Ялтинский look
Глава XIQuaerenda Pecunia Primum Est, Virtus Post Nummos
Российское телеграфное агентство (РОСТА).
8 (21) сентября 1917 года
МОЛНИЯ!!!
РОССИЙСКОЕ ТЕЛЕГРАФНОЕ АГЕНТСТВО уполномочено торжественно сообщить: сегодня в соборе Святой Софии в Константинополе состоялась церемония Божественной коронации и Венчания на Царство ИХ ИМПЕРАТОРСКИХ ВЕЛИЧЕСТВ ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА ВСЕЯ РОМЕИ МИХАИЛА ДЕСЯТОГО и Благословенной ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ МАРИИ ВИКТОРОВНЫ!
ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР ВСЕЯ РОМЕИ МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ официально провозгласил восстановление исторической Ромейской империи – восточной части великой Римской империи, которая полторы тысячи лет создавала современную европейскую цивилизацию и наследником славы которой стал Третий Рим – Москва.
Апофеозом церемонии стало исполнение ЕЕ ИМПЕРАТОРСКИМ ВЕЛИЧЕСТВОМ Благословенной МАРИЕЙ ВИКТОРОВНОЙ государственного гимна Ромеи «Агни Парфене» – Молитвы Пресвятой Богородице. Очевидцы сообщают, что во время исполнения нашей Благословенной ГОСУДАРЫНЕЙ Молитвы преклонили колени все, находившиеся в этот момент в соборе Святой Софии и на площади перед ним, включая прибывших на церемонию монархов разных стран.
Сегодня же, на площади Торжества Православия – главной площади Константинополя, согласно древних традиций, пред всем миром состоялась церемония Божественной коронации и Венчания на Царство ИХ ИМПЕРАТОРСКИХ ВЕЛИЧЕСТВ ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА ИМПЕРСКОГО ЕДИНСТВА РОССИИ И РОМЕИ МИХАИЛА ПЕРВОГО и Благословенной ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ МАРИИ ВИКТОРОВНЫ.
ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР ИМПЕРСКОГО ЕДИНСТВА РОССИИ И РОМЕИ МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ провозгласил создание ИМПЕРИИ ЕДИНСТВА – державного союза двух древних и великих империй. «Третий Рим есть, Второй Рим возрожден – четвертому не бывать!» «Звезда Богородицы, русский дух и римский порядок на наших знаменах, которые реют над двумя континентами, двумя океанами и четырнадцати морями!»
Так сказал ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР.
После церемонии коронации ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ двенадцатью высшими предстоятелями Церквей Восточного обряда был провозглашен официальным титулом: «ВЕРХОВНЫЙ ПОНТИФИК ВОСТОКА И ЗАЩИТНИК ВЕРЫ, ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР ЕДИНСТВА МИХАИЛ ПЕРВЫЙ» с титулованием «ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВСЕСВЯТЕЙШЕСТВО И ВЕЛИЧИЕ».
По окончании церемоний наш ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ собственноручно поднял над Царьградом-Константинополем флаги Ромеи, России и Единства.
И завершил день военный парад войск Русской Императорской армии и Императорского Ромейского легиона, который состоялся на площади Торжества Православия – главной площади легендарного и священного Царьграда.
По Высочайшему повелению ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВСЕСВЯТЕЙШЕСТВА И ВЕЛИЧИЯ ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА ЕДИНСТВА МИХАИЛА ПЕРВОГО, сегодня, в десять часов по местному времени, в городах Москве, Константинополе, Петрограде, Византии, Кронштадте, Новом Илионе, Риге, Порт-Михаиле, Киеве, Никее, Новгороде, Антиохии, Севастополе, Александретте, Пскове и в русской части Святого града Иерусалима состоится торжественный салют в честь создания Империи Единства, воссоздания Ромейской империи и коронации ИХ ИМПЕРАТОРСКИХ ВЕЛИЧЕСТВ.
Телеграфное агентство России и Ромеи (ТАРР).
8 (21) сентября 1917 года
МОЛНИЯ!!!
ТАРР уполномочен заявить: только что Высочайшим повелением ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВСЕСВЯТЕЙШЕСТВА И ВЕЛИЧИЯ ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА ЕДИНСТВА МИХАИЛА ПЕРВОГО на базе Российского телеграфного агентства (РОСТА) было создано Телеграфное агентство России и Ромеи (ТАРР) в составе своих территориальных подразделений: РОСТА (Россия) и Ромейского телеграфного агентства (РТА).
James W. Gerard, посол США в Ромейской империи, специальный доверенный посланник президента США Вудро Вильсона.
Фрагмент книги мемуаров[84]
…В тот день мы стояли с мистером Мак-Эду у парапета башенки нашего посольства в Ромее. Отсюда открывался прекрасный вид на Перу и Галату, на прилегающий к нашему дворцу парк и на весь Посольский квартал, которым снова стал константинопольский Томтом. Вид на посольство Франции закрывал нам купол парадного входа в наше Палаццо-ди-Венеция, но крыши шведского, испанского и даже российского посольств, украшенные своими флагами, были нам прекрасно видны. С запада на фоне вод Босфора проплывали русские дредноуты, первый даже уже завернул в Золотой Рог и проходил как раз за Галатской башней.
– Это по вашу душу, Уилли?
– Да, Джерри, завтра отбываем.
– О! На «Александре»? Там, говорят, весьма роскошные салоны.
Министр финансов покачал головой.
– Нет-нет. Мы на своих. Ты же знаешь, нам ещё наш сервитут вывозить из этого подарочка. Так что русский дредноут лишь сопровождает нашу делегацию, дабы передать нас под охрану британской эскадры в Средиземном море.
Я улыбнулся.
– Понимаю. Да, уж, подарочек, иначе и не скажешь!
После захвата Константинополя австрийский посланник в Штатах граф Тарнавский оперативно подсуетился и продал нам это прекрасное палаццо, бывшее их миссией здесь. Сделка была, как я знал от Мак-Эду, выгодна всем участникам, включая, подозреваю, посредников, но содержала обременение, которое теперь томилось в своих же бывших апартаментах. За «уступчивость» австрийцев, продавших нам фактически уже вымороченное у них имущество по довоенной цене, Госдеп взял обязательство вызволить бывшего их посла в Стамбуле. По зданию русские наши права признали сразу, а вот маркиза Паллавичини отдали нам только после коронации.
– Заберете Иоганна в Штаты или завезете его на родину?
– Нет. В Ионическом море он перейдет на бразильский пароход. А тот его доставит в Зару. Мы, конечно, с австро-венграми не воюем, но там еще германские подлодки есть. Не хотелось бы проверять, где именно.
Мы помолчали, глядя на становящееся с каждым днем все более оживленным встречное движение русских по Босфору.
– Странно, Уилли, что русские его нам отдали.
– Отнюдь. Он им как пленник не нужен. Так что могут сделать широкий жест и нам, и австрийцам. Насколько могу судить, русские любят размах в торжествах и в жестах.
Обдумав ход беседы, осторожно замечаю:
– Да, они в этом мастера. Но они ничего не делают просто так. Ничего! Наверняка посол повезет на родину не только наше, но и их послание. Мы же для них бесплатный попутный транспорт.
Мак-Эду хмыкнул.
– И что ж с того? Нам это тоже выгодно. А вы меня удивили, Джерри!
– Чем же?
– Язвительным тоном в отношении русских. Многие, по общению здесь и письмам, сделали выводы, что вы совершенно ими очарованы, а Михаил ваш кумир.
Серьезно смотрю на руководителя американской делегации.
– И напрасно, Уилли. Император, конечно, не может не завораживать, но я старый дипломат и могу не только оценить красоту и радушие, но и увидеть за ней холодные безжалостные глаза кобры. Мне такой взгляд приходилось видеть кое у кого у нас в Штатах, вы понимаете, о ком я. Так что я знаю, о чем говорю.
Министр финансов с интересом и оценивающее посмотрел на меня так, словно видит впервые.
– Что ж, вижу, что в своих опасениях люди Маршалла ошиблись и наши доверители были правы, отправляя вас сюда.
– Спасибо. Томми всегда был несколько упрям и при этом впечатлителен. А людям свойственно свои недочеты видеть в других.
– Ну, Джерри, вы явно не раз дали ему и другим повод. Наш вице-президент упорно ищет мистику в Моонзундской бойне, а вы так восторжены Псковским чудом. С ваших слов Мария – святая.
Слегка морщусь, понимая, что действительно непозволительно расслабился и сам дал повод сомневаться в своей хватке и в своем деловом подходе. Что ж, курс моих личных акций в Вашингтоне явно просел, и пора играть на повышение.
– Уилли, меня просили понять ситуацию здесь и прочувствовать её. Но головы я не терял и определенные наблюдения имею. Как и кое-какие предположения на сей счет.
– Поделитесь со мной, Герард?
– Конечно, Уилли. Думаю, что президенту и нашим доверителям это будет полезно.
