Едят уже очень плотно, прерываясь только для объявления очередных даров. Вот кому-то от кого-то выносят «кубок двойчатый» с крышкой, бархат, камку...
Свекр впервые официально обращается к тестю, поднимаясь с полным кубком меда: «Дай, Господи, нам здорово быть с детьми своими, — называет сына и сноху по имени и повторяется, — детками своими много лет!». Это надо понимать как косвенное пожелание свату долгих лет жизни.
Встает жениховский дружка и объясняет, что «двойчатый» кубок, оказывается, вынесли от молодого тестю. К кубку прилагаются бархат, золоченый в цвет кубка и сорок соболей. Теще выносят братину или стопку золоченую, отрез камки, другие сорок соболей.
После пира гостей провожают до коней и саней, уже без чинов, по-свойски. Гости возвращаются доедать блюда утреннего тещиного застолья. Местные в облегчении «прохлаждаются» у свекра.
Именно в эти часы второго дня отмечается наибольший комфорт застолья. Неспешно льется вино, гуси-лебеди гибнут с хрустом, политика забыта напрочь. Дружки и свахи подозрительно тусуются в две пары, загорается закат, тонкий серп молодой луны вылазит из-за конюшни.
Удачное время для свадьбы мы подгадали! В лучших пивных традициях!
Смеркается. Новобрачные тянуться на снопы. Их провожают уже без любопытства и разъезжаются каждый к себе.
Бьет полночь, и кажется, что-то случается со временем. Утром третьего дня снова готовится мыльня, дружка приезжает от тестя с мыльными дарами, но «полегче» вчерашних: «сорочка, порты, пояс, полотенце, — и что найдется иное».
Опять молодой выходит из мыльни к толпе поезжан, с трудом опознает посиневшего тысяцкого на руках охраны, идет к родителям, бьет челом, с отвращением глядит на овощи без хлеба.
Посреди завтрака входит невестин дружка, напоминает, что обещали же к нам в гости, так что ж вы тут наедаетесь?!
Его успокаивают, угощают, отпускают. Обещают скоро быть.
Продолжают завтракать, переменив платье.
Наконец трогаются. Отец едет справа от сына, тысяцкий пристегнут слева. Свекровь с новобрачной в санях, свахи с боярынями — вереницей следом.
Приезжают, встречаются, здороваются, садятся за вина и овощи. Потом дамы уходят на свою половину, а мужики достают брачные документы, разбираются в спорных вопросах — кому чего недодарено — подписывают итоговый протокол или оставляют недоразумения до трезвых дней.
После стола тесть благословляет зятя иконкой и наделяет новыми дарами: кубками, бархатом, камкой, соболями, лошадями в нарядах, доспехами. Желает здоровья.
Опрокидываются чаши: свата со сватом, свата с тысяцким. После стола перед отъездом люди свекра снова надевают нарядное платье, идут в хоромы к боярыням, там тесть благословляет дочь свою иконой и дарит ей платье, посуду, перстни, вотчины, рабов. Потом теща зятю дарит платье и посуду, а дочери — принадлежности для шитья и готовые платья.
И уж тут разъезжаются окончательно. В остальные дни собираются выпить и закусить не по обычаю, а «по произволу».
Но не всем такое везенье, чтоб можно было свадебную массовку в золоте разводить.
Отец Сильвестр со своим произведением подгадал как раз к совершеннолетию нового царя — молодого Ивана Васильевича. Так что писал с прицелом на царский бюджет. Прицел оказался верным.
Однако, книга целилась как бы не только в царя, а наоборот, — как бы в нас! Так что ж нам делать? Где деньги взять, если жениться охота?
Ну, честные способы отъема денег у сирот и вдов описаны во множестве других книг, а в этой мы с отцом Сильвестром просто притормаживаем немного и проводим «облегчение» свадебных расходов, по-нашему — секвестр.
Вот упрощенный вариант свадебного чина, «экспресс-чин без икр и каппучин», так сказать.
Сначала сговор. Жених идет со своими родственниками в дом будущего тестя чуть ли не пешком. С порога бросает на стол проекты зарядных грамот, спрашивает прямо, сколько, папаша, приданного отстегнешь?
Папаша отвечает тоже прямо: примерно хрен с половиной редьки, «сынок», — можешь их по-цареградски растереть!
Претендент на руку бесприданницы сводит глаза двустволкой, объясняет «папаше» мысль Коперника, что земля круглая, можно встретиться прямо этой ночью за ближайшим углом. Папаша приходит в понимание, и торг начинается по-серьезному.
Итоговая сумма никого не устраивает, но снимает самые древние рефлексы. Ударяют по рукам, но в зарядную пишут липу — «для людей приданого побольше — и договор, чтоб его не взять».
Секретные статьи протокола прячут ближе к сердцу, наружу выставляют голый понт утроенного размера — «чтобы было свойственным почестнее».
Тут уж посматривают в «полный чин» (см. выше) и выполняют из него только то, за что деньги платить не нужно: обнимаются, врут о заслугах сторон, тесть зятя благословляет дешевеньким образком без оклада — «гладким», дарит атласец или лук (без стрел).
Сразу идут к теще. Теща бесплатно спрашивает зятя о здоровье, нагло буравя ему штаны ниже пояса, лезет целоваться. Невеста, глядя на мать, вешается на шею свекру. Жених кое-как отлепляет тещу и целует невесту в рот. Прихватив простенькие ширинки, сваты скатываются с лестницы и удаляются вон со двора.
