главное, как мне показалось, варварски рушили стены дома, охваченные одним диким желанием разнести его по бревнышку, бездумно начав со второго этажа, а не с крыши. Они были слишком заняты, им было не до меня. И тогда пришлось пойти на крайние меры. Швырнув сверток с пистолетом на стол, я ухитрилась обхватить Василису Михайловну двумя руками и буквально на себе потащить к выходу. Она довольно сильно сопротивлялась, рычала и даже пробовала кусаться. Еще бы! Главный злоумышленник и убийца не хотела сдаваться добровольно.
С трудом мы добрались до ее комнаты, шатаясь из стороны в сторону и сшибая по пути все, что подворачивалось. На мое счастье в тот момент, когда она избрала новую тактику сопротивления – полулежа на мне спиной, стала упираться ногами в пол, я достаточно сильно мотанула ее влево, затем вправо и таким образом заставила сделать еще пару шагов к заветной цели – открытой двери спальни. Сей фортель значительно поколебал устойчивость вазы с сухоцветами, стоявшей на ажурной деревянной полочке, и эта, с позволения сказать, икебана рухнула вниз, точнехонько угодив на голову Василисы Михайловны. Сухоцветы она поймала рефлекторно. Осиротевшая ваза грохнулась, но не разбилась, пройдя предварительную подготовку и закалку на крепкой макушке Василисы Премудрой. Женщина от неожиданности охнула, временно утратила способность к сопротивлению и с зажатыми в руке сухоцветами безропотно позволила втолкнуть себя в комнату. Не дожидаясь, пока она опомнится и соберется с новыми силами, я закрыла дверь. В горячке даже ухитрилась придвинуть тяжеленный комод, стоявший под ажурной полочкой, после чего поставила на него поднятую с пола вазу и на всякий случай взгромоздилась на комод сама.
Тишина за дверью была недолгой – начались отчаянные рыдания, перемежаемые речитативом. Василиса Михайловна с чувством проклинала какой-то «тот» день, следом «этот» день, Рената, мужа и беса, который ее когда-то «попутал». Вскоре рыдания стихли, и женщина стала звать Карла Ивановича на помощь. Определенно свихнулась! Неужели не поняла, что ему некогда? Наконец умолкла, зато к моему глубочайшему удивлению дверь рывком открылась, и она возникла в дверном проеме с толстенной книгой в руках. Кажется, это был «Советский Энциклопедический Словарь». Куда там до него вазе с сухоцветами!
Я мигом развернулась на сто восемьдесят градусов, ругая себя за безмозглость. Не учла, что дверь-то открывалась внутрь комнаты, а не в холл! Стоило переть этот комодище!
Дотянуться до моей головы женщина не могла – руки коротки, а деревянный раритет шестидесятых годов прошлого века довольно высокий. На минуту она взяла тайм-аут, раздумывая, как бы меня почувствительнее шарахнуть собранным воедино комплексом энциклопедических знаний не меньше пяти килограмм весом.
Я успела порадоваться тому, что все-таки не зря приволокла к двери громоздкий предмет мебели, вполне подходящий под оригинальный аналог массивного фрагмента разрушенной Берлинской стены. Василисе Михайловне с ее комплекцией взять его штурмом невозможно, но в комнате имелся пуфик, который вполне мог сыграть роль ступеньки к восхождению на деревянный «Олимп». И пока глаз Василисы Михайловны на нем не остановился, следовало немедленно отговорить ее от этого необдуманного, на мой взгляд, действия.
Я резво соскочила. Прямо ей на ноги, поскольку именно в этот момент женщине приспичило двинуть меня ребром словаря в район солнечного сплетения. Прицелившись, она шагнула вперед, и я нечаянно ее «обезножила». Пока Васенька, подвывая и раскачиваясь, валялась в ногах у комода, я в согбенном состоянии успела отдышаться и закрыла дверь на торчавший в ней ключ, спрятала его в карман, таким образом став добровольной заложницей обстоятельств.
Долгое время мы обе приходили в себя: Василиса Михайловна от боли, а я от ее бредней. Несла она несусветную чушь, обвиняя меня в пособничестве хулиганам, бандитам и убийцам, которыми нашпигован весь этот дом, и постоянно рвалась на свободу в навязчивом стремлении удавить Карла Ивановича собственными руками. Он не имел никакого права на самодеятельность.
С трудом я заставила ее выпить корвалол. Отсчитывать капли трясущимися руками было трудно, тем более, что в волнении забыла последовательность цифр. В конечном итоге ливанула в чашку «на глазок». И чуть не ухудшила положение, решив разбавить лекарство водой из темной пластиковой бутылки. Хорошо, инстинктивно поднесла к носу. Характерный водочный запах привел к выводу, что кто-то из супругов Гусевых, скорее всего покойный Карл Иванович, маскировал спиртной напиток под «Пепси». На счастье, вторая бутылка оказалась «Аква-минерале», хотя не исключено, что из-под крана. На всякий случай хватанула корвалолчику и сама.
Бешенство Василисы Премудрой пошло на убыль. Женщина явно притомилась. Руки и ноги буквально перестали ее слушаться. Язык еще действовал. Я ухитрилась уложить ее в кровать, убалтывая умиротворенными предсказаниями о том, что все будет очень хорошо. У нее замечательная дочь и внучка, есть ради кого жить.
– И муж! – строго напомнила мне Васена.