Мы смотрели на начинавшийся на западе закат. Я закурил новую сигару и продолжил:
– Знаете, всё здесь крутится вокруг Михаила. И я долго не мог понять его. Вся эта пропагандистская шумиха сильно мешает понять действительную природу вещей.
– Да, мистер Суворин ведет своё дело мастерски. При нем у русских стали получаться и фильмы, и песни… У нас бы он был очень богат.
– А, он и здесь очень небеден, уж поверьте мне. Титул графа ему пожаловали, а к титулу весьма и весьма щедрые комиссионные. Но он лишь управляющий, стратегические решения принимает не он. Михаил стоит за всей этой пропагандой.
– И песни пишет он?
Убедившись, что в вопросе нет скрытой подначки, я улыбнулся:
– Ну, не все. – Я улыбнулся. – «Агни Парфене» какой-то здешний монах лет двенадцать назад написал. А «Орел Ромейского легиона» и официальный гимн Корпуса служения, ну, который про заботу, про «жила бы страна…» – эти, возможно, народные, хотя я точно не знаю. Но я знаю о том, как они хорошо найдены и к месту приложены… Михаил на поиски талантов великий мастер.
Мистер Мак-Эду серьезно кивнул.
– Соглашусь с вами, Джерри. Он умеет находить на нужные места нужных людей. В том же Моонзунде он правильно расставил своих генералов и адмиралов. Но я был удивлен, когда стало ясно, что Михаил не только для ратной победы подобрал тогда людей! Он нашел маклеров, которые ему на его неожиданной победе принесли ещё биржевые миллионы! Причем мы сумели отследить лишь некоторые операции, так что можем лишь догадываться о величине всего куша! Просто баснословная прибыль!
Поняв, что момент настал, я бросил на стол свои главные козыри.
– Вот, Уилли, мы с вами и подошли к сути. Когда я первый раз виделся с Михаилом, то был удивлен его английскому. Он говорил, как в известных нам «лучших домах» Нью-Йорка. Ни малейшего акцента! Меня это, признаться, весьма позабавило поначалу, а потом я задумался. Особенно после того, как посмотрел вблизи на коронацию здесь. Я присмотрелся к тому, как он ведет дела. Вот честное слово, Уилли, если бы я не знал, кто это, я бы был уверен, что передо мной стопроцентный американец 999-й пробы!
Мак-Эду повернулся и посмотрел на меня.
– Объяснитесь.
– Все мы знаем, как вел дела прошлый русский царь Николай. Это был убежденный традиционалист, плоть от плоти монархии, человек, воспринимавший свой пост как некое сакральное бремя и искренне верящий во всякие пошлые возвышенные благоглупости, мешающие трезвому деловому подходу.
– Допустим. А этот Михаил не такой?
– В том-то и дело, Уилли! Это совершенно иной человек и совершенно иной подход к делу! Он правит своей страной так, словно он владелец корпорации! Да, у него есть свои акционеры, есть свой совет директоров, но в целом это именно наш подход к бизнесу! Для него все происходящее – бизнес! Классический американский бизнес!
Мак-Эду озадаченно смотрел на меня.
– Можете привести примеры, подтверждающие ваши наблюдения?
Да, похоже, мне удалось его заинтересовать. Киваю:
– Без проблем. Вот, к примеру, так называемое «Псковское чудо». Ведь совершенно ясно, что дождь дошел до Пскова обычным порядком. Если бы не в момент молитвы Маши, так через час он бы всё одно пошел. Но как Михаил использовал ситуацию и провернул это дело! Он сразу стал извлекать дивиденды из происходящего! Сразу поднял с земли деньги! У него мозги типичной крупной акулы с Уолл-стрит! Михаил верит во все эти чудеса и религию не больше, чем в деньги, которые они ему приносят!
– Он что, уже берет плату с паломников? – пошутил финансист.
– Нет! Он не играет так мелко! Он капитализирует образ Маши! Право, мне итальянку даже жалко! Опытному коммерсанту видно, как августейший импресарио выжимает из нее и ситуации все соки. При этом сам отступая в тень, давая публике бесноваться, глядя на очередную звезду сцены и кино!
– Отступая в тень? Но все эти пышные церемонии с его участием говорят об обратном.
– Нет, Уилли, нет! Михаил шел к этому триумфу полгода, а Машу он вывел на свой уровень меньше чем за месяц! При этом она уже впереди его в части любви народа и газет, и он профессионально раскручивает ее популярность!
– Но правит-то он. Она не имеет реальных рычагов власти.
– Ну да. Не имеет. Звезда всегда лишь образ, решение принимаются там, за кулисами сцены. Но внешне власть всё более представляет она. Михаил же начинает править, закрытый сиянием благословенной Марии! Уилли, это все не случайно! Он сам делает это шоу! Уверен, что мы еще увидим и чудеса в ее исполнении, и монетизацию их Михаилом!
Мак-Эду хмыкнул.
– Это очень ценно, Герард. Вы уже написали президенту об этом?
– Да и ему тоже. Письма я передам вечером вам.
– Спасибо. Это, возможно, проясняет то, чего мы раньше не видели. Интересно, он – главная фигура или же кто-то из наших стоит позади его?
– Я не знаю, Уилли. Мне отсюда трудно судить, куда ведут нити этой паутины. Может, к нему, а может, и от него.
Министр финансов хлопнул меня по плечу.
– Зато вы увидели, что эти нити есть! Что ж, я думал, что мы упустили шанс зайти в Россию с прежним царем, но игра может оказаться тоньше… Право, я после ваших слов даже зауважал Михаила как настоящего и уважаемого бизнесмена, с которым можно иметь дело. Как бывший царь, кстати?
Пожимаю плечами.
– Немногословен. В соборе Николай явно смотрел с завистью на коронацию брата, но, насколько я знаю, он ничего не предпринимает сейчас. Михаил определил ему изгнание на остров под ширмой создания Института крови. Но не думаю, что они с женой удовлетворятся своим положением сейчас. Впрочем, в данный момент «Шоу Маши» от продюсера Михаила куда интереснее…
– Так вот ты где!
Я поцеловал жену и опустился в шезлонг.
– Привет. И не жарко тебе, милый?
Маша иронично глядела на меня из-под соломенной шляпы. Собственно, на ней, кроме шляпы и книжки, ничего другого и не было.
– Что поделать, родная. Уже смысла нет переодеваться. Скоро прибудут Ольга, Свербеев и Палицын.
Императрица встрепенулась, откладывая книжку на столик.
– Скоро? Мне пора одеваться?
– Нет, солнце, еще четверть часа понежиться ты точно можешь. Да и потом не особо спешить к совещанию. Пока они прибудут, пока отряхнутся с дороги, пока то да пока сё. Без тебя не начнем.
Вот что действительно интересно, так это то, как Маша самым естественным и непринужденным образом включилась в государственные дела, да так, что ни у кого (по крайней мере явно и официально) даже не возникло мысли как-то оспорить это ее право быть фактически соправительницей государства. Когда же в свое время даже намек на что-то подобное пыталась сделать Аликс, это вызвало просто-таки бешеное противодействие элит, да такое, что во многом именно это и стало одной из причин заговоров против Николая.
– А что за темы совещания?
– Да ничего особенного. Ситуация на фронтах, дела в Ромее, инструкции Свербееву для его турне по странам Средиземного моря и Балкан в преддверии Ялтинской конференции и нашего с тобой государственного визита.
– Нашего визита? А, ну тогда я действительно могу еще полежать.
Гибкое тело вновь приняло расслабленное положение, и книга вернулась в руки.
Мне нравилось, как Маша сразу отбросила между нами всякие комплексы и в пределах наших частных квартир вообще не заморачивалась условностями. Уж не знаю, виной ли тому было достаточно раскрепощенное итальянское мировосприятие, в том числе и в вопросах тела, или же она во мне почувствовала отсутствие лишнего ханжества, но как-то сразу все у нас вот так сложилось в личных отношениях. Пожалуй, еще со времен той безумной свадьбы в Марфино.
В общем, Маша не стыдилась, не комплексовала и как-то сразу поняла, что мне ее тело нравится, нравится именно в таких пропорциях, которые скорее подошли бы к третьему тысячелетию, а не к местным критериям «красоты», которые, кстати сказать, благодаря ей уже начали меняться. А что касается уже округляющегося животика, то она не только не стеснялась изменений, но и с удовольствием бравировала ими, явно весьма довольная собой и считая это своим главным достижением в жизни.
Впрочем, а кого ей тут стесняться? Меня??? А других зрителей тут не водилось. Наш «нудистский пляж» располагался на крыше прекрасного особняка и кроме неба, солнца, бассейна (на крыше!), шезлонгов да роскошной маркизы тут никого и ничего не было. Разве что фрукты и напитки. В радиусе видимости не было ничего, откуда любопытный взгляд мог бы за нами проследить (или прицелиться из оружия, что и было главной причиной такой конфигурации жилья), а фототехника в этом времени уж точно не позволяла слишком разгуляться папарацци. Про квадрокоптеры и прочие спутники я вообще молчу.
Погода была прекрасной, море отличным, а отдых куда лучше крымского.
