(Вдруг он растерянно оглянулся и увидел крестного)
Педди:
— Помолчал бы, старый пень! Здесь такая дребедень:
Мыши Машу охмурили, карму ей опустошили —
Ничего не говорит, неподвижная стоит.
Дед Мороз, испуганно и озадаченно одновременно:
— Ничего себе дела! Знаешь, Федя, мне пора…
Педди, решительно:
— Нет, постой-ка, Дед Мороз. Ставлю я ребром вопрос:
Или Машу ты спасаешь, иль пол-литра возвращаешь!
Помнишь, в прошлый карнавал ты бутылку занимал?
Дед Мороз, огорченно:
— Без ножа ты режешь, Федя! Я хоть волка, хоть медведя
Замочу одною левой! А с бутылкою — проблема…
Ладно! Где обидчик твой? Щас замочим и — домой.
Как по заказу явился Какандер:
— Э-э-э, не очень-то, не очень!
Это как же так — «замочим»?
Отгадаешь три загадки, за труды мне всучишь взятку —
Вот Матильда и твоя!
Дед Мороз, озадаченно:
— Сколько взятка?
Какандер, нагло:
— Три рубля!
Дед Мороз, решительно:
— Ладно, дуй свои загадки.
Ты, надеюсь, будешь кратким?
Какандер:
— Я хоть внешне деспотичный, но вполне демократичный.
Поза-поза-позапрошлогодняя загадка елочная — новогодняя!!!
«Мягко стелятся иголки — сильный дух идет от…?»
Дед Мороз мгновенно выпалил:
— Елки!!
Какандер, потирая лапы от удовольствия, даже сбился на грубую прозу:
— А вот и неправильно! Ошибочка! От волка, а не от елки!
(И он тут же принялся мурлыкать гнусным голосом, дирижируя заодно диваном. Демократичный диван дружно подхватил)
— Порою волк, сердитый волк рысцою пробегал…
— Думаешь, он от чего сердитый, волк этот? — торжествующе сообщил Какандер. — И куда рысцою пробегал? Видать, с желудком у него проблема, вот что. Обделался где-то, сердешный! Вот поэтому от него и дух идет такой! Си-и-ильный!
Дед Мороз, сокрушенно:
— Ладно, убедил. Давай следующую!
Какандер:
— Запросто! Два конца, два кольца, а посредине — десять копеек! Что такое? Кто такой?
На сей раз Дед Мороз думал долго и напряженно. Но в итоге бросил наобум:
— Ножницы, что ли?
Какандер, презрительно морща наклеенные усы из бумаги:
— Какие ножницы? Откуда в ножницах — десять копеек?
Дед Мороз:
— Ну, тогда говори отгадку, не томи душу!
Какандер:
— Да очень просто! Это — два поросенка целуются!
Дед-Мороз принялся быстро считать на пальцах:
— Пятачок и еще пятачок — стало быть, точно, гривенник. Постой, постой, а причем здесь два кольца?
Педди, хихикая:
— И два конца?
Какандер, поспешно сочиняя на ходу:
— Ну, два кольца — это у них в пятачки вдеты. Потому что, видимо, очень уж свирепые поросята; буйный и дикий нрав, так сказать. В общем, типичные свиньи, вот что я скажу!
Дед Мороз, подозрительно:
— Да? Ну, ладно, допустим, хоть и с большой натяжкой. А два конца? Что такое и откуда?
Какандер, заметно покраснев и выкручиваясь:
— Ну, не знаю… Для рифмы, вот для чего! Это такой художественный прием в устном народном творчестве…
Оба принялись ожесточенно спорить, окончательно сбившись на яростную прозу. Тем временем Педди потихоньку вытащил из кармана пузырек с нашатырем и принялся оживлять всех подряд. Но так как все были еще очень слабы — гиподинамия все-таки! — то он изобразил пантомиму, будто бы укладывает всех штабелем. А Щелкунчику при этом быстро нашептал на ухо содержание прошлой картины. Тот сразу принялся поражаться, возмущенно махать руками и строить Мышу рожи, угрожающе щелкая при этом огромными зубами из пластмассы:
Щелкунчик:
— Что же делать, милый Педди?
Педди:
— Забодай тебя медведи!
Далее последовал слегка напряженный диалог, явно не без помощи пресловутой Матери-Импровизации:
— Ты Щелкунчик?
— Ну, и что?
— Лошадь в кожаном пальто!..
Чтобы Маше другом быть, должен ты Мыша сгубить!
Вызывай на поединок!
— Ну, а ты?
— А я — на рынок. Малость там прибарахлюсь — в общем, мухой обернусь.
Щелкунчик, в растерянности:
— Что мне делать, как мне быть? Как Какандера сгубить?
