[159] под оглушительные вопли соседей по отделению.
К тому времени Дартмут пришёл в чувство, взял себя в руки и побежал к вертолёту, доверху набитому пациентами. В кабине раздался щелчок и ротор начал раскручиваться. Долговязый агент попытался подобрать своё оружие, но оно снова и снова выпадало у него из рук. Подняв пистолет, Дартмут тут же выстрелил себе в ногу. Ротор раскручивался всё сильнее, и через несколько секунд вертолёт уже был в воздухе, пролетая над стенами института. За рулём была флед.
Пилот, который отлучился в туалет, выбежал наружу вместе с Ваном. Последний размахивал в воздухе оружием, но было поздно: вертолёт уже пролетал над Гудзоном. Он повернул на юго-восток к Эмпайр Стейт Билдинг — первой остановке для туристов на экскурсии по Нью-Йорку. Дартмут всё это время вопил на лужайке как раненый зверь.
Клифф Робертс и несколько медсестёр вышли присмотреть за федералом, пока не приедет скорая. Пациенты, которые не успели сесть в вертолёт, пристально следили за происходящим. Клифф вёл себя очень властно, но проявлял заботу по отношению к раненому в ногу агенту, который очевидно испытывал сильную боль и плакал как ребёнок, и я подумал: даже в Робертсе есть что-то хорошее. Могло показаться, что он относился к своей профессии недостаточно серьёзно, но вероятно это было своеобразным способом компенсировать какой-то глубинный невроз или врождённую доброту, а когда прозвучал набат, он без раздумий бросился в бой. Это именно тот доктор, у которого мне бы хотелось проходить лечение, будь я пациентом МПИ. Надеюсь, Баллоки знают о наших положительных сторонах, несмотря на явное присутствие негативных. Прибудут они или нет — подумал я — мы отстоим этот мир или погибнем вместе.
Барни всё ещё посмеивался, глядя на то, как Джордж подбрасывает мяч и бежит его ловить, снова и снова.
Вечером флед приземлила вертолёт в Ла-Гуардии[160] к большому огорчению авиадиспетчеров и ФАА[161] — и вернула пациентов назад привычным способом: с помощью света и зеркала. К счастью, Ван и пилот уехали с Дартмутом в больницу, поэтому с возвращением проблем не возникло. Но флед оставалась в МПИ совсем недолго: возможно, ей требовалось встретиться с кем-то ещё перед возвращением на Ка-Пэкс. Перед тем, как покинуть лужайку, она помахала мне, но что означал этот жест — «Увидимся позже, док» или окончательное прощание — я не был уверен. Я ждал её возвращения до конца дня и наконец принял решение остаться в госпитале до утра в надежде, что она вернётся ночью.
За это время я свежим взглядом посмотрел на пациентов, с которыми встретился. Теперь они виделись в совершенно ином свете — не медицинском, бесстрастном и подходящим для подбора методов лечения — а как собратья, которым удалось выжить, несмотря на разрушительные испытания и ужасные муки, которые они перенесли (а мысленно переживают и до сих пор) от рук своих родителей и других людей, которым доверяли. И всё же, несмотря на жестокое и даже садистское обращение, они всё ещё были в игре, не желая сдаваться. Внезапно я почувствовал огромную гордость оттого, что знаю их, и знаю то, что им удалось преодолеть.
Я наблюдал за Филлис, пока она пряталась за небольшим кустом. Теперь она не воспринималась как проблема психиатрии, которую я и другие сотрудники МПИ должны были решить — она была человеческим существом, чья психика была жутко травмирована, человеком, который каждую минуту страдает и не может остановиться. Разве удивительно, что после перенесённых страданий она попыталась стать невидимой в надежде, что никто, особенно родители, не увидит её и снова не причинит боль? Что ещё, о чём даже я — опытный психиатр — не знал или не хотел знать, ей довелось перенести? Как много пришлось пережить бесчисленному множеству людей за пределами стен МПИ в качестве платы за пребывание в этом мире? Даже для тех из нас, кто избежал родительской жестокости (или жестокости родственников), мир — довольно суровое место. Сколько ещё мы должны включать телевизор и видеть миллионы людей, страдающих от голода по всей планете? И сколько ещё мы будем наблюдать людей без ног и рук, оторванных с помощью оружия, которое ты и я продаём любому, кто захочет купить? Разве удивительно, что столь многие захотели отправиться на Ка-Пэкс или просто попытать счастья на любой другой планете, кроме Земли? По меньшей мере сто тысяч, если верить сайту флед. И кто из попавших в список откажется от полёта?
После обеда несколько пациентов — один за другим — подошли попрощаться. Все они казались грустными, как будто предпочли бы остаться, если бы условия были иными. Но может они просто хотели выразить свою благодарность и намекнуть, что будут скучать по тем, кто безуспешно пытался им помочь. В любом случае все они приняли решение полететь на Ка-Пэкс и не хотели его менять. Их лидером мнений был Говард, который выразил чувства большинства следующим образом: «Впервые в жизни мы сможем создать для себя новые воспоминания».
Когда вечер подошёл к концу, я немного опасался ложиться в свою мягкую кровать. В прошлую ночь меня мучили кошмары; кто знает, какие жуткие фантазии, переполненные невыносимыми ужасами, суровыми разочарованиями, не исполнившимися желаниями, — мне предстоит пережить этой ночью. Мне повезло иметь прекрасную жену и талантливых детей, хорошее состояние здоровья для моего возраста — но не было ли это просто голограммой, скрывающей то, что происходит в подсознании? И всё же я рискнул выключить свет и лечь в постель.