Сегодня был второй день нашего сюда «заезда». Благо особняк теперь был в моей личной собственности и я мог прибывать сюда когда захочу и пребывать здесь сколько захочу. Полный, так сказать, all-inclusive. Впрочем, нет, куда там Турции моего времени! По роскоши и статусу тут, скорее, окрестности Лос-Анджелеса. Вероятно, именно так живут суперуспешные звезды и продюсеры Голливуда.
Ну, мне так кажется.
Собственно, бывший остров Мармара всегда славился эксклюзивным отдыхом, поскольку испокон веков здесь располагались имения самой высшей знати всех держав, которые только царствовали в этих землях и водах. Были здесь и императорские дворцы. Разумеется, былого величия пока нет, но задел уже определенно имеется – поскольку мы здесь. Остальное – это вопрос предприимчивости и инвестиций.
«Побег» из Константинополя был вызван целым рядом причин, и отдых не был в числе главных. Главным же, пожалуй, аргументом для нашего отъезда было соображение о необходимости проверки всех систем управления Ромеей накануне нашего отъезда. Я хотел посмотреть, как справится Ольга в качестве моего управляющего, а для этого я не должен был стоять у нее над душой августейшей тенью, но в то же самое время я предпочитал быть достаточно близко, чтобы быстро вернуться в случае возникновения кризиса в делах.
Территорию мало просто завоевать. Ее нужно удержать.
Дело мало основать, его нужно привести к успеху.
Ну, и отпуск никто не отменял. Хотелось урвать хотя бы немножечко отдыха в преддверии вояжа, Ялты, зимы и, конечно же, грядущих родов, которые, если ничего не случится, должны явить в апреле возможного наследника – цесаревича Единства. Или царевну.
Маша отпила сок из стакана и вновь откинулась на спинку шезлонга.
Жене здесь, кстати, понравилось. Возможно, ей все вокруг напоминает ее родную Италию. К тому же у нее в Ромее действительно проявления токсикоза стали значительно легче протекать, да так, что я уже подумывал либо задержаться в этом климате подольше, либо, если потребует ситуация, оставить ее отдыхать и не тащить с собой в какую-нибудь далекую Москву. Да уж, отсюда даже Крым воспринимался мрачным и холодным севером, что говорить про Москву! Могу только представить, что ощущала бедная принцесса Иоланда, прибыв из Рима в столицу России.
Впрочем, невзирая на ее сиюминутную наготу, принцесса и тогда была отнюдь не бедная. Мягко говоря. А уж сейчас и назвать цифру страшно…
– Что читаешь, солнце мое?
Она сладко потянулась и, продемонстрировав обложку книги, ответила:
– «Евгений Онегин» господина Пушкина.
Киваю с самым серьезным видом.
– Как же, как же, хорошо помню бессмертные строки: «Мой дядя самых честных грабил!»
Маша прыснула.
– Ну, ты иной раз как скажешь!
– Увы, проза бытия и бизнеса.
Маша хмыкнула и закрыла книгу.
– Вероятно, я приму от Ротшильдов картины.
Я поднял голову и взглянул на императрицу.
– Что ж так? Ты же не хотела и собиралась гневаться дальше?
– Как говорят в России, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Пусть расслабятся. Пока. Гнев мой никуда не делся, и за всё они заплатят сполна. Но гнев – это не деловой подход, большие деньги так не делаются. Сейчас хочу учредить в Константинополе Императорский Царьградский музей, где, помимо всяких археологических древностей Ромеи, ко всему прочему будет и картинная галерея. Причем помимо старых мастеров пусть там будут и современные. Я намерена активно покупать живых мастеров, а не только классику. Отечественное искусство надо поддерживать, а кто лучше императоров это может сделать?
– Кто?
– Только императрицы!
– Опять придумала, на чем сделать деньги?
– Конечно.
Я усмехнулся, и мы чокнулись стаканами с соком. Маша пригубила и продолжила мысль:
– Мы должны поддержать современное искусство, чувствовать новые веяния и стили…
– «Черные квадраты»…
– Да хоть и «Черные квадраты». Твоим, как ты их называешь, туристам нужно же на что-то смотреть помимо моря. И на что-то выбрасывать деньги на аукционах. И не все же игорные заведения строить, верно ведь? Так что такой музей в этой дикой стране будет очень к месту. Уверена, что картину того же господина Малевича будут обсуждать еще минимум лет сто.
– Это да.
С этим я не мог не согласиться. Хотя Энди Уорхол еще не народился, но всякую мазню разжиревшему «утонченному» бомонду продавать одно удовольствие. Как и аристократии.
– Ну, милая, это по твоей части. Я в сём «искусстве» мало смыслю.
Маша укоризненно глянула.
– Между прочим, ты сам прекрасно рисуешь. Более того, ты мог бы внести свою лепту в развитие живописи, поскольку у тебя весьма свежий и своеобразный взгляд на искусство.
Морщусь.
– Нет, солнце, пусть каждый занимается своим делом. Они будут рисовать, а я буду делом заниматься. Двум богам служить нельзя.
– Не любишь ты их.
– Не люблю. Иной раз так и хочется взять такого рисовальщика шЫдевров за манишку и спросить его: «А скажи-ка мне, болезный, как художник художнику, ты рисовать-то умеешь?» И, самое прискорбное, я знаю ответ. И знаю, что они скажут полным оскорбленного пафоса голосом. Так что играйся с ними сама.
– Художники весьма ранимые люди с тонкой душевной организацией.
– Это да. Одного вот так не приняли в художественную академию, так он обиделся, обозлился и устроил заварушку с десятками миллионов погибших.
Маша настороженно взглянула на меня:
– Это ты про кого-то конкретно?
Качаю головой.
– Нет, радость моя. Пока это лишь смутные сны. Но мне они не нравятся.
Я не лукавил, когда говорил, что не говорю о ком-то конкретно. Мир изменился, и ситуация в нем тоже. Возможно, ситуация в Германии и не будет способствовать приходу Гитлера к власти, а может, будет способствовать появлению подобного фюрера где-то в другой стране. Может, того же Адольфа уже пришибло где-то на фронтах во Франции. Или не во Франции, поскольку немцы свои дивизии активно тасовали с направления на направление.
Или вот тот же Ленин в Мексике может наворотить любых дел. И Троцкий там где-то в Америке. Сталин, опять же, улетел, но не обещал вернуться. И это не считая прочих вождей рЫволюции! Так что где-то да вылезет…
Мы помолчали. Романтизм момента был безнадежно испорчен, и Маша, отложив книгу, набросила на себя халат.
– Может, пойдем пока на террасу?
Киваю.
– Пойдем.
Десяток ступеней, и мы уже поднялись на второй уровень крыши, откуда открывался прекрасный вид и на сам остров, и на море вокруг него.
Здесь ветер был свежее, и накинутый халат играл теперь не только декоративную роль. Что ж, конец сентября даже в Мраморном море это конец сентября. Стоит высунуть нос с разогретой солнцем крыши, как сразу почувствуешь бриз.
Глядя на стоящий на якоре русский крейсер, Маша поежилась.
– Ты уверен, что операция «Умка» и в самом деле понадобится?
Молчу. А что тут скажешь? Проговорено уже сто раз. Не дождавшись ответа, императрица тяжело вздыхает.
Кладу руку ей поверх ладони.
– Я не знаю, милая. И я этого очень не хочу. Но…
Маша смотрит вдаль и молчит. Уверен, что у нее сейчас перед глазами пик Христа на одноименном острове. И грандиозные строительные работы на островах Святого Семейства, где создавалось убежище Судного дня. Ей там предстоит прожить два года, радуя подданных и весь мир разве что регулярными публикациями своего «Дневника».
Решение было непростым, но я не видел другого выхода, кроме полной изоляции от внешнего мира Маши и возможного наследника на весь период пандемии «американки». Лишь я периодически смогу навещать свою семью, живущую на бывших Принцевых островах, проходя строгий карантин при каждом своем возвращении. Изолироваться же самому на два года, как это сделают некоторые другие монархи, я не могу себе позволить. Слишком огромная у меня империя, слишком часто нужен хозяйский взгляд и хозяйский спрос. А в наших условиях продолжительное отсутствие в «лавке» приведет к тому, что торговать лицом в этой «лавке» будет уже кто-то другой.
Бизнес есть бизнес.
Желая как-то вывести Машу из мрачного состояния, интересуюсь текущими делами:
– Чем сегодня занималась?
– Да особо ничем. Полдня вели переговоры с Красным Крестом о созыве в Стокгольме международной медицинской конференции по выработке совместных мер по борьбе с эпидемиями и принятию единого карантинного протокола на случай вспышки массовых эпидемий в ходе Великой войны или после нее.
– И как?
Императрица скривилась, словно от зубной боли.
– Понимание есть, но ты же понимаешь сложность согласования персонального состава участников от воюющих друг против друга стран. Опять же вопрос обмена пленными и другие темы, с этим связанные. Но прогресс, да, некоторый есть, тем более он укладывается в общие тенденции к началу консультаций о мире.
Киваю.
