Кир разливает кофе по глиняным чашкам. Я делаю вдох поглубже, чтобы наполнить себя кофейным ароматом.
– Но вот скажи мне, Звездочка, что делать, если я не такой? Не белорубашечный? – Он отдает мне блюдце с чашкой эспрессо. – Разве имидж – это не вранье?
– В том-то и дело, что врать бессмысленно: не одеждой, так чем-то другим ты себя выдашь. Я не пытаюсь создать несуществующего тебя, я хочу подсветить в тебе то, что уже есть. Ведь ты не только хулиган и разгильдяй. У тебя твердый характер, ты всегда достигаешь своих целей, ты честный и справедливый, не предашь, держишь слово. А еще ты ценишь стабильность, и у тебя хороший вкус – вон какие у тебя чашки для кофе!
Я замолкаю, и в этой тишине становится отчетливо ощутимо, как близко мы стоим друг к другу. Я опускаю взгляд и протискиваюсь между Киром и дверью в комнату. Что ж так сердце колотится?..
Итак, разбор гардероба. В целом, мы справились.
Останавливаюсь в паре метров от шкафа, будто рассматриваю картину. Делаю глоток терпкого обжигающего кофе. На перекладине остались только три вешалки с одеждой, остальные висят, будто ребра. И на полке лежит одинокая стопка маек. Красота!
Кир подходит сзади, кладет ладони мне на талию и прижимается всем телом.
Первая реакция – узнавание. Он часто так делал, когда мы были вместе. Это так приятно, такое ощущение близости и доверия…
Вторая реакция: «Кир?! Какого черта?!»
Я дергаюсь, кофе проливается на платье.
– Кир?!
– Прости! – искренне произносит он и хватает со стола стопку салфеток с логотипом пиццерии. – Я не хотел, честно… Это рефлекс.
– Какой рефлекс?!
– Просто… ты стоишь ко мне спиной – твоя фигура, волосы, твой запах… Я не хотел, это как-то само. Я замою пятно.
– Я сама замою! – ору я. – Найди мне чистую футболку!
Залетаю в ванную. В ванне и в самом деле лежит матрас.
Стягиваю с себя платье, промакиваю пятно какой-то губкой. В глазах слезы, в груди ком. Платье не спасти. Оно стоило половину моей зарплаты!
– Зачем?! – кричу я через запертую дверь. – Зачем ты это сделал?
– Выходи, тогда и поговорим, – говорит Кир уже серьезным голосом.
Я рывком распахиваю дверь, наплевав на то, что осталась в колготках и лифчике. Выхватываю из его рук черную футболку, запираю дверь и опускаюсь на пол. Дело не в платье… Конечно, не в нем. Прижимаю к себе колени, кладу на них футболку и упираюсь в нее горячим лбом.
Это моя вина. Я заигралась. Расслабилась. Мне казалось, что, если мысли остаются только в голове, если я просто фантазирую, это не страшно, это не считается. Но Кир наверняка что-то почувствовал, он же хорошо меня когда-то знал, навык остался. Почувствовал и подумал, что я не против… Но я против! Между мной и Киром ничего быть не может, он мой клиент. Точка.
Смываю потекшую тушь, натягиваю его футболку и выхожу из ванной. Кир стоит, подпирая стену, – ждет меня. Иду с гордо поднятой головой – хотя какая гордость, когда ты в сапогах, белых шерстяных колготках и черной мужской футболке оверсайз – прохожу в центр комнаты и поворачиваюсь к Киру лицом.
– Ну. Давай поговорим.
Кир останавливается у стены напротив, теперь подпирает ее, на меня не давит, и на том спасибо.
– Слушай… – Он смотрит на меня каким-то странным взглядом, потом отводит глаза. – Давай начнем с того, что я всего этого не планировал. Не собирался пугать тебя своими объятиями и бесить гостями тоже: они сами нагрянули, я думал, ты попозже придешь, когда их уже не будет. И за вчерашнее – за то, что явился к тебе в офис, – прости. Я не хотел тебе насолить, просто пытался тебя лучше узнать. Ты же ничего о себе не рассказываешь. Если бы не попал с аллергией в больницу, до сих пор бы в гости не пригласила.
Он робко улыбается, мол, возможно, последнее – это шутка, но мне вовсе не смешно.
– С какой стати, Кир? – говорю я как можно строже. – Зачем тебе меня узнавать? Ты мой проект, вот и все. У нас деловые отношения. Мой дом, моя работа – это вообще не должно тебя касаться.
– А если я хочу, чтобы касалось? – с прищуром спрашивает он, словно пытается заглянуть в меня поглубже.
– Та-а-ак… – Я выпрямляю руки, будто хочу от него отгородиться. – Прекрати. Не придумывай. Не запутывай меня. Это очень большой город, здесь множество женщин, на которых этот твой взгляд и тембр голоса действуют. А между нами деловые отношения. Мы партнеры. И не в том смысле, о котором ты мог подумать, а в сугубо деловом.
– А если я не хочу в сугубо деловом, Звездочка? – Он делает шаг ко мне. – Что тогда?
– Все-все! – Я зажмуриваюсь и закрываю ладонями уши. – Прекрати! Хватит! – И в этот миг я чувствую его запах, а потом Кир отнимает мои ладони от ушей.
Я смотрю в пол, меня колотит от его близости и этого разговора, и моей уязвимости, и того, что все, абсолютно все, вдруг пошло не так.
