Голда открыла было рот, чтобы ответить, но Таркин ответил за нее:
— Не перебивай старших, Голда, ты же умная девочка. Посмотри на меня — я уже стар и скоро умру. Так что дай старику поболтать вволю. Мы устроим премьерный показ на тысячах планет. На ты-ся-чах. И что мы заработаем тогда на «Ужасе в Данвиче»? Я сам тебе все скажу, Голда, а то ты опять меня перебьешь. Мы заработаем состояние. Целое огроменное состояние. Вот почему я нанял этих яйцеголовых, прошу прощения за прямоту, уважаемая доктор аль-Кхнему, уважаемый доктор Ульянов. Вот так вот! — усмехнулся Таркин и откинулся в кресле. — Что ты на это скажешь, умненькая моя Голда?
Тч-младший с удовольствием обнаружил, что катер прибыл на Старретт — если бы он мог опознать понятие и знал правильное слово, Тч сказал бы, что рад вернуться в родные пенаты. Катер «Клэр Вингер Харрис» вошел в Старретт в точке Портала Каспак и полетел через полую сферу прямо к Межзвездному Голливуду.
Шаттл, естественно, прошел через зону невесомости, и некоторая часть Тч-младшего слетела с обшивки — тут же воссоединившись с Тч-старшим. И перенеся в него — что немаловажно — все приобретенные знания и опыт. В то же время части Тч-старшего оторвались от изначального носителя, зацепились за неровности обшивки катера (кстати, эти неровности как раз и были Тч-младшим) и так и остались на поверхности корабля, когда он вошел в космопорт.
«Харрис» совершил посадку в Межзвездном Голливуде, между Микс Месом и Лагуной Лугоши. Таркин Армбрустер, Голда Абрамовиц, Эми 2–3–4 аль-Кхнему и Александр Ульянов тут же отправились на переговоры к Таркину в офис. Они даже не оглянулись на доставивший их на Старретт корабль. Поэтому они не увидели, как прозрачная, тонкая, зеленоватая пленка отделилась от обшивки корабля, сползла с нее и тихонько поползла вслед за ними.
А зеленоватую взвесь и впрямь трудно было разглядеть, потому что она хитро маскировалась под облачко едва заметной, ветром носимой пыли — словно сдуло обратившуюся в прах ряску с высохшего на жаре болота.
Тч-младший с наслаждением впитывал в себя эмоции и мысли целой толпы плотников, техников, осветителей, операторов, костюмеров, режиссеров, заместителей режиссера, гримировальщиков, рабочих сцены, специалистов по звуковым эффектам, музыкантов, монтажеров, разбрызгивателей вкусовых и ароматических муссов, дрессировщиков, животных, актеров, статистов и просто зевак, которыми кишела территория «Колоссал-Всегалактик».
Обрывки полупрозрачного облачка носились по съемочным площадкам в странных, совершенно непредсказуемых направлениях.
Один такой клочок залетел в павильон, в котором стояли декорации библиотеки Мискатоникского университета, полетал там, вылетел обратно и присоединился к более крупному зеленоватому облачку.
А на площадке Жозефина Джоунз посмотрела на хронотемпометр и властно выкрикнула:
— По местам! Быстро, быстро, все по местам!
Газа де Луре в роли Салли Сойер уселась за старинную стойку, за которой когда-то в земной Новой Англии работали библиотекари.
Карлос Карх, в длинном плаще и высоких ботинках, занял исходную позицию у железной решетки, перегородившей дверь. Он обернулся к Газе с выражением совершеннейшего отчаяния на искаженном, уродливом лице с выступающими лбом и челюстями.
Газа воздела руки и заверещала.
Карлос бросился на нее.
Газа снова заверещала и затыкала пальцем в Карлоса и решетку.
Жозефина Джоунз отчаянно жестикулировала, раздавая ценные указания.
Камеры подъезжали и отъезжали, гудя моторами.
Газа перепрыгнула через стойку и припустила прочь от Карлоса, прямо в сторону темной ниши, которая изображала библиотечное хранилище. Влетев в нишу, Газа вышла из кадра.
Карлос Карч остановился, не зная что делать.
Жозефина Джоунз заорала:
— Стоп! Стоп! Да что такое с Газой? Что она себе позволяет? Ничего не понимаю!
Карч обернулся к Жозефине — и выпучил глаза от ужаса. Ибо увидел нечто, что до того представилось воображению одного странного стряпчего из Коллидж-Хилл в Провиденсе на старой земле, а потом поселилось в кошмарах поколений читателей, неосторожно открывавших книги этого стряпчего.
Ибо глазам его представилось нечто, что неизменно приводило в отчаяние поколения иллюстраторов и скульпторов, пытавшихся с помощью чернил, масла или же глины передать образ, оставленный в наследство читателям этим самым худеньким стряпчим из Провиденса.
То был не имеющий имени адский близнец Уилбура Уотли — близнец, который удался больше в папу-пришельца, нежели в платиновую блондинку Лавинию Уотли, подарившую ему жизнь!
Карлос Карх издал вопль — да такой, что поколения за поколениями зрителей, любителей триллеров и фильмов ужасов единодушно утверждали, что Карх наиболее адекватно передает на экране ощущение ознобного, цепенящего, парализующего страха и отвращения.
