраться. Нужно повидать сына.
— Ну разумеется! Делай как найдешь нужным, — сказал комиссар, нажимая кнопку звонка. Когда в дверях появился Киселев, он приказал: — Позови гражданина… из артели.
Улыбка на лице Самуила Григорьевича, когда он вошел в кабинет, походила на улыбку циркового артиста в момент исполнения трудного номера, но вошел он бодрой, уверенной походкой. Не зная, кто из двух начальник, он несколько растерялся и приготовленная им фраза приветствия осталась невысказанной.
— Гражданин Фельдман, если я не ошибаюсь, вы были членом партии? — после длительного молчания, иронически спросил комиссар, усаживаясь за стол.
— Что значит был? Я есть член партии.
— Сильно сомневаюсь… Впрочем, извините. Вы правы. В данный момент вы еще член партии…
Начальник управления пристально посмотрел на Самуила Григорьевича, надел очки и пододвинул зеленую папку.
— Вы полагаете, что можно заниматься подлогами, оставаясь членом партии? — спросил он, усмехаясь.
— Какими подлогами? Первый раз слышу. Тут какое-то недоразумение… Я ничего не знаю.
— Забыли! Могу напомнить. Если вы оперативны, то мы, по-вашему мнению, за вами не угонимся? Кого вы откомандировали в Сочи на самолете для подписания задним числом арендного договора со школой?
— Да что вы… При чем тут я… Договор у нас был подписан.
— Когда он был подписан? — строго спросил комиссар.
— Я точно не могу сказать… Мне докладывали, что всё в порядке.
— Гражданин Фельдман! — остановил его комиссар. — Не теряйте собственного достоинства. Не превращайтесь в мелкого жулика. Имейте мужество сознаться в своей ошибке.
— Ошибка! Подписание договора вы считаете ошибкой?
— Это будет зависеть от вашего поведения. Ошибка это или подлог?
— Может быть, это действительно ошибка, но я к ней не имею никакого отношения.
— Кто же имеет отношение?