– Да, думаю, Свербеев будет сегодня тоже об этом говорить.
То, что мы сбежали из Константинополя, совершенно не означает, что интриги-консультации прекратились. Отнюдь! То, что большинство монархов покинуло столицу Ромеи, означало лишь то, что переговоры перешли на уровень экспертов и стали более обширными и глубокими. Так что Царьград ныне был центром европейской и мировой закулисной дипломатии. Со всеми вытекающими.
А Свербеев отправляется по европейским столицам все эти темы провентилировать и пройтись напильником в спорных местах. Впереди нас ждет Ялта. И вояж…
Взглянув на часы, замечаю:
– Если ты с нами, то самое время начать одеваться.
– Да, пойдем. Вечером поужинаем на террасе?
– Конечно.
Мы спустились по лестнице в свои покои и, пока Маша, кликнув Иволгину, одевалась к совещанию, я сидел в кресле и развлекал ее разговорами.
– Светлейший князь Илионский и вся их гоп-компания прибыли в Звездный лицей. Георгий прислал телеграмму. Живы, здоровы и счастливы. Уже с кем-то толпой подрались.
Маша рассмеялась, выглянув из-за ширмы.
– Сын наш, конечно же, не мог не отметить свой новый титул!
– Ну да, это само собой. По-пацански. Это как в армии обмыть новый чин.
Вообще, первые дни после коронации мы только тем и занимались, что чествовали героев, раздавали корзинками ордена, чины и титулы, благо учреждение новой империи и, если угодно, возрождение старой открывало довольно широкий простор для раздачи подобных плюшек.
Так Гурко, Лукомский, Брусилов, Юденич, Каледин получили графские титулы, Баратов баронский, а граф Слащев обзавелся почетной приставкой к фамилии – граф Слащев-Босфорский, за вскрытие системы береговых батарей и подавление османских фортов, что и предрешило молниеносный захват Царьграда. Подполковник Галанчикова стала баронессой. Ну, и так далее. Там целый список пожалований и награждений.
И, конечно же, своего сына я не обделил, пожаловав ему блестящий дворянский титул Ромейской империи. Как-никак – императорская кровиночка! Так что он теперь не только граф Брасов, но и светлейший князь Илионский.
Наконец, все приготовления были завершены, и благословенная императрица явилась мне и миру в образе одетого согласно уставу изящного генерала спасения. Точнее, разумеется, в летнюю форму одежды означенного генерала – длинную серую юбку, серую же блузку с длинным же рукавом да не менее серую пилотку. Ничего лишнего. Лишь золотые погоны и пуговицы сверкали на всем этом сером и скромном великолепии.
Да, ее утонченному вкусу я мог лишь по-доброму позавидовать, создать шедевр стиля из обычной в общем-то полувоенной формы – это надо уметь. Модные кутюрье нервно курят в сторонке.
– Ваши императорские величества, государь, государыня…
Прибывшие склонили головы.
– Ваше высочество, господа. Благополучно ли добрались?
Ольга позволила себе улыбку.
– Благодарю, государь! Погода чудесная, а бывшая яхта султана весьма недурна. Морской воздух весьма помогает очистить мозги от царьградского смога, пусть даже это пока лишь смог интриг.
– Надеюсь, госпожа местоблюстительница, заводские дымы не слишком испортят прекрасный воздух Ромеи. Иначе нам трудно будет все это оборонять и защищать от авианалетов, вдруг что.
Ольга кивнула.
– Да, я помню задачу, государь. Никаких стратегической важности промышленных предприятий не строить в Ромее.
Официальное придворное платье прямо указывало на то, что она помнит о том, кто она и где она. И то, что сюда она прибыла не на семейный пикник.
Но Ольга не была бы собой, бы не добавила:
– Тем не менее, государь, я привезла на высочайшее рассмотрение проекты строительства в Ромее ряда промышленных и инфраструктурных объектов.
Обмен светскими улыбками, и я рукой указываю на места за столом.
– Прошу садиться. Итак, если нет ничего особо срочного, то начнем по плану. Какова ситуация на фронтах?
Генерал Палицын вышел из-за стола и подошел к планшетам у стены, на которых были размещены карты различных театров военных действий.
– Государь! Продолжается ускоренный отвод германских войск из Прибалтийского края. Наша армия делает все возможное для того, чтобы замедлить этот процесс. На нашей стороне вновь выступила погода, поскольку наступивший сезон осенних дождей крайне затрудняет организованный вывод армий противника из этой части России. Группировка генерала Экка, продолжая удерживать Шавли и Тельше, действуя в тылу неприятеля, вынуждает противника искать пути отхода вне основных дорог. По данным нашей разведки, командование гарнизона Митавы получило приказ о начале немедленной эвакуации из города всех ценностей и о подготовке к взрыву основных коммуникаций города. Такие же приказы получили в Вильно и Ковно. Фактически же во многих местах вместо планомерного отхода наблюдается поспешное оставление населенных пунктов и позиций. Отмечается участившееся бросание немцами своих обозов и тяжелого вооружения.
– Насколько группировка Экка надежно перекрыла пути отхода?
– Совершенно ненадежно, государь. С учетом того, что корпус Экка и приданные ему силы действуют лишь в западной части Курляндии, немцы все равно имеют возможность отводить свои войска, как из русской Прибалтики, так и из всего Западного края. К тому же у казаков уже на исходе боеприпасы, продовольствие, люди и лошади устали, а снабжение их припасами и данными воздушной разведки крайне затруднено с связи с погодными условиями. В тех краях наступила осень, и погода скорее напоминает октябрьскую.
– Ваши прогнозы, Федор Федорович?
Палицын на мгновение задумался, а затем изрек:
– Смею полагать, ваше величество, что германцы ускорят вывод своих войск на участках Северного и Северо-Западного фронтов, насколько это вообще возможно. Им очень срочно нужны войска для завершения операции во Франции. Битва за Гавр идет весьма ожесточенная, американцы несут огромные потери, но и немцам там приходится весьма тяжело. Однако уверен, это лишь частный случай, и вряд ли германцы бьются за то, чтобы просто сбросить в море лишнюю пару-тройку дивизий Антанты. На кону итог войны или как минимум битва за лучшие позиции на переговорах о мире. В связи с этим, государь, могу попробовать дать прогноз сразу по нескольким участкам фронтов, опираясь на логику, мой военный опыт и данные разведки.
Генерал ткнул указкой в район Гавра.
– Итак, если исходить из военной логики развития событий, то я прогнозирую демонстрационное увеличение давления на американцев и на уцелевшие остатки британо-португальских войск в районе Дьеппа. В данном случае косвенной целью может быть нанесение неприемлемых потерь в расчете на то, что гибель второй подряд дивизии американское общественное мнение вряд ли воспримет молча, а значит, позиции изоляционистов усилятся. Но я бы предположил, что германцы готовят главный удар где-то южнее, использовав наступление в Нормандии для предотвращения возможного удара британо-американских войск во фланг наступающей немецкой группировки.
– Наступающей – куда?
– Просматривается два варианта направления главного удара. Либо где-то южнее Парижа, что заставит Антанту оставить город, учитывая, что северную окраину французской столицы прочно удерживают немцы, и возникает серьезный риск окружения. А в то, что французы станут стойко сражаться в окружении на руинах Парижа, мне верится с большим трудом. Скорее уж окруженная группировка капитулирует, сдав Париж бошам. В этом случае немцы получают возможность развить наступление на Орлеан, а хватит ли у маршала Лиотэ сил остановить германцев – это очень большой вопрос. Во всяком случае, я бы на это свои деньги не поставил. Либо есть второй вариант – рассекающий удар по линии Дижон – Лион с выходом на оперативный простор в Окситании. Этот вариант имеет своей целью разорвать франко-итальянские позиции, отсечь Францию от Италии, выйти в Окситанию, в расчете на то что какой-то урожай собран и все еще не вывезено. Это могло бы помочь Германии пережить эту зиму и дотянуть без голода до весны. Впрочем, при обоих вариантах главной целью наступления наверняка будет стоять желание выбить Францию из войны, заставив ее просить унизительного мира. Выход же из войны Франции может всерьез усилить в Великобритании и США позиции тех, кто за мир с немцами. И они скажут: если французы не хотят воевать за себя, почему мы должны проливать кровь за них? Тем более что нынешнее наступление Германии в Нормандии действительно обошлось Антанте достаточно дорого по кровавому счету. Что особенно болезненно для Америки и ее общественного мнения. Так что одни могут понадеяться на силу флота и ширину Канала, а другие вообще сидят за океаном. Возвращаясь же к вашему вопросу о прогнозе по Прибалтийскому краю, государь, смею предположить ускорение процессов вывода германских войск из Курляндии и Ковенской губернии, а возможно, и отход до границы Царства Польского. Немцам нужны основные силы во Франции. Причем срочно, пока не наступила глубокая осень, когда даже в Западной Европе будет воевать затруднительно, не говоря уж об утонувших в грязи позициях в России. Поэтому мы должны быть готовы к тому, что нашим армиям придется двигать вперед, вслед за уходящими немцами.
