– Боюсь, что ты не выполнишь обещание, – сочиняю я на ходу и сажусь на скамейку. Дело за малым – попытаться негнущимися от холода пальцами расшнуровать ботинки. – Но ты же выполнишь, правда?
– Надо было вместе с поцелуем загадать тебе не врать, – отвечает Кир и опускается передо мной на колено, чтобы расшнуровать мои ботинки.
– Не надо! Я сама.
– Сама? Правда? У тебя вырос еще один палец? – Кир сдерживается, но я чувствую: злится. – Что изменилось, Звездочка? Мы поцеловались, ну и что с того? Не нужно вести себя так, будто я заставил тебя сделать это силой. К тому же тебе понравилось – и это не вопрос. Так что просто продолжим игру в мой новый имидж. Я слово сдержу, не переживай.
А я не могу не переживать. Меня так трясет, что зубы клацают.
Кир стягивает с меня ботинки, отрясает с них снег и складывает в сумку. Оттуда достает термос, наливает в крышку чай, пахнущий корицей и апельсином. Я молча пью его маленькими глотками, пока Кир переобувается.
Кажется, меня потихоньку отпускает.
Исподтишка наблюдаю за Киром и не могу понять, что в нем изменилось. Он словно внезапно повзрослел. Стал заботливым, внимательным, терпеливым – идеальным. Было бы проще, если бы он вел себя как дурак.
Когда я допиваю чай, Кир забирает кружку и наливает себе, делает глоток, и я думаю о том, что, возможно, касалась крышки губами в том же месте. Это тоже похоже на поцелуй… Вот и как мне теперь жить со всеми этими ощущениями?
Половину дороги мы едем молча, тишина напряженная, гнетущая. Остатки снега на шарфе и воротнике растаяли, стекают на шею. Гадко.
Кир тянется к кнопке радио, потом передумывает.
– Пожалуйста, Звездочка, не веди себя так, будто я сделал с тобой что-то противозаконное. Мне от этого не по себе. Я не такого хотел.
– А чего ты хотел?
Он тяжело вздыхает.
– Я хотел тебя поцеловать, никакого второго дна здесь нет. Нормальное желание для мужчины. И я не жалею об этой сделке ни капли. – Он бросает на меня взгляд. – А ты?
Мне хочется вжаться в спинку сиденья, раствориться, исчезнуть. На моих губах до сих пор ощущение поцелуя, хочется провести по ним кончиком языка. Вместо этого я прикусываю нижнюю губу до боли.
– И я не жалею. Просто не хочу бередить воспоминания. Знаешь, это как с алкоголем: если вовремя не остановиться, утром будет мучительно больно. А я, похоже, уже переступила грань, когда надо было сказать себе: «Хватит».
– Остается только надеяться, что я в твоем воображении – очень дорогой коньяк с выдержкой не меньше восьми лет.
Из меня вырывается смешок, Кир улыбается, и в машине снова становится уютно.
– Звездочка… – он отвлекается от дороги, ждет, когда мы встретимся взглядами. – Все будет хорошо, слышишь? Я не знаю как, не знаю когда. Но все будет хорошо. В этом я тоже тебе клянусь.
Я киваю, внимательно рассматривая лобовое стекло. В глазах жжет. Рядом с Киром я стала сентиментальной. Куда исчезла железная леди, которая жила во мне шесть лет? Я снова юная и уязвимая, а я не хочу быть такой. И это одна из причин, почему отношения с Киром невозможны.
Отношения с Киром… Теперь я думаю еще и об этом…
Он подвозит меня к самому подъезду и, прощаясь, задерживает мою руку в своей, целуя тыльную сторону ладони.
– Так можно? Это не нарушает условий нашей сделки?
Поцелуй в руку не нарушает, а вот этот прищур, с которым он задавал вопрос, и эту полуулыбку надо бы запретить.
– Все в рамках договоренности, – пытаюсь отвечать я строго, но получается так себе. – Все, до завтра. В три маникюр, не забудь.
Он цокает языком.
– Забудешь тут, как же.
Кир садится в машину, и она, взвизгнув шинами, срывается с места. Я иду к подъезду, но потом останавливаюсь. Тихо, снежно, окна спят, только кое-где в темноте вспыхивает иллюминация. Мне впервые за шесть лет кажется, будто я своя в этом городе. Вернее, что мне хорошо самой по себе, при любых декорациях. Откуда взялось это чувство?
Поднимаю голову к небу, прикрываю глаза и подставляю лицо под пушистые хлопья снега. Почему-то мне сейчас так хорошо!.. Пусть это чувство останется со мной подольше, пусть останется…
Сквозь эту мантру слышу шорох шин, но понимаю, что это значит, только когда звучит голос Кира. Подхожу к его машине.
– Может, ко мне? – Он улыбается в открытое окно.
Я тоже ему улыбаюсь, отмахиваясь.
– Все, хватит уже! Завтра много работы. Уезжай! – И поскорее, пока не передумала, скрываюсь в подъезде.
Захожу в квартиру и, не разуваясь, сажусь на пуфик в коридоре. Какое-то время просто сижу на нем в темноте, глядя на огоньки, мигающие вокруг оконной рамы. Я пытаюсь поймать ощущение, которое живет во мне, дать ему название, диагностировать – тогда его проще будет вылечить. Но ничего не получается.
Коротко выдыхаю, встаю, включаю свет. Под сапогами уже образовалась лужица. Раздеваюсь, вытираю ее.
Так… надо просто вести себя как обычно.
