щей девушки, нарисованной на иллюстрации.
Ей очень хотелось заказать кусочек удивительно сочного на вид кондитерского изделия, в котором чередовались слои взбитых сливок, вишни и желтого торта, но она подозревала, что это не будет выглядеть изысканно - и, вероятно, испортит искусное оформление губ Джессикой. Вместо этого она остановилась на небольших кусочках темного шоколада, которые можно было положить прямо на язык, одновременно пообещав себе кусочек этого торта в другой раз.
Вооружившись таким образом, она осмотрелась по сторонам в надежде завязать пару знакомств, решив, что это было бы вполне естественно для оказавшейся в одиночестве девушки. Несмотря на то, что здесь было множество пар, большинство клиентов, казалось, не состояли в браке. Многие пришли группами, но не обязательно ограничивались общением со своими друзьями. Несколько раз она видела, как кто-то, по-видимому, осмеливался пойти поговорить с кем-то из другой группы.
Человеческие ритуалы ухаживания, подумала Стефани, пытаясь выглядеть хладнокровной и немного отстраненной, а не напуганной до смерти. Или, может быть, "брачные ритуалы" были бы более точным термином, потому что ухаживание должно быть чем-то большим, чем просто вечернее развлечение, верно? Но не все эти люди ищут кого-то, с кем можно заняться сексом, верно? Так что спаривание тоже нечестно. Хотела бы я понимать лучше. Может быть, я, как всегда говорила Труди, просто слишком тупой ребенок.
В первый раз в своем задумчивом осмотре зала Стефани совершенно не заметила Андерса, но она заметила его со второго раза, не столько из-за него самого, сколько потому, что он привлекал много внимания со стороны смешанной группы местных жителей - она была уверена в этом по языку тел - которые только что вошли и осматривались, явно отыскивая тех, кто был новым и интересным на этом вечере.
Когда Стефани впервые увидела Андерса, ее сердце подпрыгнуло, как в тот самый первый раз, когда она была в гораздо менее гламурных обстоятельствах при представлении доктором Хоббард ее - и, что более важно, Львиного Сердца - недавно прибывшей ксеноантропологической группе Уиттакера. Тогда Андерс был одет небрежно, но сегодня вечером... Держа свой коктейль Руби Хури, она неуклюже, чтобы не испортить макияж, прикрыла лицо руками.
О! Я и забыла, насколько Андерс великолепен.
И он, честно говоря, был таким. Его рубашка на пуговицах была цвета индиго, что привлекало внимание к его темно-синим глазам. Как обычно, он зачесал назад свои пшеничного цвета волосы, но сегодня вечером вместо обычного галстука он носил толстую серебряную ленту с нанесенными на нее угловатыми геометрическими голограммами, которые сверкали в колеблющихся огнях танцпола.
Пока Стефани наблюдала, рыжеволосая женщина, по крайней мере, на пять лет старше его, подошла и облокотилась на стол перед ним таким образом, что обнажилось глубокое декольте. Она что-то сказала ему, и Андерс засмеялся, похлопав себя по запястью, где виднелась массивная серебряная манжета.
Сказав "Спасибо, но я несовершеннолетний".
Что бы дальше ни сказала рыжеволосая женщина, они оба рассмеялись. Через несколько минут Андерс вывел ее на танцпол, где заиграл грохочущий бас и тяжелый барабанный бой.
Стефани подавила яростный прилив ревности. Помни, ты здесь для работы. Ты не сможешь этого сделать, если вы оба будете просто сидеть и смотреть. Теперь, когда кто-то работает с толпой, что ты можешь сделать?
Даже с ее решимостью было трудно не чувствовать себя занудой, удивляться, что, несмотря на все усилия Джессики, она не была очень привлекательной. Стефани знала, что может встать и пригласить кого-нибудь на танец, но здесь она столкнулась с основной проблемой - она не очень хорошо умела обращаться к другим. Она прекрасно знала, что если бы ее родители не настояли на том, чтобы она общалась с людьми своего возраста, она бы никогда не стала беспокоиться, считая большинство своих ровесников "торчками" и "ничтожествами".
И как же я была неправа, ругала себя Стефани. Она поймала себя на том, что тянется погладить Львиное Сердце, как часто делала, когда оказывалась в неудобной ситуации, и опустила руку, подумав, как странно это будет выглядеть. Ну, если кто-нибудь заметил, может быть, они подумали, что я играю со своими волосами. Теперь у меня, конечно, их гораздо больше.
Отложив момент истины еще немного, она потягивала Руби Хури и изучала толпу, надеясь найти кого-нибудь, кого она осмелилась бы пригласить на танец. Она также искала признаки того, что выдавалось что-то еще, кроме алкоголя и закусок. Конечно, ничего странного, казалось, не происходило: ни с кем не шептались таинственные консьержи в безукоризненно стильных вечерних нарядах, с последующим сопровождением в слегка прикрытый дверной проем или что-нибудь еще, указывающее на тайные сделки. Стефани как раз собиралась заставить себя хотя бы смешаться, когда заметила, что кто-то приближается к ее столику.
Приближающийся человек был элегантным андрогином, с коротко остриженными темными волосами, которые укладывались волнообразной челкой, затеняя темные, слегка миндалевидные глаза, обрамленные бархатистыми темными ресницами. Это был образ, который удивительно хорошо сочетался с белыми брюками облегающего кроя, темно-фиолетовой рубашкой с жемчужными пуговицами, белым жакетом с длинными фалдами и сапогами на высоком каблуке. Стефани не увидела никаких украшений, за исключением жемчужных сережек-пуговиц, которые повторяли пуговицы этой рубашки. Когда франт заговорил со Стефани, это было так же тонко и успокаивающе, как мурлыканье Львиного Сердца.
