— У нас есть правление, председатель…
— Хорошо. Передаю дело следователю. Пускай он точно установит виновника, — сухо сказал комиссар, закрывая папку. — Константин Семенович, как видишь, дело затягивается и напрасно ты за него ходатайствуешь. Не ошибка это! Самый настоящий подлог! Так и будем расценивать. Всё! Больше я вас не задерживаю.
— Извините, пожалуйста, но почему вы говорите «подлог»? Договор подписан с директором школы, — оправившись от первого потрясения, начал Самуил Григорьевич.
— Я директор школы, — перебил его Константин Семенович.
— Но я же не знал… Вы мне ничего не сказали…
— Вы что… идиотами нас считаете? — рассердился вдруг комиссар. — Гоните на самолете человека в Сочи…
— У меня есть свидетель, — вмешался Константин Семенович. — Она подтвердит, что в артели было известно о моем назначении. Кстати, она и договор печатала.
Самуил Григорьевич понял, что дело его безнадежно, но сделал еще попытку вывернуться:
— Ну хорошо. Я знал, но ведь приемо-сдаточный акт еще не подписан и Марина Федотовна числится директором. Если она подписала договор, он имеет законную силу.
— Я вижу, что гражданину Фельдману хочется втащить в это дело и запутать побольше людей, — холодно проговорил полковник. — Одному скучновато.
Видимо, это замечание сильно подействовало на Самуила Григорьевича: он даже вытянул вперед руку, как бы защищаясь.
— Хорошо. Я виноват. Один я. В самом деле, надо иметь мужество признаваться в своих ошибках. Я должен был поговорить с товарищем Горюновым, и он бы подписал договор…
— Самуил Григорьевич! — с упреком сказал ему Константин Семенович. — Уж если признаваться в ошибках, то признаваться до конца. Вы знали, что договор я не подпишу, а потому и поторопились.
— Пускай так. Но что же теперь делать? Ну случилось… Ну я виноват… Но ведь я не для себя!
— А если бы вы для себя такой номер выкинули, мы бы вообще не стали разговаривать, — сказал комиссар, снова пододвигая к себе папку. — Дело я оставлю здесь, и если вы исправите свою ошибку, тут мы его и похороним.
— А что я должен делать?
— Срок аренды кончился. К началу учебного года вы должны очистить школьный подвал.
— А куда деваться?
— А это уж ваше дело.
— Но срок! Осталось меньше двух недель. Мы не успеем…
— Гражданин Фельдман! Я не собираюсь торговаться. Если директор школы найдет возможным продлить переселение, договаривайтесь с ним, но по первому его требованию… Вы понимаете, о чем я говорю.
— Вы совсем не считаетесь с нашими интересами…
— Когда нужно считаемся, но вопросы воспитания детей вне всякой очереди. Ваша продукция погоды не делает… Всё! Мы и так вас долго задержали…
Самуил Григорьевич вздохнул и понурив голову направился к выходу.
48. Допрос Уварова
Прежде чем подняться наверх, Константин Семенович позвонил из приемной Глушкову и предупредил, что сейчас придет.
Игорь сидел в коридоре и был так погружен в свои мысли, что даже не заметил проходившего мимо директора школы.
— Здравствуй, Алексей Николаевич! Как жизнь?
— Сам видишь! — крепко пожимая руку бывшему начальнику, ответил Глушков. — Думал, что осталось только документы подшить, а дело всё тянется и пухнет. Сейчас передаем в комитет.
— Я по старой памяти получил от комиссара задание, — начал Горюнов.
— Знаю, знаю. Сегодня утром обсуждали.
— Ну, а как мальчик себя ведет? Признался?
— Нет. Настойчиво требует позвонить матери. Да я особенно и не торопился. Тебя, как условились, поджидал.
— Очной ставки с Волоховым не делал?
— Пока нет.
— А с Арнольдом?
— Берегу под конец.
— Он догадался, кто такой Арнольд?
— Кажется, нет. Да вот почитай! Я довольно точно записал. — Глушков открыл папку с протоколом допроса. — Странный паренек. Сын таких родителей… И котелок хорошо варит, начитанный. Ну и чего ему, казалось бы, не хватало?
— Значит, чего-то не хватает. Не единым хлебом жив человек. Очень я боюсь, что он не один… — сказал Константин Семенович. — Боюсь, что в школе у него есть последователи. В этом деле я бы хотел поглубже разобраться.
— Разбирайся, пожалуйста. Кстати, и мне поможешь. Он в коридоре.
— Видел. Я пока дело полистаю, а ты начинай. Потом я вмешаюсь. Донесения Арнольда тут?
— Там.
Константин Семенович взял папку и сел в стороне. Дело Волохова он отлично помнил, но после того как ушел в школу, накопилось много нового, и нужно было всё прочитать. Глушков открыл дверь и, выглянув в коридор, крикнул:
— Уваров! Заходите!
Внешне Игорь держался на допросе уверенно, на все вопросы отвечал тоном напрасно обиженного человека и всё отрицал.
— Кого я вижу! — удивленно протянул Константин Семенович, как только глаза их встретились. — Игорь Уваров! Вот уж не думал встретиться здесь, в угрозыске! Алексей Николаевич, это же ученик нашей школы, Игорь Уваров, — объяснил он, несколько сбитому с толку тем, что так естественно удивился, Глушкову.
— Ну так что? — неопределенно промолвил тот.
