Понятно, что ничего не понятно. Не хватает здоровенной части паззла, на которой было бы записано то, что происходило до катастрофы. После — примерно известно: демоны мельчали, люди набирали мощь и отовсюду вытесняли бывшие исконные магические расы. Те сопротивлялись и сопротивляются, пытаясь вернуть былую славу любыми способами. Вон, даже вампиру глаза вельгар вырастили, генные инженеры чёртовы.
Но если всё вышесказанное — истина, то тогда получается, что Орден в целом и Авалон в частности никогда не занимался Палачом в том ключе, о котором говорили мне. Мои слабости — следствие неполноценности глаз, и мне передали способ борьбы с последствиями. Печати на памяти вещь не самая удобная, но так я хотя бы не забуду ничего важного. А товарищ Костяшка, которого я разобрал на составляющие, говорил, что стабилизироваться я могу пробудив Судью, что уже не кажется чем-то невозможным. Нужно только знать как это сделать, да подтолкнуть своё тело…
Правильная энергия для ритуала? Цель ясна, остались только опыты. На себе любимом, ага.
— Я отлично себе это представляю, Кей. Но из твоих же слов выходит, что ты превзошла Лану, и, прости, как эксперимент гораздо более удачная, чем можно было ожидать. Гнездо не успокоится, пока не удостоверится в твоей смерти или не вернёт тебя обратно…
— Ну, начнём с того, что я обильно залила своей кровью место нашей битвы, плюс твой скорый побег — чем не доказательство моей смерти?
— Этого будет мало. Вампирам будут нужны гарантии, и они придут сюда, за мной.
— Им не будет никакого смысла этого делать, Зол. — Как у неё по-обыденному получилось моё имя сократить. И возразить некогда — говорит без перерыву. — Никто кроме меня и тебя не знает о том, что у них вышло пробудить глаза Охотника. Думаешь, меня в таком случае отправили бы в Рилан? Нет — им просто нужен был ты, подозреваю, для ещё одной попытки пробуждения кого-то, о ком я ничего не знаю.
И из этого же следует, что ради её глаз там пришили какого-то вельгара с активными глазами. Неплохо, однако.
— Допустим, всё обстоит именно так. Просто допустим. Вот только твой рассказ всё ещё нельзя назвать мотивом. Тебя признали очередной неудачей и отпустили на все четыре стороны, ты пробудила глаза… Но при чём здесь я?
— Мы похожи, помнишь? Наши глаза — часть единого целого… полноценного целого, Золан. Подозреваю, что и Палач берёт свою плату, верно?
Я задумался на мгновение, после чего кивнул:
— Так оно и есть.
— И ты тоже должен мечтать избавиться от этого! Я вампир, но после каждого сколь-нибудь серьёзного использования глаз меня воротит от крови! Эти чёртовы вельгары питаются одной травой, как коровы на пастбище! — На глазах Кей выступили слёзы, на что я постарался не обращать особого внимания. Кто, как не вампир, может изобразить вообще что угодно? — А ведь я не могу полноценно контролировать их. Случайное произвольное срабатывание — и я ещё один месяц не имею возможности как-то восполнить свои силы. Понимаешь теперь?
— По крайней мере, теперь ты знаешь что такое диета. — Не удержался от подколки я, параллельно обдумывая приходящие в голову варианты. Да что там — приходящие, их не так уж и много оставалось. С одной стороны, Кей единожды меня предала, напав по указке Гнезда, а я подарил ей ещё один шанс, который она буквально выбросила. С другой, она могла принести много пользы одними своими способностями к магии крови, да и лишний сильный боец нам никак не помешает. Вот только меня беспокоил ещё один момент… — Но, Кей, что с Леей? Ты собираешься оставить её в гнезде в одиночестве?
Девушка, на протяжении всей беседы пышущая жизнью как-то разом поникла, дав мне понять — вот она, та причина, по которой она следовала за нами и теперь хочет остаться в Доме. Я хоть и эмпат только по отношению к Гессе, но даже так по мне словно обухом ударили. Боль, ненависть, гнев…
— Она погибла. Её… — Девушка поджала губы и отвернулась, надеясь скрыть покрасневшие глаза. — … пытались пробудить первой, но тот вельгар, практически лишённый сил, убил её. Я вызвалась лишь ради того, чтобы хоть так он расстался с жизнью. Обвиняла его, ненавидела, и лишь после того как ты сохранил мне жизнь — поняла. Виноват был не тот демон, а те, кто решил опробовать новый эксперимент на менее… — Мне уже с трудом удавалось разбирать слова сквозь её всхлипы. Ненавижу женские слёзы. — … менее ценном… п-подопытном.
Каюсь — я не удержал маску непоколебимого спокойствия, что обычно скрывала мои эмоции. Даже магия, и та на мгновение вырвалась наружу, проявившись в виде фантомного образа маски на лице, да распахнувшихся крыльев. Едва ли Кей, с её нынешней силой, это заметила, но вот я… Откуда такие эмоции? Из-за того, что я когда-то давно спас тогда ещё малышку, звавшую меня, пацана безусого, дядей? Или это шалит Палач? Хотелось бы мне, чтобы так оно и было, ведь у того, кто ведёт за собой людей, должно быть как можно меньше привязанностей. Хорош я буду, если начну считать вампиров врагами лишь из-за того, что их лидер — редкостный поддонок, в котором от понятия человечности не осталось ни-че-го.
