Набираю номер Кира.
– Не думал, что «как-нибудь» наступит так…
– Замолчи! – прерываю я его. – Я кое-что увидела. Кое-что идеальное. Куда идеальнее, чем то, что я называла идеальным раньше… В общем, я сбрасываю тебе адрес. Езжай туда прямо сейчас.
Наверное, я бы не чувствовала такого мандража, даже если бы выиграла миллион долларов.
Влетаю в бутик. Продавец-консультант пытается мне объяснить, что они закрываются. Все равно, пусть звонят директору, я договорюсь. Показываю фото на мобильном: где это? Где это?!
Оставляю отобранные вещи в кабинке для переодевания и меряю зал шагами. Кир, ну где же ты?!
И вот входит он, втягивает за собой в бутик рой снежинок. Останавливается, увидев меня, улыбается. Такой незнакомый и такой родной.
– Иди в кабинку. Я буду ждать, – только и говорю ему.
Он переодевается, а я мысленно слежу за ним.
Вот Кир надевает темную трикотажную рубашку. Затем – костюм с полуприталенным силуэтом, из темно-синего полиэстера – материал дышащий, мягкий, легкий. Оттенок настолько темный, что кажется черным, но за счет текстуры ткани получается матовый эффект. Брюки заужены к низу.
Одежда удобная – это важно, ведь массажный салон – сфера удовольствия, расслабления. Никаких жестких линий и неприятных телу тканей. В такой одежде Кир будет чувствовать себя комфортно, но в то же время стильно.
Шторка кабинки колышется снизу – сейчас Кир наверняка надевает кожаные туфли дерби на шнурках с широкой подошвой с рантом. Если я правильно подобрала размер брюк – а я подобрала правильно, – они будут ложиться на туфли.
Сначала я думала выбрать туфли «Прада», но все же остановилась на «Дизель». Так образ получается не гламурно-чопорным, а более молодым и дерзким.
А еще браслеты: один из кожи, второй – из камней. Я купила их в камерном магазинчике недалеко отсюда. Он принадлежит семье потомственных мастеров, которые привозят камни из Мадагаскара, Бразилии, Испании, Индии, Урала.
Образ должен получиться аскетический, закрытый, он очерчивает границы и говорит о достоинстве, собранности, четкости. Люди будут смотреть на Кира и понимать: этот парень не разговорчив, но если он говорит, его нужно слушать. К нему нужно относиться серьезно.
– Можно? – спрашиваю я у шторки.
– Входи.
Я отдергиваю шторку и застываю. Только теперь до меня доходит. Я не просто одела Кира так, чтоб понравилось ему. Я одела его и так, чтобы понравилось мне. Сейчас он такой, каким я всегда мечтала его видеть.
И теперь все сошлось.
– Ну как? – спрашивает он, рассматривая браслеты. Я молчу, и он поднимает на меня взгляд. – Нравится?
Нравится ли мне, Кир?..
Все. Я больше не могу…
Захожу в кабинку и задергиваю за нами шторку.
Глава 23
Кир отвечает на поцелуй с таким пылом, что мы едва не разносим кабинку для переодевания. Не прерывая поцелуя, он пытается стащить с себя пиджак. Я уворачиваюсь от его губ, смеюсь: «Не здесь! Не здесь!» Тогда он выскакивает из кабинки и несется к кассе: «Пробейте все, что на мне!»
Мы летим к выходу, Кир тянет меня за руку – я едва за ним поспеваю, на ходу отрывает этикетку от брюк.
– Где это чертово такси?!
Я не верю, что мы это делаем. Не верю, что мы снова вместе. Но то, что я не верю, не значит, что я должна остановиться.
Мы едем ко мне – просто потому, что так ближе. С упоением, со страстью целуемся в такси. Где-то на краешке сознания мне стыдно перед водителем, но жажда целоваться, целоваться, целоваться с Киром во сто крат сильнее стыда.
Мы поднимаемся по лестнице: то останавливаемся через шаг, обнимаясь и целуясь, то бежим, перепрыгивая через ступеньки, взявшись за руки.
Вваливаемся в квартиру и между поцелуями в коридоре пытаемся избавиться от одежды – на ощупь, не включая света. Не помню, закрыла ли дверь – а, к черту!
Стаскиваю с себя пальто, запутываюсь в рукавах и оказываюсь в ловушке, но еще я в ловушке рук Кира, и он уже позади меня, жарко обнимает, прикусывает мочку уха… Голова идет кругом от этого сумасшествия, от этого удовольствия… До спальни мы не добираемся.
Я прихожу в себя, сидя на тумбочке в коридоре. Мы обнимаемся с Киром, упираемся друг в друга горячими лбами. Целуемся, на этот раз медленно, тягуче, я наслаждаюсь всеми оттенками ощущений. Мне жарко. Мне звонко. Я счастлива.
– О чем ты думаешь? – вполголоса спрашивает Кир.
– Ни о чем, – отвечаю я, с удивлением осознав, что все именно так и есть. Ни одной мысли – только ощущения, наслаждение, удовольствие.
А вот теперь я думаю… о том, что надо было решиться на все это раньше.
В темноте я не вижу глаз Кира, но свет фонаря, который дотягивается до нас из кухни, падает на его губы, они подергиваются в усмешке. Не знаю, что это значит, все равно, мне просто чертовски нравится, как он это делает. Мне нравится в нем все, абсолютно все… Просто беда какая-то.
Кир высвобождает меня из пальто – оно болталось у меня на одной руке, и мы идем в спальню.