— Разговор ведь шел о каком-то Олеге Кашеварове…
— А… — понял в чем дело Глушков. — Это его литературный псевдоним.
— Вот оно что! Ну всё равно. Должно быть, тут какое-то недоразумение. Вы успокойтесь, Игорь, — обратился к юноше Горюнов, пристально глядя на него. — Всё выяснится. Правда всё равно всплывет на поверхность.
— Константин Семенович! Вы здесь! Я очень рад… — заговорил Игорь, когда пришел в себя от удивления. — Будьте добры, позвоните маме. Я всё время прошу…
— Почему маме! Стоит ли ее волновать?
— Стоит, стоит… Вы только скажите ей, что меня не отпускают из милиции.
— Нет, Игорь. Уж лучше позвонить отцу. Всё-таки он мужчина…
— Вы его не найдете. Он занят. Где-нибудь на совещании. Позвоните, пожалуйста, домой. Мама сама ему скажет.
— Ну хорошо… Позвонить мне не трудно, но только с разрешения следователя. Ведь вы, Игорь, оказались под следствием. Алексей Николаевич, можно?
— Пока он не будет говорить правду, я не могу разрешить.
— Вот видите, Игорь, не разрешают. Надо говорить правду.
— Какую правду? Я же не молчу. Отвечаю на все вопросы. Я даже не знаю, в чем меня обвиняют.
— Пока я вас ни в чем не обвиняю, — сказал Глушков. — Садитесь. Нужно всё выяснить…
— Я же от вас ничего не скрываю, гражданин следователь. Почему вы мне не верите?
— Если не верю, значит, имею на то основание. Какие, например, у вас были отношения с Гошкой Блином?
— Никаких. Здесь я первый раз услышал эту дурацкую кличку.
— Однако Блин утверждает, что знает вас.
— Ну мало ли что он утверждает. Врет!
— Откуда же он знает ваш псевдоним?
— Может быть, где-нибудь и встречались… когда-нибудь, — осторожно ответил Игорь.
— Значит всё-таки встречались?
— Я сказал — может быть! Случайно, в какой-нибудь компании, в парке или на стадионе… Он меня видел, а я… Я даже не знаю, как он выглядит… ваш Блин!
Константин Семенович сел за соседний стол и, просматривая дело, стал слушать допрос.
— Хочу вам дать добрый совет, Уваров, — проговорил Алексей Николаевич, покосившись в сторону Константина Семеновича. — Никогда не считайте других глупей себя. Вы слышите меня?
— Да, да. Советы я всегда слушаю, — охотно ответил Игорь, — чтобы передавать их другим. Больше с ними нечего делать. Для себя они никогда не годятся.
Константин Семенович насторожился, услышав знакомую фразу. Но где, у кого, в какой книге он ее читал?
— Вот как? — покачал головою Глушков.
— Да, так.
— Любопытно! Ну, а адрес Блина вы знали?
— Я же вам сказал, что не видел, не слышал и ничего о нем не знаю.
— Вы устроили ему передачу…
— Какую передачу? Что вы выдумываете!
— Гражданин Уваров, во-первых, вы грубы! А во-вторых, я вовсе не заинтересован в том, чтобы выдумывать.
— Это вам только кажется…
— Не кажется, а точно! И, пожалуйста, держитесь вежливо.
— Хорошо.
— Адрес Волохова вы знали?
— Нет, не знал.
— Мать Волохова говорила, что вы были у нее в доме несколько раз.
— Какая мать?
— Алексей Николаевич, — вмешался Горюнов, — пожалуй, он прав… Мать Волохова не знала и никогда не видела Игоря Уварова. Она говорила об Олеге Кашеварове…
— Да, да. Совершенно верно! — согласился Глушков. — Существенная поправка. Передачу организовал Олег Кашеваров. Так?
— Может быть! Спросите у него, — с усмешкой ответил Игорь.
— У кого?
— У Олега Кашеварова.
— Ах, так! Теперь вы даже не знаете, кто такой Олег Кашеваров?
— Не знаю.
— Но часа полтора тому назад вы признались, что это ваш литературный псевдоним.
— Вы меня неправильно поняли, — не задумываясь, нагло ответил Игорь. — Я сказал, что такое имя могло бы быть моим псевдонимом. Понимаете? Могло бы быть.
— Вот! Слышал, Константин Семенович? — сказал Глушков, поворачиваясь к Горюнову. — Он решил отрицать всё. Рассчитывает на заступничество папы. — И, обращаясь к юноше с упреком, продолжал: — Вы же советский человек, Уваров, комсомолец!
— Не путайте различные вещи! — тоном наставника ответил Игорь. — Частная и общественная жизнь — совершенно различные вещи. Они управляются разными законами и движутся по разным путям.
И тон и фраза озадачили Глушкова. Он изумленно посмотрел на юношу.
— Оригинальная мысль! — покачал головою Константин Семенович и, посмотрев на часы, дал этим сигнал следователю. — Сразу видно, что Уваров из породы мыслителей.
Игорь не понял насмешки и довольно усмехнулся.
— Мыслитель! — вздохнувши, проговорил Глушков и встал. — Константин Семенович, я бы не прочь спуститься в столовую. Ты еще посидишь?
— Придется. Надо же всё прочитать…
— А с ним что делать? — нарочито громко спросил он, кивнув в сторону молодого человека. — Оформить в камеру?
— Гм… Это ваше дело…
— Да, но я вижу, что сегодня с ним бесполезно разговаривать. Совсем заврался. Посидит в одиночке, подумает…