– А наши войска готовы наступать?
Палицын нахмурился.
– Трудно сказать что-то определенное, государь. Если германец будет без боя оставлять позиции или ограничится символическим противодействием, то, вероятно, да, наши солдаты бодро двинутся вперед. Но если атака столкнется с организованной обороной противника, то…
Он развел руками.
– У нас, государь, все еще имеется острая нехватка тяжелого вооружения, гаубиц и вообще артиллерии, не хватает возможности взламывать эшелонированную оборону, нет танков, мало броневиков. Мало транспорта. Наступать же, как мы делали раньше, посылая на пулеметы сотни тысяч солдат, мы уже не можем – лозунг «штык в землю!» вернется во всей красе. Одно дело сидеть в окопах, а другое – идти на кинжальный огонь пулеметов. Тем не менее, государь, я бы рекомендовал начать артподготовку на нескольких участках Северного, Северо-Западного и Западного фронтов, создавая у немцев беспокойство и ощущение того, что мы готовим прорыв на одном из участков. Возможно, это вынудит германцев отводить войска с большей осторожностью и не позволит немцам перебросить во Францию достаточно сил.
Да уж, выход из войны Франции станет для нас отложенным смертным приговором. Впрочем, смею полагать, что Лиотэ не капитулирует, даже если немцы захватят Париж или даже Орлеан. Возможно, французы воевать уже не хотят, но в следующем году прибудут миллионы американцев, да и из колоний можно дополнительно подтянуть войска. В том числе и британцам. Ситуация в Индии стала потише, а значит, есть вариант перебросить в Европу дополнительные силы.
И, конечно же, капитуляции Франции не допущу и я сам, даже если русским полкам придется юного короля взять «под охрану». Вместе с матерью и Лиотэ. Пока существует французский фронт, Германия вынуждена не только держать там массу войск, но и быть связанными по рукам и ногам. А иметь Второй рейх в качестве противника один на один я не испытываю ни малейшего желания. Так что пока у меня лишь два варианта: или затянуть войну, или закончить ее самым срочным образом ко всеобщему удовлетворению сторон. Или большинства из них на континенте. Для этого и отправлялся в свой вояж Свербеев по столицам стран Антанты.
– Хорошо, Федор Федорович. Давайте начинать артподготовку. И готовьте армии к «освободительному походу».
Палицын поклонился и сел, я же обратился к министру иностранных дел:
– Итак, в «инициативу Свербеева» внесены последние правки?
– Точно так, ваше величество!
– Тогда давайте еще раз вкратце пробежимся.
Лис Свербеев открыл папку:
– Наша инициатива призвана устранить основное противоречие, которое формально мешает закончить войну вничью, да так, чтобы ничья была с явной победой держав Антанты. Итак, основные державы Антанты, Германия и Австро-Венгрия должны учредить совместный Международный банк восстановления и развития, задачей которого станет финансирование восстановительных работ в районах, которые наиболее пострадали от войны. Каждая из великих держав вносит свой взнос и имеет пропорциональное количество голосов в Совете директоров МБВР. Отдельным пунктом прописано право отдельных держав внести дополнительные благотворительные взносы в фонд Банка. Предполагается, что основными благотворителями выступят Германия и Австро-Венгрия. Причем дополнительные благотворительные взносы не влияют на распределение голосов в Совете директоров МБВР. Деньги, выделяемые банком на проекты восстановления, являются невозвратной ссудой пострадавшим от войны государствам и направляются на конкретные восстановительные программы. Поскольку основными пострадавшими от войны стали Россия и Франция, то основные суммы на восстановление должны получить именно эти страны. Меньшие суммы получат Италия, Ромея, Балканские страны и Великобритания, которая получит средства на восстановление разрушенного в результатах бомбардировок. Австро-Венгрия и особенно Германия получат значительно меньшие средства, поскольку на территории этих стран бои либо велись в ограниченном варианте, или не велись вовсе. Разумеется, США не получат средств, поскольку на их территории война не велась. Но зато Вашингтон получит, во-первых, право голоса в Совете директоров, который будет распределять контракты на освоение средств на восстановление Европы, а во-вторых, права на получение контрактов получат фирмы тех стран, которые выделили конкретные деньги на конкретный проект, что позволит странам занять свои предприятия освоением средств и стимулировать рост экономики для избегания возможной послевоенной рецессии. Отдельная программа по восстановлению в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
Я просмотрел бумаги. Ну, в общем, как первый вариант нашего предложения, признать приемлемым. Потом в дело включится тяжелая артиллерия.
– Хорошо, Сергей Николаевич. Принимаем как вариант к началу переговоров. Желаю вам удачно съездить. Скоро увидимся.
– Благодарю вас, ваше величество.
– Ольга Александровна, вам слово.
Сестра поднялась и начала свой доклад.
– Государь, государыня. За истекшие после провозглашения возрождения Ромеи девять дней была продолжена серьезная работа по анализу ситуации и по подготовке массового переселения жителей европейской части России на территорию новой империи. Учитывая специфику новых земель, приоритет пока отдается семьям наших воинов, которые решили остаться в Ромее, а также жителям городов и губерний, более-менее сходных с этой землей по климату, почве и условиям хозяйствования. Полным ходом идет привлечение греков и армян из числа прежних жителей для консультаций по методам хозяйствования. Силами Инженерно-строительного корпуса идет восстановление жилого фонда, который остался от прежних хозяев. Брошены все силы на сбор того урожая, который еще можно собрать. Но боюсь, государь, что прежние наши оценки были чрезмерно оптимистическими по целому ряду направлений. Уже можно однозначно сказать, что мы не обойдемся до нового урожая без поставок из России или же без закупок продовольствия за рубежом. Край разорен, мы на грани голода и возможных бунтов. Ситуация усугубляется тем, что на наших новых землях все еще проживает большое количество мусульман – подданных османской короны. Очень большое количество. И пока мы не можем их выселить.
Я откинулся на спинку стула. Обращаю взор на Свербеева.
– Какова ситуация с их депортацией? Что султан?
Министр иностранных дел поднялся с места.
– Султан, ваше величество, всячески демонстрирует готовность идти на сотрудничество, но заявляет, что ему нечем кормить даже тех, кто уже бежал на подконтрольную ему территорию, и подчеркивает, что если мы все же будем отправлять к нему новые партии изгоняемых, то у него непременно случится революция и мы получим осиное гнездо на границе, а граница у нас весьма протяженная. Смею заметить, что ситуация с продовольствием у них действительно очень тяжелая. Куда тяжелее нашей.
– А Кемаль?
– Государь, Кемаль настаивает на признании его правительства как единственного законного правительства новой Турции и пока отказывается обсуждать вопрос репатриации осман на его территорию. К тому же смею заметить, что у него так же все плохо с продовольствием, так что даже если он согласится кого-то принять, то, как мне представляется, он обязательно это увяжет с поставками продовольствия из Ромеи. Кроме того, к нему и так идет массовое бегство тех, кто хоть как-то замешан в преследовании армян, греков и ассирийцев, так что ситуация там только обостряется и местные весьма враждебно встречают переселенцев.
Оно, конечно, хорошо, когда у тебя есть помойное ведро, куда бегут всякие отбросы, но что делать с остальными?
Ольга вновь встала со стула.
– Государь, в настоящее время от мусульман полностью очищена европейская часть Ромеи, а также Константинополь с окрестностями. Оставшиеся в районе Византия лагеря спасения готовы отправлять осман и иудеев на переселение. Но именно отсутствие понимания адреса их выселения пока тормозит процесс.
Ну да, в районе бывшего Текирдага сейчас немало лагерей и не только мусульманских. И если с христианскими все более-менее ясно, то вот с остальными…
– Однако, ваше величество, проблема заключается не только в этом.
Ольга набрала воздуха в легкие и выдохнула:
– В настоящее время выселить всех невозможно, государь. Иначе следует ждать нескольких миллионов погибших и тяжелейших репутационных потерь государства в связи с этим. Если была задача их всех выселить на смерть, то надо было это делать во время наступления, но не сейчас, когда султан подписал капитуляцию и война на этой земле официально завершилась. Теперь вина за их гибель ляжет на нас, а цифры погибших намного превысят число погибших в резне за все эти годы. Сделав так, мы потеряем весь тот авторитет, который смогли наработать за этот непростой год, и нас будут клеймить варварами и требовать международного трибунала. И никого не будет интересовать, что европейские «цивилизованные» державы устраивают регулярное массовое истребление населения в своих колониях. На нас повесят всех собак, государь.
Гляжу на Свербеева. Тот встает и склоняет голову.
– Я присоединяюсь к мнению ее императорского высочества на сей счет, государь. Мы не отмоемся.
Киваю.
– Благодарю вас, Сергей Николаевич.
Тот занимает свое место, а Ольга продолжает:
– К тому же изгнание всех мусульман весьма негативно скажется на экономике всей империи. Переселенцев пока не так много, а оставшиеся христиане не могут компенсировать уход миллионов мусульман из этих мест.