Да, таково оно, человеческое лицемерие: когда Велиал рассказывал мне о десятках и сотнях погибших во время опытов детей я хоть и испытал отвращение, но на этом всё и закончилось. Зато когда с жизнью расстался знакомый мне ребёнок… Хотя — какой уж ребёнок, она должна быть довольно взрослой девушкой. Нет. Была взрослой.
— Остановимся на этом, Кей. — У меня не было никаких моральных сил говорить дальше, а о состоянии вампирши я и говорить боялся. Сколько она сдерживалась? Сколько не давала чувствам вырваться наружу, отыгрывая роль самоуверенной хозяйки чужих жизней? А на деле — девушка, потерявшая единственного родственника. Если бы ко мне просто кто-то пришёл и начал давить на жалость, то я бы устоял. Но Кей я знал давно, и прогнать её сейчас значило пойти против своих желаний. А однажды я уже пообещал себе хотя бы пытаться жить как хочется, а не как надо. Иначе зачем я вообще всё это делаю? — Я распоряжусь, чтобы тебе подготовили комнату, а пока займёшь мои комнаты на пятом этаже башни. Тебе лучше отдохнуть, раз уж ты добралась до Дома.
А я… Что я? Если меня не пустит к себе Гесса, то заночую на крыше башни. Всё равно надо развеяться, сменить обстановку и как следует всё обдумать перед тем, как принимать дальнейшие решения. А так…
Грустно всё это.
И на сердце паршиво.
Глава 20. Дурная слава диких земель
Часть I.
Впервые за несколько лет я не знал что делать не оттого, что меня загнали в угол или переиграли, а из-за изобилия информации, с которой я ничего не мог поделать. Опровергнуть — не мог, подтвердить — не мог, использовать — тоже не мог. А как, если я привязан к городу не только как лорд, но и как отец очаровательной девочки, имя которой по нашему уговору даст Гесса, как только проснётся?
Вот и выходило то, что выходило — я узнал много нового, но всему этому придётся подождать или довольствоваться тем, что удастся сделать здесь, в Доме. Пусть не в плане добычи абсолютно новых сведений, но мы сможем, по крайней мере, понять, что мы такое и какими возможностями обладаем на самом деле. Так-то я совсем не против получить ещё парочку талантов Первых, вписать их в основу своего будущего аспекта силы и, в итоге, стать чем-то если не совершенно новым, то точно необычным для нынешней эпохи. Я и сам, простите за бахвальство, не дурак, а Кей — высший вампир, чьи способности к управлению кровью невероятны. Я совсем не удивлюсь, если окажется что свою кровь она уже изучила вдоль и поперёк, и если я предоставлю ей некоторое количество своей при том условии, что она побольше выяснит о талантах иллити…
Кей ведь интересует возможность нивелировать отрицательные стороны глаз Охотника, верно? Так пусть разбирается. Подсказку в виде печатей Палача я ей, со временем, предоставлю, когда станет точно ясно что она действительно хочет стать нашим союзником. Что до остального, то ей придётся додумывать и искать решение — пока у меня не было ни времени, ни особого желания делать за неё всю работу. Тем более не такое уж и страшное это проклятье, после каждого использования глаз Охотника не пить кровь в течение месяца — достаточно просто сравнить с моим Палачом. Правда, это означает также и то, что восполнить силы она сможет лишь когда проклятье спадёт, и неконтролируемые глаза ставят на ней крест как на особо сильном вампире. Большой вопрос — сможет ли она в таком состоянии в принципе сражаться.
Я на секунду сосредоточился на звуках в комнате подо мной, — а лежал я даже не на крыше, а на навесе над небольшим оконцем, ведущем в комнату Гессы, — но ничего кроме тихого детского сопения да размеренного дыхания жены не услышал. Целительницу, даже по прошествии четырёх часов и не думающую отходить от Гессы, а также маму, взявшую на себя заботу о ребёнке в расчёт не берём — к их дыханию я уже привык и внимания не обращал.
И всё-таки, не зря я тогда пощадил Кей. Она никак не могла повлиять на яд в крови Гессы, так как я постоянно за ней наблюдал, а оценить состояние вампирше позволили именно её глаза. И если бы Кей не пошла за нами следом, то Гесса следующий рассвет могла бы и не встретить. Своими силами я не мог остановить яд, который в любом случае проявил бы себя.
В каком-то смысле я теперь обязан вампирше, и это — ещё одно обстоятельство, из-за которого не следовало торопиться принимать какие-то глобальные решения. Оптимальным вариантом будет продолжить строить город, да пристроить куда-нибудь Кей. Пусть занимается решением своей проблемы, да просто живёт. Ничего другого я ей пока предлагать не буду — пусть выдохнет, раз уж сбежала от тех, кто убил единственного дорогого ей человека.
А ребёнок… Кей физически не способна забеременеть, так что сие действо отложено на неопределённый срок. И я очень надеюсь, что к тому моменту она передумает.
Тем временем я ощутил тонкий поток чужих эмоций — гораздо раньше, чем Гесса начала просыпаться. А когда она открыла глаза, я уже находился рядом, встречая жену ободряющей улыбкой. Кларисса тоже поспешила к молодой матери, едва та заворочалась, а я протиснулся в окно. Как итог — младенец, притихший на её руках, пронзительно заплакал, что окончательно разбудило и Гессу, и дремавшую женщину-целительницу.