Завариваю чай с лимоном. Пока он настаивается, принимаю душ. Сажусь в мягком пушистом халате с чашкой чая за ноут. Просматриваю мессенджеры: завтра в офисе общая планерка в одиннадцать. Приглашения на показы. Новостная сводка… Открываю почту: разобрать ее перед сном – обычное дело. Ссылки на образы из новых коллекций, письма от коллег… А вот и фото с последней съемки пришли. Открываю письмо от Марины, перехожу по ссылке на «Яндекс Диск». Открываю первое фото – и чашка дергается у меня в руках. Все мое рабочее настроение как ветром сдувает.
На фотографии Кир.
Кир глазами профессионального фотографа. С профессионально выставленным светом, который подчеркивает в Кире самое красивое, самое притягательное. Его сине-зеленые глаза – взгляд с усмешкой, с вызовом. Губы, неуловимо изогнутые в улыбке. Скрещенные руки – любит он эту позу – каждая мышца видна. Так легко представить себя в этих руках…
Я поскорее пролистываю это фото, но дальше не легче. Пока я копалась в чемодане, Кир с Мариной развлекались по полной. На другом снимке он смеется – так искренне, что во мне снова просыпается ревность. На следующем прыгает, выгнув спину. Он чертовски сексуален. То есть я хотела сказать, фотогеничен.
Откидываюсь на спинку стула, вспоминаю, что у меня в руках чашка, и делаю глоток остывшего чая. Чай из термоса был куда вкуснее.
На меня с экрана смотрит Кир, портретный кадр. Глаза в глаза. «Почему нет?» – спрашивает он.
Я не помню… Но была какая-то веская причина.
Захлопываю крышку ноута.
Если бы вот так просто можно было захлопнуть свое сознание.
Лежу под одеялом, сжалась в комок, чтобы хоть как-то успокоить волнение. Долго-долго не могу заснуть, всё гоню мысли о Кире: то примеряю на клиентов образы из новых коллекций, то считаю овечек. Наконец засыпаю… И, кажется, сон приходит ко мне еще быстрее, чем я закрываю глаза.
Я вижу наш поцелуй на озере словно с высоты: смотрю фильм о нас с Киром. Весь экран темно-синий, кроме света, который конусом прорезает воздух с танцующими снежинками. Он выхватывает часть берега с торчащим из снега сухим камышом, причал, скамейку и освещает нас в объятьях друг друга.
Меня накрывает волной нежности и жажды его близости. Этот запах… Я столько лет пыталась его забыть, вытравить из себя. Запах самых сладких воспоминаний. Запах первой любви. Эмоции настолько сильные, что к горлу подступают слезы.
…Я просыпаюсь и натягиваю одеяло до бровей, будто кто-то может меня увидеть.
Теперь мне точно не уснуть.
Шесть утра. Я проспала от силы пару часов.
Пробую свое привычное средство избавления от стресса – беговую дорожку, но через пару минут останавливаюсь. Мне не хватает воздуха, не хватает пространства и черт знает чего еще. Я прислушиваюсь к себе, пытаюсь понять, что чувствую, понять, что мне делать. И ответ появляется неожиданный. Я достаю из шкафа те самые угги, в которых следила за Киром, теплую черную куртку, натягиваю вязаную шапку, выбегаю на улицу и бросаюсь в сиреневый, подсвеченный тусклыми фонарями сумрак.
Глубоко дышу – и мне становится проще. Иду все быстрее, быстрее, и голова начинает проясняться. Я чувствую колкие снежинки, бьющие в лицо, вижу облачка пара, которые вылетают у меня изо рта. Мир становится четче, детальнее, объемнее.
Оказывается, в моем районе столько собачников! И собаки такие смешные: большие и маленькие, с разноцветными ободками, светящимися на шее. Я каждый день по нескольку раз проезжаю здесь на такси или иду на метро, но никогда не смотрела по сторонам. В голове постоянно были планы, задачи.
Дохожу до ближайшего перекрестка. Достаю телефон из кармана и даю себе пару секунд, чтобы передумать. Не помогает. Набираю номер Кира и прикладываю телефон к уху. Сердце бьется так громко, что я едва различаю длинные гудки. Кир отвечает на вызов после третьего или четвертого.
– Привет, Звездочка. – У него сонный, теплый, чуть хрипловатый, как после нашего поцелуя, голос. – Что-то случилось?
«Я скучаю по тебе, Кир! Мне так тебя не хватает!»
– Не спится…
– Ну… Приезжай ко мне. Будем не спать вместе.
Я словно этого и ждала. Будто именно эти слова и хотела услышать больше всего в жизни. Но все равно молчу, тяну время.
– Или я к тебе? – спрашивает Кир.
– Вызываю такси.
– Завариваю кофе.
Черт. Я пропала…
Глава 21
Я приезжаю к нему на такси. Свет фар вылавливает из темноты силуэт Кира. Он уже ждет меня – стоит у открытой калитки. «Кир ждет меня», – повторяю эту мысль про себя – так непривычно и приятно звучат эти слова вместе.
Несмотря на мороз, Кир без куртки, в футболке, по-прежнему черной, но фирменной, из плотного хлопка, и новых джинсах. Смешно, но сейчас он выглядит более стильно, чем я.
Кир широко открывает калитку, чтобы мне было удобно пройти. Никакого приветственного поцелуя, объятий и словно случайных прикосновений. При этом и никакой холодности. Кир рад меня видеть, я вижу это по его лицу, по его взгляду.