Да, Ольга времени не теряла даром и весьма плотно вошла в курс дел. На что я, собственно, и рассчитывал. Более того, я ставил ее на этот верховный пост именно потому, что точно знал – она мне скажет прямо в лицо все, что надо сказать, нимало не заботясь о субординации и прочем верноподданническом вилянии хвостиком.
Что ж, слова, которых я, в общем-то, ждал, были произнесены официально. Взгляд, который опирается на реальность, а не на хотелки царя-батюшки.
Интересно, через сколько дней после прихода к власти большевики поняли, что что-то пошло не так?
Итак, концепция требует корректировки. Если не сказать больше.
– Я так понимаю, Ольга Александровна, что вы прибыли ко мне не только для того, чтобы констатировать беспомощность?
Сестра стойко выдержала удар и спокойно кивнула.
– Именно так, государь. За истекшие дни нами был не только проведен анализ происходящего, но и подготовлены предложения. Сразу скажу, что предложения эти расходятся с тем, какую задачу вы мне поставили, государь. Но другого реального варианта избежать катастрофы я, признаться, пока не вижу.
Сухо отвечаю:
– Слушаю вас, госпожа местоблюстительница престола императора Ромеи.
Ольга никак не отреагировала на мой откровенный наезд и, открыв папку, начала зачитывать свой план.
– Государь! Государыня! В сложившихся обстоятельствах я принимаю на себя ответственность за представление вам на высочайшее рассмотрение плана действий по преодолению возникшей непростой ситуации.
Да, черт возьми, я именно для того ее туда и поставил, чтобы она взяла на себя ответственность! Кто мне еще вот так в лицо рубанет правду-матку? Ну, Ники еще разве что. У него, конечно, свои тараканы, но молчать он не станет, это точно. Однако ставить Николая чем-то серьезным управлять я пока поостерегусь. Именно потому, что, сам будучи царем, он плевать хотел на мнение всех остальных, кто мог ему эту правду-матку явить. Но придуманный мир еще никого до добра не доводил. Особенно если ты сам не желаешь о существовании реального мира ничего слышать, а окружающие тебя люди категорически не хотят брать на себя ответственность за что-либо.
Ольга продолжала:
– Нами официально заявлено о том, что Ромея – государство христиан. Более того, христиан восточного обряда. Ни в малейшей степени не подвергая сомнению сей основополагающий постулат, хочу заметить, что на территории православной Ромеи сейчас проживает или как минимум находится несколько миллионов мусульман, иудеев и прочих народностей, которые являются подданными Османской империи. Более того, нахождение данных категорий в районах, которые определены как стратегически важные, является абсолютно недопустимым. Такое положение является нетерпимым для стабильности государства.
Я вновь кивнул. Ольга продолжила представление своего плана.
– У нас есть трудности с выдворением из страны миллионов тех, кто не подходит под наши критерии. Причем критерии эти не взяты с потолка, а продиктованы стратегическими соображениями и заботой о безопасности. Таким образом, необходимо найти решение, которое устроит нас, но не приведет к тяжелейшим репутационным потерям. У нас есть и встречные задачи. Это, как уже было заявлено выше, переселение из России народных масс, уменьшение нагрузки на русскую деревню и надежный контроль над воротами в Средиземное море. И, конечно же, экономика Ромеи не должна рухнуть и не должна стать камнем, который будет тянуть на дно всю Россию. Для решения наших стратегических задач я предлагаю следующую корректировку наших тактических планов.
Лист перелистнут и начат новый.
– Государь! Предлагается к рассмотрению десятилетняя программа освоения территории и поэтапной интеграции населения Ромеи с учетом всех задач и трудностей, которые стоят перед нами. Итак, все административное деление Ромейской империи строится исходя не из исторического территориального устройства Византии, а сугубо исходя из наших задач, хотя названия отдельных провинций и будет иметь некий исторический окрас. Всю территорию государства предлагается разделить на две зоны. Первая зона – зона безопасности, которая включает в себя Константинополь, европейскую часть Ромеи, территорию в азиатской части на расстоянии в сто километров от Босфора и Дарданелл и прибрежную зону шириной в пятьдесят километров от береговой линии Проливов, Средиземного и Черного морей в пределах Малой Азии. В этой зоне безопасности образуются провинции Восточная Фракия, Троада, Вифиния, Пафлагония, Ликия, Византида-Царьград и сама столица Константинополь, как отдельная административная единица. Ко второй зоне, именуемой особой, относятся земли провинций Эолия, Фригия, Галатия, Каппадокия, а также провинции царства Антиохийского – Александретта, Финикия, Пальмира и Вероя. На первом этапе, в течение первого года после провозглашения империи, из зоны безопасности должны быть отселены все нехристиане, а также христиане, которые не принесли присягу верности вашему величеству и не имеют разрешения на проживание в Ромее. Разумеется, все, кто интересен нам, получат разрешение на временное поселение вне зоны безопасности, остальные же в приоритетном порядке подлежат депортации на территорию Османской империи или же в иные места, согласно их подданству. Конечно, в этом вопросе нам нужно будет находить взаимопонимание с тем же турецким султаном и в том числе оказывать переселенцам какую-то помощь, но тут у нас особого выбора нет. Параллельно на протяжении этого же первого года плана в зоне безопасности массово расселяются переселенцы из России. Также в течение первого года все нехристианское население провинций особой зоны, а также христиане, которые не являются подданными вашего величества, должны будут получить документ с разрешением на временное проживание. Также план предусматривает создание на наиболее угрожаемых направлениях казачьих войск – Анатолийского, Евфратского, Понтийского.
Ольга перевела дыхание и вновь взялась за доклад.
– По итогам первого года в провинциях зоны безопасности не должно остаться инородческого населения всех конфессий и вероисповеданий. В провинциях особой зоны должны остаться только те, кто получил документ с разрешением на временное проживание. Этот документ будет выдаваться на основе квот и прочих критериев полезности, которые будут определены нашими властями. Документ выдается сроком на три года, после чего его необходимо получать заново, в том числе и на основе истории личной полезности для империи за истекший период. Таким образом, уменьшая каждые три года размер квот и ужесточая критерии полезности, мы можем оставить для проживания в Ромее наиболее интересную, лояльную и активную часть мусульман Османской империи. Через десять лет программы те, кто сумеет пройти все этапы отбора, смогут принести присягу вашему величеству и получить ромейское подданство.
Убедившись, что я не задаю вопросов, сестра продолжила:
– Все лица, включая мусульман и иудеев, могут получить разрешение на временное проживание и ускорить процедуру получения ромейского подданства, поступив на службу в туземные части Императорского Ромейского легиона, завербовавшись в Ромейский инженерно-строительный корпус, в казачьи войска, Ромейский трудовой корпус Министерства служения и прочие имперские структуры. В этом случае они и их семьи получат документ об РВП и смогут претендовать на получение подданства по ускоренной процедуре. В целом же предлагается разделение населения на четыре категории – дворяне империи, граждане империи, подданные и лица, имеющие право на временное проживание. Гражданство империи получают те, кто отслужил установленный ценз в ромейской армии и прочих имперских структурах, имеет ордена и знаки отличия или принимал участие в освобождении Ромеи от османской оккупации. Подданные – лица, принесшие присягу вашему величеству, ну и, соответственно, лица, имеющие право на временное проживание, но я уже говорила о них выше. Вот, государь, более подробная расшифровка.
Ольга передала мне листы бумаги.
Изучив списки и таблицу, я кивнул. В принципе, все довольно толково. Те же граждане имеют все права, включая право избираться в органы самоуправления, вести бизнес без всяких ограничений и прочее, включая бесплатное образование в высших учебных заведениях без общественного договора. Подданные лишены прав избираться, но имеют остальные права. Правда, бесплатно учиться в высших и средних технических учебных заведениях они могут, лишь взяв на себя обязательства в рамках общественного договора, который предусматривает обязательную последипломную отработку там, куда пошлют, но это и в мое советское время было. Ну, еще подданные платили ощутимо бо́льшие налоги, чем граждане, а дворяне с личных доходов налогов не платили совсем. Что касается лиц с РВП, то у них ограничений было куда больше. Жить в зоне безопасности они права не имели, быть там по делам могли, только получив разрешение на поездку, да и вообще покидать свою провинцию могли, лишь получив соответствующий документ в канцелярии генерал-губернатора. Еще не имели права заниматься банковской деятельностью и прочим ростовщичеством, владеть, издавать и работать в СМИ и прочее. А уж те, у кого и РВП не было, не имели права покидать территорию своей волости без особого разрешения волостного начальства.
Прочие выкладки также показывали, что вопрос организации новой империи достаточно хорошо изучается и предложения делаются не на основе сплошных фантазий и догадок, хотя, разумеется, без последних пока не обойтись. Слишком мало мы владеем фактической информацией. Благо хоть немало администраторов времен Османской империи поспешили перебежать под наши знамена и всячески доказывали нам свою преданность и полезность.