Теперь мы раздеваем друг друга медленно, я чувствую пальцами шовную нить его пиджака, провожу ладонями по слегка шершавой ткани рубашки. Никогда не думала об одежде с этой точки зрения: что чувствует человек, который тебя раздевает. Я всегда думала о том, чтобы кого-то одеть.
– Я включу свет? – спрашивает Кир, не выпуская меня из объятий. – Хочу рассмотреть тебя, вспомнить каждую твою родинку.
Разве я могу отказать, когда он так нежно, почти невесомо целует меня в ухо через пряди волос?
Стою посередине комнаты в одном нижнем белье, жмурюсь от света. Хочется прикрыть себя руками, но ведь передо мной Кир, это для него.
Я столько часов, сколько дней потратила на то, чтобы изучать моду, стили, фасоны, а в самое счастливое время это все оказалось ненужным.
Кир садится на край кровати, протягивает мне руку, я подхожу к нему. Он гладит меня ладонями, прижимается щекой к моему животу, затихает на время.
– Ты изменилась…
– Потолстела? – робко переспрашиваю я.
Он издает такой смешной короткий утробный звук.
– Ты стала женщиной. Меня расстраивает только то, что ты стала ей без меня. Что из нашей с тобой жизни выпало шесть лет. Это больше двух тысяч ночей. Представляешь? – Кир вскидывает голову. Радужка его глаз словно стала прозрачнее, ярче. – Две тысячи таких ночей.
Меня саму пугает эта цифра. Вернее, то, что за ней скрывается: все наши недополученные поцелуи, объятия, прогулки, разговоры, рассветы…
– А давай представим, что мы встретились только сейчас. Что это наша первая ночь.
– После такого перерыва это несложно. – Его улыбка щекочет мой живот. – Но все равно у меня такое чувство, словно я хочу наверстать эти шесть лет… – И Кир опрокидывает меня на кровать.
«По утрам ты пахнешь щенком», – говорит Кир и сам, как щенок, тычется носом мне в шею – ищет тот самый запах…
Распахиваю глаза.
Я лежу на боку, лицом к окну – солнце яркое, резкое, слепит.
Засыпая, измотанная и счастливая, я думала, что утром проснусь с улыбкой, но сейчас чувствую острый приступ паники. Мне кажется, что ночь с Киром мне привиделась, и эта фраза про щенка тоже приснилась, как уже бывало. А следом обрушивается другой страх: мне кажется, что за моей спиной незнакомый, какой-то случайный мужчина, ведь это больше похоже на правду, чем на то, что мы с Киром снова вместе.
Все эти мысли проносятся за доли секунды. Я даже повернуть голову не успеваю, чтобы развеять сомнения, а Кир уже притягивает меня к себе, окутывает своим запахом. Это все по-настоящему…
– Знаешь, – говорит он после нашего страстного пробуждения, наблюдая, как я, без одежды, сидя к нему спиной на краю кровати, завязываю волосы в высокий хвост, – я хотел бы наблюдать за тобой, обнаженной, все время. Чтобы ты при этом делала какие-нибудь самые обычные дела: пила кофе, проверяла почту на ноуте, читала книгу. Чтобы это стало частью моей обыденной жизни, чтобы я к этому привык, и у меня не останавливалось сердце каждый раз, когда я вижу тебя такой.
– Привык – звучит как-то скучно, – дразню его я.
– Нет, это звучит прекрасно, Звездочка, – мечтательным тоном отвечает Кир, и я слышу, как он ложится на спину, кладет ладони под шею. – Прекрасно, когда красота становится частью обычной жизни, когда ты в этом живешь.
– Хм…
– Думала, что раз я сын егеря, то ничего не смыслю в красоте? – угадывает он мои мысли. – Просто нам с тобой нравится разное ее проявление. Вот ты любишь, когда на тебе модные вещи… – он выхватывает у меня из рук шелковую майку. – А я люблю, когда на тебе нет вообще никаких вещей…
Из кровати нас выгоняет только сильное чувство голода. Кир сопротивляется, но все же в итоге соглашается, чтобы я надела удлиненный джемпер, он едва прикрывает бедра и постоянно соскальзывает с плеча. Кир надевает брюки, но остается с голым торсом – ему все время жарко.
Кир жарит пельмени – остались с тех пор, как он ночевал у меня в прошлый раз, а я исследую полупустые полки холодильника, чтобы найти хоть что-то съедобное. В итоге становлюсь рядом с Киром и на соседней конфорке готовлю омлет. Мы то толкаемся бедрами, то шлепаем друг друга полотенцами, то целуемся.
Неужели можно было вот так, с самого начала – не выбирать?..
Обнимаю Кира со спины, знаю, что он так любит: сейчас это мой способ попросить прощения, не объясняя ему, за что именно. Прижимаюсь к нему щекой, взгляд падает на окно, и я удивленно вскидываю голову: уже темнеет, а мы только проснулись. Мой рабочий день уже закончился, а я лишь сейчас о нем вспомнила.
Подхожу к окну, чувствуя, как Кир наблюдает за мной. Затем идет следом.
– Чем еще займемся? – Теперь Кир обнимает меня сзади, упирается подбородком в мое плечо. – Все, что хочешь, Звездочка.
Пробую перебирать в голове варианты, и все они тотчас же лопаются, как мыльные пузыри. Все не то.
Я выворачиваюсь, чтобы смотреть ему в глаза.
– Хочу провести этот день только с тобой. Отключив телефоны, никому не открывая двери. Разве что доставщику пиццы.