- Меня зовут Ксадриан.
- А я Стиви. - Стефани почувствовала себя очень гордой, когда ее голос не пискнул.
- Возможно, вы здесь новенькая? Не хотите потанцевать?
Стефани было интересно, числилась ли Ксадриан в штате клуба, и кому-то заплатили, чтобы убедиться, что даже у настенных цветов был шанс расцвести. Тем не менее, она была счастлива принять любезность.
Эй, может быть, Ксадриан окажется зацепкой.
- Спасибо, Ксадриан. Я бы с удовольствием потанцевала, но не знаю этой музыки, и, - Стефани решила, что с таким же успехом может признаться в своих недостатках, - я не потрясающая танцовщица.
- Тогда здесь, где звучит "Таинственная загадка", ты можешь выразить себя, - заверила ее Ксадриан, заправляя красиво наманикюренную руку под локоть Стефани. - Здесь, вдали от дома, где никто не будет рассказывать сказки.
Стефани заставила себя улыбнуться. - Я в игре. Это нормально - быть застенчивой в незнакомом месте, верно?
Ксадриан кивнула и улыбнулась шелковой улыбкой. - Совершенно верно.
Хотя Стефани чувствовала, что все, должно быть, пялятся на нее, она знала, что это говорит ее собственное самосознание. Она вспомнила, как Корделия говорила о танцах как о развлечении, хвалила естественную грацию Стефани.
Все в порядке. Давай думать об этом как о новом виде спорта, а не о том, что я выставляю себя напоказ на публике. Я бы не стала стесняться того, что не полетела на новом типе планера с первого раза, не так ли?
Когда она и Ксадриан вышли на танцпол, музыка сменилась с чего-то пульсирующего, медленного и романтичного на более легкую, задорную мелодию, которая заставляла слушателя хотя бы пытаться танцевать. Под тонким руководством Ксадриан Стефани почувствовала, что не выставила себя полной дурой. Когда песня закончилась, она не испытывала ни малейшего желания спешить обратно на свое место. Музыка превращалась в нечто, вступительные ноты которого вызвали восторженные возгласы и всеобщее бегство на танцпол.
- А! - сказала Ксадриан, сверкнув белыми зубами. - Это групповой танец. На самом деле не все так уж отличается от того, что ты могла бы сделать, когда была намного моложе и училась в школе. Шаги включены в текст песни. - Ксадриан одарила Стефани ободряющей улыбкой. - Но не волнуйся. Я не брошу тебя.
- Хорошо, тренер, - сказала Стефани. - Сделаю все, что в моих силах.
- Тогда позволь мне встать слева от тебя, - сказала Ксадриан. - Таким образом, я буду позади тебя и смогу прошептать инструкции, если ты пропустишь строчку текста. Кроме того, - улыбка с явным огоньком, - таким образом я могу положить руки тебе на талию. Готова?
Стефани обнаружила, что ее рука тянется к отсутствующему древесному коту на ее плече, и прикрыла этот жест, поигрывая одной из своих сережек. - Я в порядке.
Танец, который, по-видимому, назывался Сикси-Снейки, напомнил Стефани линейные танцы, которыми она разучивала в школе на Мейердале. Она задумалась, не было ли это заимствовано из одного и того же источника, потому что она была абсолютно уверена, что ни в одном из этих танцев не было таких вызывающих жестов бедрами и руками. Однако здесь, в исполнении беззаботной толпы, толчки бедрами и покачивания ягодицами казались менее провокационными и больше напоминали заученное соблазнение.
К своему удивлению, Стефани поняла, что на самом деле хорошо проводит время. Затем танцевальная линия изогнулась, руки Ксадриан на ее талии незаметно заставили Стефани повернуться, и, повернувшись лицом к другому витку линии, она оказалась лицом к лицу ни с кем иным, как с Фрэнком Камара.
Фрэнк был одет в облегающую, по крайней мере, для него, рубашку, которая подчеркивала его мускулистую верхнюю часть тела и руки. Тяжелые кожаные наручи на его запястьях полностью скрывали его "несовершеннолетний" браслет. Он не только расчесал волосы, но и зачесал их назад и намазал каким-то средством для укладки. К удивлению Стефани, на нем были украшения: в одном ухе была серьга "крутой парень", похожая на кусочек железной руды. Его руки лежали на талии женщины, по крайней мере, такой же чувственной, как Труди Франчитти. В отличие от Ксадриан, чье прикосновение было как перышко легким, Фрэнк крепко держал свою партнершу и чуть ли не публично лапал ее, когда представлялась такая возможность.
"Хотя женщина, похоже, не возражает", - подумала Стефани.
Шаги танца требовали, чтобы Стефани повернулась лицом к Фрэнку, в то время как извилистая линия, похожая на змею, двигалась на два шага в одну сторону, на два шага в другую, прежде чем развернуться и продолжить кружиться по танцполу. Однако он, казалось, не узнал ее, и в выражении его лица было что-то неопределенное и несвязанное, что заставило ее усомниться в том, что он узнал бы свою собственную мать. Тем не менее Стефани едва удержалась, чтобы не вздохнуть с облегчением, когда волна унесла Фрэнка прочь. Вскоре после этого песня закончилась.