Ольга, кстати, не упомянула и о возможности для мусульман принять решение о переезде в Россию. Тут тоже была отдельная программа адаптации, четко оговаривавшая места расселения и приоритеты. Особое внимание уделялось женщинам, в том числе и с детьми, поскольку в районах наших поселений ощущалась острая нехватка барышень для мужиков-переселенцев. А уж брать в жены турчанок – это вообще добрая традиция среди наших казаков. Да и остальных тоже.
Ну, думаю, что желающие переселиться найдутся. Особенно в контексте голодной смерти в Османской империи. А голода там не избежать, хоть как мы им будем помогать. Тем более что все яснее видится перспектива гражданской войны между султаном и Кемалем. А там, где гражданская война, одиноким женщинам уж точно нечего делать.
– Хорошо, Ольга Александровна. Оставляйте бумаги, я их изучу позже. Как идут дела с набором в легион?
– Фактически идет не набор, а жесткий конкурс, государь. Желающих намного больше, чем нужно. Узнав о том, что переприсяга не требуется, масса русских ветеранов возжелала записаться в Ромейский легион. Ажиотаж подогревается слухами о том, что в Ромее останутся только те, кто запишется в легион, а остальных выведут в Россию или отправят на фронт. Кроме того, все видят, что легионерам дают землю, дом и прочее имущество. Соблазн очень велик.
М-да.
– И много уже записалось?
– Больше тридцати тысяч человек. После этого запись временно прекратили, но очень многие недовольны и собираются писать прошение на высочайшее имя.
Чего-то подобного следовало ожидать.
– Что еще у нас?
– Ведутся переговоры с Болгарией и Румынией о прокладке железной дороги Одесса – Константинополь по территории названных стран. Разумеется, дороги с русской шириной колеи, что позволит нам отправлять из России в Ромею поезда без смены вагонных колесных пар. Также разрабатывается программа прокладки первой очереди железных дорог внутри самой Ромеи, а также изучается вопрос функционирования Багдадской железной дороги, имеющей европейскую колею. Кроме того, как вы и повелели, государь, нами объявлен конкурс на строительство железнодорожного и автомобильного моста через Босфор в районе Константинополя. Вопрос моста также увязан с проблемой выбора ширины железнодорожной колеи и транспортировки грузов из России и Европы в Малую Азию и на Ближний Восток.
Местоблюстительница перелистнула бумагу.
– Отдельно хочу отметить, что переговоры с Министерством транспорта России закончились неудовлетворительно, поскольку нам фактически отказали в поставках паровозов и вагонов, ссылаясь на то, что в самой России имеет место острая нехватка подвижного состава. Замечу, что те поезда, которые нам достались в наследство от Османской империи, находятся в состоянии металлолома, и это при том, что этого подвижного состава крайне недостаточно даже для имеющихся дорог. Посему остро встает вопрос о закупках подвижного состава для Ромеи в Европе, тем более что имеющаяся колея рассчитана именно на европейские паровозы и дороги. Однако я хочу поставить вопрос о необходимости строительства в Ромее собственного паровозостроительного завода. И желательно не одного, поскольку потребности у нас ожидаются очень большие, раз уж мы говорим о транспортном мосте между Европой и Азией. А это, в свою очередь, ставит вопрос о строительстве электростанций, без которых говорить о какой-либо индустриализации Ромеи не приходится. Так, господин Круг представил проект строительства Нововизантийской тепловой электростанции в районе бывшего Зунгулдака и линии электропередач в район Константинополя.
Ольга подняла на меня взгляд.
– Хоть мы и говорим об ограничениях на строительство стратегических предприятий, без индустриализации Ромеи нам не обойтись. К тому же городским переселенцам надо же где-то работать. Да и не возить же все из России, так ведь никакого транспорта не хватит, не то что на доставку массы новых переселенцев, но и на снабжение тех, кто уже прибыл сюда.
Я согласно кивнул. Да, тут есть еще один интересный момент – все, что построено в Ромее, построено вне российской юрисдикции и вне российской же бюрократии. И если на начальном этапе разница невелика, то после войны, когда в России пройдут выборы и начнется реальное разделение властей, Ромея останется островком самодержавия, где действуют только императорские законы. В том числе и в сфере налогообложения и прочих офшоров со свободными экономическими зонами.
– Хорошо, ваше высочество, я услышал вас и внимательно изучу ваши рекомендации. Благодарю вас.
– Господин Шухов представил проект строительства радиотрансляционной башни в Константинополе. Согласно его предложению, предполагается построить башню ниже московской. Всего в 150 метров. Вот расчеты, государь.
Беру папку и просматриваю ее содержимое. В принципе, насколько я понимаю, у Шухова было два проекта – основной в 350 метров высотой, который сейчас строится в Москве, и вспомогательный, который был в два с лишним раза ниже, и который результате и был построен в моей истории.
– А почему господин Шухов не обратился в Министерство информации?
Ольга улыбнулась (впервые за весь доклад):
– Насколько я поняла, он направил свой проект и господину Суворину, и мне.
Усмехаюсь.
– Понятно. Так вам скоро и господин Циолковский писать начнет.
Вероятно, история лишилась потрясающего кадра, когда некому было сфотографировать мою изумленную физиономию, после того как сестра протянула мне бумагу, на которой я разглядел знакомую подпись.
– Эмм… И что там?
– Предложения по организации международной конференции по Марсу.
Я лишь крякнул. Вот же ж неугомонный мужик! Нашел время!
Глава XIIАнгел и демон
Мне снился ангел.
Я был уверен, что это сон.
Не может ангел петь наяву.
Не уходи, мой прекрасный сон, не уходи, мой ангел!
Но сон предательски ускользал, заставляя душу томиться в ожидании пробуждения.
Вот ветерок скользнул по моей щеке, заставляя ресницы предательски вздрогнуть.
Утро наступило.
Сон ушел.
Ангел остался.
Таращусь в потолок, пытаясь определить источник пения. Да уж, я, пожалуй, еще не все видел и слышал в этой жизни. Накинув на себя халат, отправляюсь на поиски ангела.
Серебряный голос плыл над островом и морем, обращаясь к рассветному солнцу. Солнцу, которое вот-вот должно было явить свой лик из-за горизонта. Вероятно, так же пели в этих местах древние, поклоняясь дневному светилу, как божеству. Но сегодня само Солнце было лишь визуальным символом Той, в чей адрес звучал сейчас ангельский голос.
Солнечный диск показался из-за горизонта, и Маша, допев свой гимн, замолчала.
Ветер развевал ее платье и волосы, но она все еще была там, в своей песне.
Сказка закончилась?
– Я тебя разбудила?
Маша стояла не оборачиваясь, прекрасно понимая, что кроме меня тут никого быть не может.
– Ты разбудила не меня одного. Вместе со всеми жителями острова ты разбудила солнце.
– Прости.
– За что? Это было лучшее пробуждение в моей жизни.
А кто недоволен, что его разбудил на рассвете прекрасный голос императрицы, пусть напишет жалобу в мою Канцелярию. Я уж разберусь с каждым. С каждым сигналом. И позабочусь, чтобы впредь их будил другой голос. Не такой ангельский.
Маша все так же стояла, глядя в рассвет, и я понимал, что любые слова и касания сейчас будут лишними. Волшебство момента. Симфония.
– Я проснулась, когда еще было темно. Ночь. Лишь лампадка у образов. И, поверишь, я вдруг испугалась – взойдет ли солнце? Наступит ли новый день? Глупости, конечно, но… Я глупая, да?
Она стремительно оборачивается и попадает в мои объятия. Целую ее висок.
– Нет, любовь моя, ты точно не глупая.
Царица и прочих земель императрица шмыгнула носиком, прижимаясь щекой к моему плечу.
– Я не знаю, что на меня нашло. Но почувствовала, что песней должна приветствовать новый день и восславить Богородицу. Меня назвали в честь нее, и она дает мне силы. И я запела. Я никогда так не пела. Никогда. Словно сияние разлилось вокруг меня. Веришь?
– Да, моя радость, верю. Я сам это видел.
Она подняла голову и заглянула мне в глаза.
– Правда?
– Да.
– Что ж, воистину наступают решающие дни, Эрих. Итог Великой войны в твоих руках. Судьба рейха поставлена на карту, и мы не имеем права дрогнуть.
– Да, Пауль, я понимаю. Мы нанесем им смертельный удар.
– Удачи, Эрих. Я верю в нашу победу.
– Благодарю, Пауль. Мы победим.
Гинденбург и Людендорф пожали друг другу руки. Один оставался, другой уезжал. Каждый должен был выполнить свой долг. Каждый на своем месте.
Великая игра вступала в свою решающую фазу.
Закатное солнце клонилось к горизонту. Где-то внизу волны накатывали на берег в своем вечном движении. Прекрасная погода, отличный вечер, грядет романтическая ночь.
– И как мы объясним это народу?
– Суворин обыграет все это в самом лучшем виде, могу тебя уверить в этом.
– Я понимаю. Но все же, как?
Маша нервно теребила край салфетки. Вечер не был томным. Все было сложно.
Я нехотя ответил:
– Как вариант, можем сказать, что тебе было видение…
– Видения не было.
– Ну, как вариант.