Пошарив рукой на столе в поисках возможной шпаргалки, Щелкунчик выхватил из заранее заготовленной стопки детских книг «Приключения Буратино», широченный древний том в каноническом издании «Советской России». Стремительно и озабоченно пролистав страницы, молодежный герой очень скоро просиял и с чувством воскликнул:
— Жестокое дело — в девчонок влюбляться!
Не лучше ли с кукольной жизнью расстаться?
— Эй-эй, это, между прочим, не те слова! — возмущенно закричал Аркадий. Но Щелкунчик-Вадим уже взмахнул воображаемым мечом, едва не задев рукой люстру:
— Эй, Какандер! Я тебя вызываю не шутя!
Выходи на смертный бой! Я разделаюсь с тобой.
Торопись же, подлый трус!
Какандер, восхищенно прослезившись:
— Вот зараза! Я тащусь!
Эй, зубастый, хоть ты тресни — через час на том же месте!
Обернувшись к настенным часам, висевшим напротив, Аркадий прошептал какое-то непонятное словечко, после чего повелительно прищелкнул пальцами. И вдруг часы издали тихое шипение, а затем методичный звон. Что-то в них ударило, щелкнуло, и часовая стрелка перепрыгнула на одно деление вперед!
Варенька завизжала от восторга, взвившись с дивана чуть ли не до потолка, и что было сил захлопала в ладоши. Вадим — тот просто остолбенел, не в силах понять, как Аркашке удался такой поразительный фокус. Петр же хитро жмурился, как мудрый шкодливый кот, один на всем белом свете знающий наверняка, где именно стоит в буфете блюдце дармовой сметанки.
И только Наталья, не заметившая фокуса, виновато улыбалась оттого, что она опять не понимает, что же только что произошло и вызвало очередной взрыв восторга дочери и всеобщее веселье. Она оборачивалась то к одному, то к другому, напрягая тем самым сюжет и расспрашивая, что же случилось. Каждый наперебой пытался объяснить ей, что только что произошло уже действительно — маленькое, но совсем-совсем настоящее чудо. Его тут же перебивали другие, и все начиналось сначала; а Наталья, уже ничего толком не понимая, только беспомощно улыбалась робкой улыбкой прощальной утренней звезды. А крестный уже рвался в бой, на авансцену, под елку, в центр всеобщего одобрительного внимания.
Педди шмыгнул вперед, встряхнул фалдами сюртука и торжественно объявил начало турнира:
— Внимание, внимание! Поединок начался! Задание первое! Состязание лирическое и поэтическое, с накалом драматическим и финалом в меру маразматическим! Прошу стихи!
— Кто мне действует на нервы, — заметил Педди, покосившись на Какандера, стремительно вращающего хвостом от возбуждения, — тот сегодня будет первым!
— Уступаю молодежи, — хладнокровно парировал Какандер и, тускло взглянув на Педди, сипло пообещал: — После — дам тебе по роже!
— А про что стих надо? — Щелкунчик был слегка озадачен.
Варенька озорно огляделась на столе и лукаво закричала:
— Про еду! Про торты! Про салаты! Про пельмени!!!
— Легко! — хулигански сообщил Щелкунчик. — Мне все одно. Про пельмени — так про пельмени!
И, закатив глаза и откинув голову, принялся декламировать богемным, зазывающим трагическим голосом, в котором пару раз отчетливо всхлипнули струны и стансы былого серебряного века. В посудном шкафу в такт им тут же жалобно зазвенело, чувствительно откликнувшись, тусклое и со всех сторон сентиментальное столовое серебро.
— Пельмени, пельмени, пельмени…
Пельмени по небу летят.
Пельмени!
Пельмени!!
Пельмени!!!
Вадим взял гамлетовскую паузу, холодно и царственно оборотившись к окну, саркастически покачал головой. После чего сверкнул глазами на зрителей и решительно прикончил строфу:
— Пельмени к нам в окна глядят!
Все присутствующие, и зрители, и актеры в том числе, подавились немым стоном. Некоторые даже принялись понемногу сползать с дивана, но не тут-то было — Какандер Первый и Единственный вовсе не собирался отступать!
Подхвостные мыши, обнявшись на диване, дружно продекламировали по бумажке:
— Баллада о серой личности, которая сделала стремительную карьеру и вышла в Мыши благодаря величайшей прожорливости, глубочайшей пронырливости и незаурядному личному мужскому обаянию!
Какандер:
— Шишел! Мышел!! Вышел!!!
Его филиппика была встречена бурей аплодисментов и криками «браво».
Педди:
— Поскольку сейчас мы очень спешим, жюри посовещалось, и я решил:
Колдуй, баба, колдуй, дед! Двое сбоку — ваших нет!