Он кончиками пальцев приподнимает мой подбородок и заставляет посмотреть ему в глаза.
Глава 15
Я выворачиваюсь, отступаю на несколько шагов.
– Кир, прекрати, – уже не требую, прошу. – Я вижу, что ты делаешь. Но это не имеет смысла. У нас был шанс, и мы его упустили. На этом все.
– Почему?
Его вопрос вызывает во мне воспоминание: ночь, душно. Металлические перила балкона скользят под пальцами. Подо мной – три этажа.
– Потому что я не могу тебе доверять. Потому что ты хочешь, чтобы все всегда было по-твоему. И готов ради этого на что угодно. Любого принесешь в жертву.
Саня был прав, мне стоило сидеть в его съемной квартире и не высовываться. Сейчас я бы именно так и сделала, но тогда тоска по Киру выворачивала меня наизнанку. У меня уже был новый паспорт, новая симка, новый билет на электричку – отправление ночью, в два пятнадцать. И вот, когда до отъезда осталось пять часов, я не выдержала и ушла, не предупредив Саню.
Почему нам все время кажется, что мы хитрее судьбы? Что можно чуточку нарушить правила и нам за это ничего не будет?..
Вечер выдался душный, на мне – только белая хлопковая блузка и джинсовые шорты, но пришлось на ходу еще и волосы замотать в пучок, чтобы шея не мокла.
Я шла по вечернему городу и мысленно с ним прощалась. С аккуратными цветниками у подъездов пятиэтажек, вековыми тополями, прудом, затянутым тиной, – по ночам там так орали лягушки! Со стареньким автобусом на остановке, приземистым кирпичным магазином с решетчатыми окнами, моей школой, такой древней, что еще пару лет назад туалет был на улице.
Я пробиралась к Киру тихими городскими кварталами – здесь после семи гуляли только редкие собачники. А куда девались все остальные люди? Просто смотрели телевизор – свет во многих окнах мерцал. Мужчины сидели за бутылкой пива или чего покрепче. Женщины, вроде моей мамы, готовили или стирали. Дети резались в компьютерные игры. Потом они подрастут и займут место мамы или папы… Такая жизнь – это болото, не для меня. Но я так и не смогла объяснить это Киру.
Вскоре район пятиэтажек закончился, и начались Кресты. Вот старый продавленный диван, где Кир собирался со своей свитой. Дальше фонари горели по одному на улицу, хорошо хоть светила луна.
Одни аляповатые домики сменялись другими. Иногда за покосившимся забором начинала лаять собака – аж сердце в пятки уходило от этого внезапного громкого звука. Время от времени дорогу перебегали кошки – сейчас все они казались черными. У района была дурная слава, но мне было не страшно, здесь каждый знал, что я девушка Кира.
А вот и его дом, деревянный, с двумя кирпичными пристройками. В одной из них – комната Кира. Окно выходит на улицу – на меня. Оно распахнуто и занавешено тонкой оранжевой шторой, ничего за ней не видно. Неужели это и будет последним воспоминанием о Кире – оранжевый прямоугольник его окна?
Я сажусь на лавочку через дорогу. Лавочка хрупкая, наклоняется даже под моим весом. В доме за моей спиной давно уже никто не живет, сад разросся, ветки тянутся из щелей в заборе, словно костлявые руки. Тихонько шелестит листва. Время от времени с ветвей срываются крупные яблоки и падают в густую траву.
Впервые за последние пять дней, что я пряталась от Кира, мне спокойно. Печально, но спокойно. Я хотела бы продлить это время, насколько возможно…
А потом штора в окне Кира резко съезжает в сторону, и я вижу его самого – вернее, только силуэт, темный на фоне сияющего электрического света, но этого достаточно, – грудь сдавливает от счастья и тоски. Я так рада его видеть! Но в то же время мне до жути страшно, что он может меня заметить. Вжимаюсь спиной в шершавый штакетник.
Опираясь ладонями о подоконник, он смотрит на меня. То есть мне так кажется – я не вижу его взгляда.
Свет из окна до моей лавочки не достает, а деревья скрывают меня от луны. Кир не может меня заметить – ну не кот же он, чтобы видеть в темноте!
Но вот его в комнате гаснет свет, а спокойствие ко мне так и не возвращается.
– Прощай, Кир! – говорю я, но получается как-то поспешно, смазанно, будто сам он прощаться со мной не собирается. Ну и черт с тобой, Кир, не буду рисковать.
Я подхватываюсь и поскорее несусь вон из Крестов.
Есть еще одно место, куда мне обязательно нужно заглянуть. К маме.
Она открывает дверь, и в ее глазах столько удивления и радости, что меня снова пробирает до слез. Она думала, что я уехала: я сама ей так сказала. Но вот я здесь.
Папы, как обычно, дома нет – он или на смене, или на рыбалке, или возится в гараже с «копейкой», которая, сколько себя помню, ни разу не была на ходу.
Мама накладывает мне вареную картошку с котлетами – боже! самая вкусная еда на свете! – и в пятый раз переспрашивает, точно ли меня не исключили из универа. Жуя, улыбаюсь: «Если бы исключили, я бы знала».
Потом пищит стиральная машинка. Мама идет в ванную загружать новую порцию белья, а я, подперев щеку кулаком, словно пьяная от переживаний, маминой заботы, родных запахов, пытаюсь запомнить каждый оттенок своих ощущений – ведь кто знает, когда я окажусь здесь в следующий раз? Может, и никогда… Никогда, пока в этом городе живет Кир.