Прошло совсем немного времени перед тем, как меня разбудила флед. Или это просто была галлюцинация (хотя в тот день я не ел грибов).
«Время пришло» — прошептала она.
Я сел прямо в своей белой больничной пижаме.
«Я думал, ты никогда не покинешь землю».
«Тебе ещё нужно поработать над чувством юмора, доктор би. И, кстати, ты неплохо смотришься в этой одежде».
«Спасибо. Значит, всё устроилось?»
«Не просто устроилось — Гранд-каньон полон людей, а все остальные ждут меня в холле. Я зашла, чтобы попрощаться».
«Ты не смогла найти способ вылечить хотя бы одного из них?»
«Ты видел голограммы, джин. Если я и вылечу их, им всё равно лучше отправиться в другое место. По какой-то причине они не любят эту ПЛАНЕТУ».
«И остальные 99000 или около того?»
«И они тоже».
«Скажи, все эмигранты имеют проблемы с психикой?»
Она казалась озадаченной.
«Насколько мне известно — нет».
Больше, похоже, сказать было нечего. Я протянул руку, которую она не пожала. Вместо этого флед наклонилась и прошептала: «Последний шанс перепихнуться!».
Я чувствовал запах её дыхания, напоминавший свежий салат.
«Нет, спасибо. Звучит заманчиво, но я откажусь».
«Ну и зря».
Она поцеловала меня в щёку. Поцелуй был влажным и небрежным, как с Филбертом, но также теплым и нежным. Когда он повернулась, чтобы уйти, то произнесла через плечо: «Заходи как-нибудь проведать меня».
Когда она ушла, я заметил пробирки с мочой и кровью, оставленные на столе. Я быстро оделся, но было уже слишком поздно. По рассказам ночной смены, флед быстро перенеслась в холл, где встретилась с Говардом и другими. Многие спали на диванах. Рядом лежали небольшие дорожные сумки. Спустя пару секунд они исчезли.
Рано утром мы осмотрели госпиталь. Из пациентов, которых я упомянул в этой книге, исчезли все, кроме Джерри и Джорджа (включая миссис Визерс, которая очевидно решила сделать последний рывок вместе со всеми). Каждый эмигрант оставил свои кровать и тумбочку в чистоте и порядке, кроме Дэррила, который разорвал на клочки все фотографии Мег Райан и разбросал их по всей палате. Пол его комнаты был усеян конфетти из разрушенных надежд и несбывшихся мечтаний. Однако от пирожных и печенья, которые он держал для актрисы, не осталось и следа.
Я удивился, что Барни улетел с остальными. Он наконец-то открыл в себе чувство юмора, но вероятно этого было недостаточно. Возможно его глубинную неудовлетворённость жизнью, каким бы ни был её источник, нельзя преодолеть за счёт нескольких взрывов смеха (возможно, под неумением смеяться скрывалось отвращение при мысли о необходимости продолжить семейный бизнес). Или может флед убедила его, что на Ка-Пэкс намного больше поводов посмеяться, чем на Земле, где люди готовы хохотать даже над дурацкими шутками, чтобы прикрыть свою неизбывную тоску. Шарлотта и бывший пациент Эд тоже улетели с флед. Надеюсь, им удалось найти мир и покой, в которых они так нуждались. Чего я действительно не ожидал, так это исчезновения Кэти Родштейн вместе с коллегой Артуром Бимишом и несколькими медсёстрами. С ними отправилась и бойкая секретарша Марджи Гарафоли — в глубине её пузырящейся внешности, должно быть, кипел котёл боли и страданий.
Несмотря на утрату некоторых сотрудников института, Гольфарб не выглядела расстроенной. Она, напротив, была восхищена — как и любой хороший психиатр — что большинство её подопечных где-то обрели покой, а может и счастье.
«Теперь» — спокойно заметила Вирджиния — «у нас освободилось место для новых пациентов. Сто одна койка, если быть точной».
Вернувшись домой, я обнаружил новое электронное письмо на своём компьютере:
моему дорогому джину с любовью (что бы это ни значило)
спасибо, что приютил
твоя подруга флед
ps дверь на КА-ПЭКС всегда открыта для тебя
Сообщения в СМИ были скудными. Во-первых, в Гранд-Каньоне в предрассветные часы не оказалось репортёров, и никто не видел происходящего, за исключением пары сонных ослов (насколько нам известно, часть из них тоже исчезла за компанию). Во-вторых, от эмигрантов осталась всего горстка записок для членов их семей и руководителей на работе. Только со временем стало известно, что среди ста тысяч «людей», которых взяла с собой флед, почти все были большими обезьянами: шимпанзе (включая Филберта и, конечно, доктора Тиксбери), гориллами, орангутангами. Почти все обезьяны родом из джунглей и гор Африки и Юго-Восточной Азии, хотя поступали сообщения и о пропаже животных из лабораторий и зоопарков (хотя флед не говорила об этом, она, должно быть, посетила очень много подобных мест). Среди исследователей поднялся большой шум, ведь большинство из них жило на государственные гранты: они жаловались о потере своей «собственности». Зоопарки тоже громко возмущались исчезновением своих «звёзд», жалуясь в основном на расходы, которые потребуются, чтобы их заменить.