Но никогда, ни единожды за два десятилетия последующей своей длинной актерской карьеры Карлос Карх не произносил заученные по сценарию слова с такой живостью и подлинным чувством:
— О Бооо-оооже, пол-лица! Половина лица на верхушке! Лицо с красными глазами и жесткими белыми волосиками, без подбородка, как у Уотли… Осьминог? Нет, сороконожка! Боже мой, боже мой, паучина! И наверху — пол-лица! Человеческие пол-лица! А похож-то, похож на Колдуна Уотли, только расползшийся вверх и вширь!
А тварь, жуткое чудовище, что просовывалось и просачивалось сквозь решетку, ответило!
— Игнаййих… игнайиих… тфлткханга… Йог-Сотот! Иб-нтк… хезье ггркдлн!
Чудище заверещало и раздулось, как шар, угрожая погрести под собой всю съемочную площадку! Карлос Карх, отвратительно и безобразно вопя, скрылся в складках отвратительно колышущейся плоти, усаженной щупальцами, когтями, глотками, глазами, зубами, пятнышками, раскачивающимися на ножках дисками и прочими страховидными органами, враз отрощенными Тч-младшим.
Жозефина Джоунз соскочила со своего царственного режиссерского кресла и металась от одного ошалевшего оператора к другому, грозя, крича и увещевая — снимайте!!! Снимайте, черт побери, чего бы это ни стоило! Ибо за это стоит отдать жизнь, руки, ноги и даже дорогущее студийное оборудование! Снимайте, сукины дети, кому говорят!!!
И только когда съемка закончилась и некоторое подобие — очень слабое, кстати — спокойствия воцарилось на площадке, моторы камер выключились.
Актеры и все остальные, занятые в съемках «Ужаса в Данвиче», сбились в плотную толпу.
Карлос Карх, все еще в гриме и костюме Уилбура Уотли, с трудом сидел на бутафорском библиотечном стуле. А напротив на таком же стульчике скромно умостился уменьшившийся в разы, но все такой же жутковатый на вид Тч-младший. Оказалось, младший умеет не только принимать образ любого цвета и формы, но и размеры и объемы менять по собственному усмотрению. А сейчас младший скромно и непритязательно сжался до размеров Карлоса Карха. Правда, по виду немного от него отличался, но что ж теперь сделаешь…
Мартин ван Бюрен МакТавиш, терзая свой экземпляр сценарной распечатки, бегал туда и сюда и то и дело вскрикивал:
— Боже, это гениально! Это просто гениально! Великолепно! Нет, я, конечно, видел эту сцену иначе, но я все переделаю! Клянусь, это самая страшная, жуткая и чудовищная сцена из всех когда-либо снятых, записанных, кристаллизованных и разыгранных! Оооо, старик ГФЛ бы сам поаплодировал такому креативу! Гениально, гениально!
— Ты мой красавец! Чудище ты мое ненаглядное! Да как же тебе это удалось, лапа ты моя невозможная!
И с такими словами Мартин ван Бюрен МакТавиш подбежал к самому отвратительному в истории «Колоссал-Всегалактик» и всех остальных студий всех возможных Голливудов в истории, обнял его и смачно чмокнул в какой-то совершенно омерзительный (даже непонятно, как назвать-то такую гадость) орган.
Через две недели (по стандартному календарю Старретта) съемки «Ужаса в Данвиче» подошли к концу.
Через два месяца мгновенный коммуникатор аль-Кхнему/Ульянова поступил в продажу — его распространяла «Колоссал-Всегалактик Интерпрайзиз Анлимитед», компания-филиал «Колоссал-Всегалактик».
Лучшей рекламой продукта послужила премьера нового фильма «Колоссал-Всегалактик» «Ужас в Данвиче», в котором снялись такие признанные звезды, как Карлос Карх, Газа де Луре и Нефертити Логан, а также впервые появился на экране будущая звезда хоррор-индустрии, названный (по очевидным причинам) протеже старого доброго Карха — Тч-младший.
«Ужас в Данвиче» стартовал одновременно на 4888 планетах. Он собрал у экранов максимальную аудиторию за всю историю галактики — и получил максимальную прибыль.
Студия, конечно, устроила грандиозную вечеринку, празднуя успех. Вокруг Младшего, конечно, крутилась целая толпа народу Эми 2–3–4 аль-Кхнему и Александр Ульянов слонялись по залу, ошеломленные и сильно польщенные. Газа де Луре попыталась подкатить к Карлосу Карху, но тот, бесцеремонно отодвинув партнершу в сторону, потащил целый поднос с закусками жене — той было от силы двадцать шесть, кстати.
Конечно, вечеринку ни в коем случае нельзя было назвать скучной, однако наступил неизбежный момент, когда шум утих и люди перестали активно выпивать и перемещаться от одной кучки гостей к другой. Именно в такой момент Голда Абрамовиц, подобная высоченной зеленой осадной башне, пробилась сквозь толпу к смакующему свой триумф Таркину Армбрустеру.
— Таркин, — обворожительно улыбнулась Голда, — «Ужас в Данвиче» сделал нас самыми богатыми продюсерами в истории вселенной…
— Нас?… — мягко прервал ее Таркин. — Нас? С чего бы это я вдруг слышу сейчас про каких-то таких «нас»? А? «Колоссал-Всегалактик» принадлежит мне, дорогуша. Поняла меня?
— Ох, безусловно, — твердо и бесстрашно ответила Голда. — Теперь ты — ты, ты и только ты, Таркин, — стал одним из самых богатых людей во всей вселенной, но я хочу напомнить, что твое состояние распылено по четырем тысячам восьмистам восьмидесяти восьми планетам. Интересно, Тарки, а как ты собрался свои доходы с них собирать?