Он подождал моего ответа, потом походил туда-сюда по гримерке, вернулся.
– Знаешь, у меня приятель спросил, почему я в последние дни стал таким бешеным, чего мне не хватает. Я не знаю, как правильно назвать то, что чувствую… Но без тебя я словно чужой в этом мире. Словно лодка без якоря. Ты стала моим якорем. А еще в моей жизни будто появилась цель. Мне нравится, какой я рядом с тобой. Без тебя… без тебя всё не то, Звездочка. Мне очень тебя не хватает.
У меня заныло в груди от этих слов. Мне тоже его не хватало! Как же я по нему соскучилась! Я силой воли удерживала себя за ширмой. Кир выбил стекло двери – это слишком.
– Все, мне пора на сцену, – сказала я, но не двинулась с места, дожидаясь его ответа.
– Удачи, Звездочка!
Тогда я вышла из-за ширмы и, стараясь не смотреть на Кира, направилась к сцене. А он перехватил меня за локоть, притянул к себе и быстрее, чем я успела понять, что происходит, поцеловал. Простое прикосновение губ, но в нем было столько нежности и страсти, что перехватило дыхание и сердце стало захлебываться.
Кир сам прервал поцелуй, но все еще обнимал меня, прижимал к себе, и от его запаха, такого родного, такого волнующего, в глазах стало щипать от набегающих слез.
Я уперлась в него ладонями.
– Не надо…
А Кир, словно услышав в моем голосе что-то другое, обхватил мое лицо и поцеловал уже по-настоящему, со всей страстью.
В этот самый момент мысли о будущем словно перестали вызывать эмоции. Университет, жизнь в другом городе – все это стало просто фантазий, чем-то иллюзорным, а пол сейчас ускользал из-под ног по-настоящему.
– Светлана! Ты где? – в гримерку влетела наш режиссер.
– Уже иду… – Я проскользнула мимо нее, опустив голову, пряча горящие щеки.
Настойчиво дребезжит дверной звонок.
Кир вваливается в коридор, неся с собой морозную свежесть, прилипшие к ботинкам комья снега и целлофановый пакет, набитый фастфудом: батон, масло, сыр, колбаса, пельмени. От такой еды аллергия будет у меня.
Все время забывая о забинтованной руке, кое-
как переодеваюсь в хлопковые штаны, футболку без рукавов и вязаный кардиган. Возвращаюсь на кухню, а Кир там точит нож, одетый в мой девчачий фартук с рюшами. Он такой крепкий, маскулинный, в этом фартуке смотрится так смешно, что не могу удержаться от комментариев. А Кир под шумок как-то невзначай готовит первый бутерброд и скармливает его мне. Странно… Оказывается, если долгие годы не есть докторскую колбасу, она кажется вполне сносной.
– Кофе? – спрашивает он и, не дожидаясь ответа, достает с полки турку.
Почему же сейчас меня все в нем так цепляет?.. Тембр голоса, движения мышц, даже розовый бантик фартука поверх черной футболки.
Мы выпиваем по чашке кофе вприкуску с бутербродами, обмениваясь легкими подколками, вспоминая, чем закончилась наша предыдущая трапеза. Кир ненавязчиво интересуется, было ли приглашение в ресторан покушением на убийство, ведь это наверняка избавило бы меня от такого неудобного клиента. Или дело в том, что мне просто нравятся беспомощные мужчины? От этой версии мне смешно так, что я складываюсь пополам.
– Ладно, все! Пойдем, нужно мерки с тебя снять. – Я встаю из-за стола.
– Хорошо, – Кир убирает наши чашки. – Я полностью в твоем распоряжении.
Мы отправляемся в спальню. Кир становится напротив меня; спина прямая, ладони в карманах джинсов, волосы все еще смешно взъерошены после шапки. Он такой красивый, такой притягательный, такой мой – как тот, из юности!
Я отворачиваюсь и дольше, чем нужно, копошусь левой рукой в сумочке в поисках рулетки. Нахожу ее и приближаюсь к Киру, тщательно избегая его взгляда. На меня вдруг наваливается ощущение легкой невесомости. А еще, кажется, я волнуюсь.
– Давай сначала измерим обхват запястья.
Кир протягивает мне руку.
С трудом удерживая рулетку – большой палец правой руки забинтован и оттопырен – я обхватываю ей запястье Кира. Рулетка срывается, но он ловким движением ловит ее на лету.
– Давай помогу тебе.
Теперь рулетку удерживает он, а я снимаю мерку, стараясь не коснуться его кожи, потому что кончики пальцев от волнения стали ледяными. Он почувствует и поймет. Возможно, уже понял. Стоит почти неподвижно, будто боится меня спугнуть.
– Теперь длину руки.
Он придерживает рулетку у плеча, я растягиваю ее до запястья.
– Согни немного руку в локте. Да, вот так.
Становится так тихо, будто все звуки исчезли – или это из-за того, что пульс бьется у меня в ушах?
– Теперь я измерю ширину спины, повернись.
Кое-как удерживая рулетку, провожу измерительную ленту по лопаткам от одной подмышки к другой.
– Теперь ширина груди. Поворачивайся.
А эту мерку ни со спины, ни на расстоянии вытянутой руки снять не получится.
Я подхожу к нему почти вплотную. А хочется еще ближе, хочется прижаться к нему всем телом.
Мне кажется, или он делает едва заметное движение мне навстречу?
Чувствую, как замедляется мое дыхание, как усиливается волнительная дрожь в груди.