В день свадьбы жених без особых приглашений благословляется у отца и матери сразу после скромного завтрака для нескольких поезжан. Парни садятся на соседских коней, прихваченных на время, и скачут без волокиты. Дружка опережает остальных на пол-лошади и объявляет о приезде жениха громким криком с порога. Пока тесть с тещей бегут в сени подхватить жениха, дружка успевает спросить, где койку молодым поставили? Койка находится в соседней комнате, временно освобожденной от зимовки козы и ее козла. Дружка осматривает «сенник», замыкает, чтобы козы не вернулись на привычное место. Печати у него нет, так он просто приставляет к двери «постельничего» — надежного парня с судимостью за изнасилование.
В «хоромах» тестя в это время быстро сдвигают сосновые скамейки, накрывают их лоскутными одеялами, изображая боярские лавки. Помосты городить некогда, невестины свойственники садятся за стол, никаких свадебных генералов не зовут.
На столе — сущие пустяки, доступные при средней зарплате: «скатерть и судки, калачик, перепечка на блюде, караваи, сыр, осыпало, убрус, покров». У тестя уже готов свечник (без пуда и без четверти, а так, — с обычными стеариновыми из хозмага) и каравайник — один на два вполне подъемных каравая.
С приходом жениха народ резво строится в мобильную группу. После прошлой царской свадьбы эта команда своими ухватками и выучкой напоминает спецназ ВДВ, идущий по чеченскому ущелью.
Впереди крадется боевое охранение — свечник и пара каравайников — женихов и невестин. Следом идет полувзвод поезжан, прикрывающих жениха и невесту, которую жених уже успел поцеловать взасос прямо при родителях и обручающем попе. Теща посыпает молодых ерундовой присыпкой, которую даже вороны не клюют. Поэтому «осыпала» хватает на возврат из церкви.
Очень быстро молодые и старые оказываются за тещиным столом и озабоченно наблюдают за выносом еды. Сидят без чинов и расписания, поэтому блюда подаются всем одинаковые — в основном домашние да с базара.
На третьем тосте жених, конечно, может встать и пригласить тещу с тестем «к себе». Но все понимают, что это он понты забивает. «К нему» в хлев теще идти незачем. По крайней мере этой ночью.
Поэтому новобрачный встает не для политесу, а чисто рефлекторно. Он подталкивает невесту к «сеннику», в котором и правда сеном пахнет. Тесть обгоняет пару, успевает «выдать дочь» жениху, как бы разрешить ему войти в спальню. При этом он впервые называет новобрачного по имени: «Судьбами Божьими дочь моя приняла венец с тобою, Имярек, и ты люби ее законным браком, как жили отцы и деды наши». Если под дедовской жизнью подразумевается ночевка со скотиной, то род невесты несомненно восходит к праотцам Исааку, Аврааму и Иакову, к Вифлеемским яслям Христа.
Жених целует тестя в плечо, отодвигает в сторону и входит в «подклеть». Теща продолжает рассыпать дурацкую посыпку. «Свекрови туто нет».
В спальне молодые садятся на кровать, выдерживают минуту молчания. Тесть «вскрывает» дочь собственноручно и уходит выпивать. Вносят лапшу и кашу. Пока молодые едят, священник тараторит молниеносную молитву, и кто-то из горничных «боярынь» уже стягивает с невесты детали одежды.
Все убывают к столу, и только набирают нормальный жевательный темп, как в проеме двери появляется застегивающийся жених и что-то шепчет на ухо подскочившему дружке. Оба ржут племенными жеребцами, и дружка сквозь смех объявляет едокам, что все прошло «здорово». «Оч-чень здорово!». Теща спешит в спальню покормить «детей». Причем весь корм помещается у нее в двух руках.
Утром — мыльня, скромные «мыленные дары» (штаны — 1 шт., сорочка — 1 шт., мыло иметь с собой) Из мыльни новобрачный прыгает обратно в подклеть, но тут к нему съежзжаются тысяцкий и поезжане. Они требуют похмелиться и нарушают планы молодого.
Едят овощи, обмениваются полотенцами, вместо деревень с холопами дарят молодым томик «Мертвых душ».
Стол накрывается средненький, о его содержимом наш Главный Повар ничего не пишет. Отмечено только, что гости сидят без чинов. Жених подмигивает друзьям-спецназовцам, и они удаляются в подклеть. Достают заначки и «поезжане прохлаждаются». Сюда же затаскивают «потешников» — поселковую рок-группу. В тесной, прокуренной подклети звучит успокоительная музыка. В это время новобрачная сидит у своей матери, жалуется на горькую женскую долю.
Стол в «хоромах» пустеет, тысяцкий теряет к нему интерес и уезжает. Поезжане с музыкантами выкатываются добрать и продолжить на природе, новобрачный вытаскивает новобрачную от матери и приучает к дневному сну.
Третий день свадьбы выдерживают чисто внешне. Мыльня происходит с теми же штанами, сорочкой (их дарят повторно) и тем же куском мыла.
Стол накрывают чисто декоративно — овощами. Здесь можно сделать акцент на тыквах и пластиковых муляжах. Смысл «третьего дня» — «разделка» — осмотр приданного, сверка зарядных грамот, итоговый протокол.