– И… муж. – Я просто вынуждена была согласиться. – А скоро и на самом деле весна, все будет цвести и колоситься.
– У меня аллергия на запахи, – капризно заметила женщина.
– А мы скосим начисто цветы, травы и деревья, а еще найдем замечательного врача, – парировала я. – Он выпишет нам замечательное средство.
– Я что-то неважно себя чувствую, – пожаловалась Василиса Михайловна. – Пойди скажи им, чтобы перестали грохать и переставлять мебель. И зачем что-то возить в холле?
– Хорошо, сей момент. Это Маша с Наташей наверху с ума сходят. А в холле собака с котом друг за другом носятся, не разбирая дороги. Только вы не вздумайте вставать. Инфаркт или инсульт не дремлют! – решила я напугать ее по полной программе. Шум в доме, усиленный Денькиным гавканьем, на самом деле действовал на нервы.
Открыв дверь ключом, я с помощью пуфика забралась на комод и, прихватив «ступеньку» с собой, спрыгнула с другой стороны. Первым делом помчалась на второй этаж, поскольку основной шум исходил именно оттуда. В холле все было спокойно. И, как удалось сразу же определить в полутемном коридоре второго этажа, шумовой эффект обеспечивался из комнаты, ранее предназначавшейся Наталье с мужем. Именно из нее она переселилась ко мне.
После того как я громко поинтересовалась, не слишком ли много чокнутых для одного дома, грохот перестал носить разрушительный характер. Но кто-то из двоих по инерции еще продолжал, правда не очень сильно, тарабанить в дверь. Зато обе, ну очень старательно принялись поминать меня недобрым словом.
– Да что ж это такое? – Мое возмущение било через край. – Совсем обнаглели, причем все разом! Какого лешего торчите в комнате? Две идиотки бросили одну на передний край военных действий еще с одной идиоткой, да меня же словесными помоями поливают! Бестолковки… Две… – неуверенно добавила я, отметив, что моему появлению начинают тихо радоваться. Как долгожданной зарплате.
– Ир, открой нас, пожалуйста, – донеслась до меня слабая просьба Машуни. – Бедный папа… Может, он все-таки жив?
– Открывай! А то хуже будет, – потребовала Наташка.
Я рванула дверь на себя и заметила, что хуже уже не будет. Дверь закрыта на ключ.
– Случайно не с вашей стороны? – спросила так, на всякий случай, памятуя свою недавнюю ошибку.
Ответом был ураган несправедливых упреков. Естественно, Наташкиных. Где ей понять истинную причину моих сомнений?
– Здесь нет ключа! – отрезала я, и ураган сразу стих. Шло тихое совещание. – Может, принести топор?
Ситуация начинала серьезно меня пугать. Раньше я была слишком занята трудной физической работой, страх поневоле отступил. А сейчас заявил о себе с утроенной силой. Кто-то ведь поймал моих девушек в ловушку? Как мобильник в мышеловку. Не новопреставленный же Карл Иванович, в самом деле. На Василису Михайловну надежды нет, в ее голове дачный сезон открылся. Я один на один в этом доме с изощренным убийцей! Или одна на одного… на одну… Не важно. Лучше вообще об этом не думать.
– А ты умеешь открывать двери топором? – с надеждой спросила Машуня.
– Вообще-то не пробовала… – Мой голос перешел на верхний регистр. Ответила я истерично: – Видела несколько триллеров, когда убийца крушил дверь этим инструментом. Попробую вспомнить, как он это делал. – И тут меня осенило: я же не одна нормальная в этом доме! – Пожалуй, лучший выход – разбудить Альку. Странно, что она сама от шума не проснулась, а я…
– Нет!
Отчаянный крик Машуни удивления не вызвал. Ясен пень, она боялась реакции дочери на смерть деда. Я попробовала убедить ее, что ни в коем случае не допущу девочку в «каминный зал происшествий», но она даже слушать меня не хотела. Впрочем, я ее тоже. Поэтому какое-то время мы с ней говорили, не слыша друг друга.
Громким: «Заткнулись все!» Наталья прекратила наши переговоры. Мы и заткнулись.
– Ирка, тебя, наверное, в ходе военных действий на переднем плане борьбы с Василисой Михайловной малек контузило. Альки нет дома, понятно?!
– Понятно. Хотя не очень понятно, почему. Впрочем, кажется, уже понятно. Ужас какой…
– Мария Карловна, отлепись от шкафа, это не тот ужас, который касается тебя и твоей дочери. Ирка имела в виду, что Альке до этого самого ужаса повезло, что она ничего пока не знает. Быстро соображай, где могут быть запасные ключи.
– Да-да, Машуня, соображай быстрее, не бойся. Это я про другой ужас, – поддержала я Наташку с обратной стороны двери.
– Посмотрите… То есть, я хотела сказать, Ира, посмотри в моей комнате. Кажется, в верхнем ящике письменного стола должны быть какие-то ключи. Нет, не там. Там их не может быть…
Машуня что-то бормотала, но я уже не слушала, внимательно осматривая пол. Ох, не следовало нам с Наташкой, стряхнув одну лампочку, выворачивать из бра и вторую. Меньше бы времени ушло на препирательства. Схватив ключ, валявшийся рядом с дверью, я достаточно ловко вставила его в замочную скважину, трясясь от страха, что он не подойдет. Но, повернув его, настежь, до упора в стену, распахнула дверь, на полном серьезе продекламировав: «… И свобода вас примет радостно у входа».