Это просто временное помешательство. Как головокружение от духоты, надо просто подождать – и пройдет.
– Подними руки.
Он слушается.
– Не двигайся, – говорю я и с удивлением слышу свой голос: тихий, напряженный, взволнованный.
– Даже не шевелюсь, – отвечает Кир, и мне кажется, что его голос тоже изменился.
«Пожалуйста, не испорти все, – прошу я не у Кира, у себя. – Пожалуйста…»
Его ладонь невесомо опускается на мою талию. Я невольно делаю глубокий вдох, но продолжаю снимать мерку, будто ничего не происходит. Будто еще все можно остановить.
Кир склоняется ко мне – ближе, еще ближе. Легко касается шеи теплыми губами, и по коже снова, как в юности, холодком разбегаются мурашки. Он замирает, ждет: оттолкну ли? Но я, словно зачарованная, просто стою в неистовом предвкушении следующего поцелуя.
Он касается губами ямки у основания шеи, потом моих губ. Следующий поцелуй жарче, напористее. Его ладони опускаются ко мне на плечи и помогают кардигану упасть.
Глава 11
«По утрам ты пахнешь щенком», – говорит Кир и сам, как щенок, тычется носом мне в шею – ищет тот самый запах…
Я распахиваю глаза и так резко выпрямляюсь на кровати, что сердце, кажется, не поспевает за мной. Это не сон. Кир вовсе не в моей голове! Вот он, живой, настоящий, теплый – прижимается ко мне сзади, его ладонь лежит на моем обнаженном бедре.
Я в панике вскакиваю с кровати, стаскивая одеяло, чтобы прикрыться – на мне лишь комбинация, – и тем самым оголяю Кира, который лежит в одних боксерах.
– Ой, – комментирует он.
– Какого черта?! – ору я, глядя в потолок. Лишь бы не на Кира. Обнаженного Кира, лежащего в моей постели.
Нет-нет-нет! Ничего не было! Да, был такой момент, когда все могло случиться. Но не случилось! Кир так и остался стоять с поднятыми руками, пока я замеряла обхват его груди. Он не обнимал меня, не целовал – я просто это представила и, плавясь от собственных фантазий, продолжила снимать мерки. Фантазии не считаются!
Когда я закончила с мерками, Кир сказал что-то вроде: «Надо позвонить соседу, попросить покормить собаку». Затем вышел на балкон и стоял там минут десять, хотя был в одной футболке.
Когда он вернулся, я уже постелила ему на кухне, вместо матраса – пуховое одеяло. Сказала, если появятся какие-нибудь признаки аллергии, чтобы звал или звонил, приходить не надо. И на всякий случай еще раз повторила. Потом закрылась в спальне и, наконец, зарядила телефон. Тридцать три пропущенных вызова. Я устала настолько, что в голове крутилась единственная мысль: «Какая красивая цифра».
Так что ничего не было. Между мной и Киром совершенно точно ничего не было.
– Прости! – хохочет Кир и запускает в меня подушкой, она отскакивает от меня и попадает в книги на подоконнике. Потом он садится на край кровати, начинает натягивать джинсы. – Просто прикинул, как ты отреагируешь на это, и не удержался.
Судя по его довольному лицу, ожидания я оправдала. Спохватываюсь и снова поднимаю взгляд к потолку – упустила момент, когда стала рассматривать Кира.
– Это вообще не смешно!
– Это очень смешно, Звездочка. Мы столько раз это проходили, а самые яркие эмоции ты испытала, когда мы уже не вместе.
– Кир, убирайся.
– Да, уже собираюсь. Я за машиной. Тебя подвезти? Там же недалеко от ресторана твой офис.
– Как-нибудь без тебя справлюсь! – бурчу я, выпроваживая его из спальни. Закрываю за ним дверь и прислоняюсь к ней спиной. – Как-то же шесть лет справлялась…
– Шесть лет, пять месяцев и шестнадцать дней, – говорит Кир в щелку. Подслушал меня!
– Семь месяцев, Кир! Семь! – кричу я на дверь.
– Я от балды сказал, просто прикольнулся. Я не считал.
А я, получается, считала! Черт бы тебя побрал, Кир! Я тоже не считала. Не особенно считала. А теперь получается, будто мне это важно. Но мне неважно – вообще, нисколько!
– Так ты сама или со мной? – доносится из коридора.
– Дай мне пятнадцать минут! – кричу я. Просто хочу сэкономить на такси. Дело только в этом.
Бегу в ванную. На руке повязка – совсем о ней забыла, душ толком не принять. Краситься тоже неудобно. Волосы кое-как завязываю в узел. И так еще несколько недель…
И вот мы с Киром снова мчимся по городу на заднем сиденье. Прислушиваюсь к своим ощущениям: вчерашнее наваждение, вероятно, вызванное недосыпанием и стрессом, прошло. Кир снова просто мой клиент. Ну… – кошусь на него, он задумчиво смотрит в окно, подперев кулаком подбородок, – чуть ближе, чем просто клиент. Клиентов я к себе ночевать не зову. Но на этом все.
Пока Кир очищает от снега машину и прогревает ее, я покупаю в кафе два стаканчика эспрессо и возвращаюсь к машине. Кир уже ждет меня. Протягиваю ему кофе, сажусь на переднее сиденье.
Машина плавно скользит по зимнему городу, пока почти без пробок. Рассветное солнце впервые за несколько дней прорезает низкие серые облака и выливается на город. Искрится снег, свет отражается в окнах домов, в окнах машин. Он настолько яркий, что сигналы светофоров кажутся тусклее.