– Видения не было. Я не стану это говорить.
Да, проблема. Маша искренне верует и не станет лгать в этом вопросе.
– Ну, хорошо, не было видения. Ты можешь принять обет или что-то такое, что потребует от тебя соблюдения ограничений.
Она с сомнением смотрит на меня.
– Ты не понимаешь. Когда все это начнется, случится паника. Пусть и не сразу. Но когда она случится, тысячи богомольцев устремятся на остров. Ты их чем и как собираешься сдерживать? Будешь топить суда с паломниками?
– Хм…
Под этим углом я как-то не рассматривал вопрос. Видимо, зря.
– Ну, ладно, надо подумать. Я не готов в этой части тебе ответить. Но решение мы найдем обязательно. Твое пребывание в убежище – это не вопрос нашего желания или наших чувств. Уверен, что Ною и его семье не слишком нравилось задание построить Ковчег, как и Моисею вряд ли импонировала идея таскаться по пустыне с евреями сорок лет. Лично мне бы не понравилось.
– Я понимаю. – Маша промокнула губы многострадальной салфеткой. – Но в этом вопросе врать я не стану. Это богохульство. Возможно, твоему Суворину это и безразлично, но не мне.
Ох уж мне эти заморочки. Но выхода нет. Надо думать.
– Хорошо, это отдельный вопрос. Но в части «Дневника» у тебя есть возражения?
– «Частный дневник императрицы», – царица проговорила это с каким-то смакованием гурмана, который пробует новое для себя кушанье. – Суворин представил мне целый список тех, кто мог бы стенографировать, редактировать и доводить до ума мою диктовку. Но уверен ли ты, что народу это будет интересно?
– Уверен. Ты – икона стиля.
Маша поморщилась.
– Я не икона. Не опошляй святые символы.
Чертыхнувшись про себя, я поискал более нейтральное определение, которое не будет оскорблять чувства верующих, особенно той из них, кто сейчас пьет чай со мной на террасе.
– Извини, обмолвился. Разумеется, ты не икона. Но ты точно образец для подражания. На тебя равняются многие, тебе верят, на тебя надеются. Твое слово значимо. Значимо, понимаешь?
Жена кивнула.
– Да, я понимаю. Но…
– Женский взгляд необходим. Такого уровня подачи еще не было. Это даже с коммерческой стороны весьма перспективный проект, что уж говорить про пропагандистский эффект. Натали прекрасная кандидатура, в том числе и на перспективу. А уж Суворин точно даст огня этой затее. Мы порвем весь мир на британский флаг.
Маша подняла брови:
– Почему на британский флаг?
Я запнулся.
– Ну, он ведь такой… эмм…
Показываю руками какие-то разрозненные лохмотья, отчего жена лишь рассмеялась. Хорошо хоть про нацистский флаг она ничего не знает. А может, к ее счастью, и не узнает никогда. Как и все человечество.
Но напряжение спало, и я смог вновь вернуться к проекту «Дневник».
– Женский взгляд сможет дать дополнительный толчок изменениям в нашем обществе. Роль женщин в Единстве и во всем мире должна быть значительно больше, чем сейчас. Разве ты с этим не согласна?
Императрица кивнула.
– Согласна.
Еще бы она не была согласна, прекрасно зная обо всех движениях и течениях за равноправие женщин в Европе и в ее родной Италии. А там, в мире, извините, даже на выборы женщин не допускали, не говоря уж о чем-то более серьезном. Неслучайно в Единство сейчас потянулись женщины и прочие суфражистки из Европы и США, которые записываются добровольцами в нашу армию и в особенности в авиацию. У Галанчиковой там уже практически аншлаг. Жаль только, машин в полку мало.
– Газета будет расходиться, как горячие пирожки в ярмарочный день. На тебя будут буквально… – я прикусил язык, который едва не сболтнул слово «молиться», – равняться, за тобой будут следовать, и ты станешь главным… – ищу замену слову «имиджмейкером», – двигателем всех изменений в общественной жизни всего мира. Ежедневная женская газета, которая к тому же будет переводиться на основные языки Европы, это возможность взломать лед консерватизма и мужского шовинизма, дать женщинам шанс на настоящую равноправную жизнь…
Наша с Сувориным затея была довольно дерзкой. Женская газета под редактурой (официально) камер-фрейлины Иволгиной, которая к тому же еще и станет (официально) владелицей этого издания, должна будет транслировать в общественное мнение новые идеи, новые подходы и новый женский взгляд на происходящее вокруг, в том числе взгляд на вопросы войны и мира, на общественные реформы, на переселение в «землю возможностей» Ромею и, конечно же, на вопросы подготовки к грядущей пандемии, где личное слово императрицы должно было сыграть свою весомую роль.
Нет, Маша была не против и все понимала, но связывать себя обязательствами регулярной публикации «Частного дневника императрицы» как-то не очень хотела. Это был новый формат, и у нее были определенные сомнения насчет того, а не скажется ли это «хождение в народ» на ее популярности. Одно дело «благословенная императрица» где-то там, в эмпиреях, а другое – что императрица вдруг тоже оказывается человек. Но там, где ту же Аликс вообще невозможно было представить, моя Маша все же была куда более прогрессивной. Возможно, тут играл роль возраст, быть может, в отличие от хмурого германского орднунга, наследница эпохи Возрождения была более гибкой и менее зацикленной в догмах, но по факту мы обсуждали уже частности, хотя обсуждение это было весьма и весьма непростым. Ведь мне нужно было не просто согласие, а ее вдохновенное участие в этом проекте.
– Опять же, твой дневник поможет нам подготовиться к пандемии и пройти ее с наименьшими потерями. Тебя будут слушать и будут делать так, как ты говоришь. А в нашей консервативно-деревенской стране это очень важно. Иначе все наши потуги с ИСС и остальным Минспасом ничего нам не дадут.
Инженер-капитан Маршин с шумом втянул в легкие воздух. Да, кто бы мог подумать, что ему доведется в своей жизни вдохнуть свежий ветер русского Царьграда? Ну, а то, что он формально ромейский, разве это что-то меняет? Пусть пока в Константинополе подавляющее большинство состоит из местных греков, но русских тут становится с каждым днем все больше и больше. Сотни и тысячи переселенцев прибывают каждый день.
И не только русских.
Сегодня вместе с ним прибыли из-за океана триста шестьдесят семь американцев. Цифра вроде и небольшая, но качество этого товара было выше всяческих похвал! Инженеры, техники, специалисты. Немало было и младших компаньонов из числа тех американских фирм, которые захотели открыть свои филиалы и производства в Ромее. И это было лишь началом потока.
Вернее, началом послужили первые прибывшие во главе с Теслой, которого, кстати сказать, уговорить на переезд в «дикие края Азии» было совсем непросто. Благо полученный из Москвы карт-бланш позволял Александру Тимофеевичу торговаться в весьма широких рамках. Что ж, пост ректора Императорского Константинопольского университета, практически неограниченное финансирование исследований, да еще и плюс к тому возможность создавать свои коммерческие предприятия – все это было весьма лакомым кушем даже для такого амбициозного человека, каким был Никола Тесла. Приняв предложение императора, он развернул свои амбиции на полную. Его «Электрическая Ромея» захватила своими масштабами даже воображение самого Маршина.
Взглянув на часы, капитан заспешил в сторону порта. Вскорости прибудет «Иоланта», ради которой он и отправился в этот вояж. Или, быть может, как надеялся Маршин, кое-кто из пассажиров «Иоланты» отправился в этот вояж ради встречи с ним.
Константинополь был уже полностью очищен от явных следов пожаров и боев за город. Дома были выкрашены и пусть еще не ухожены, но все же уже не создавали ощущения покинутости и заброшенности. На улицах становилось довольно людно, и среди военных в русской и новой ромейской форме все чаще встречались местные типажи из числа гражданского населения. Появились торговцы, какие-то разносчики, на берегах Босфора появились лодочники и прочие перевозчики. Жизнь восстанавливалась и вновь шла своим чередом.
Пока забавно выглядели русские переселенцы, которые, еще не освоившись, глазели на местные красоты и чудные строения. Впрочем, сам факт соседства русского мастерового и османских «сараев» выглядел довольно забавно. Местами даже комично. Но даже во взгляде озиравшихся по сторонам переселенцев не было испуга или чего-то такого. Нет, они оглядывали окрестные пейзажи хозяйским взглядом, явно прицениваясь и примеряясь. Что, в свою очередь, не могло сильно нравиться местным грекам, которые отнюдь не так уж и восторженно встречали своих официальных освободителей. Да, тут государю придется много усилий приложить, дабы обратить местных в настоящую верность. И, насколько успел понять Маршин, местные греки (как, вероятно, и греки вообще) были народом весьма и весьма практическим, мало верящим в какие-то обещанные блага или иные слова. Вероятно, многовековое соседство с турками не могло не сказаться на их характере. Впрочем, прожив несколько месяцев в США, Маршин уже не замечал в этом практицизме чего-то необычного. Да и обыкновенный русский крестьянин вряд ли более доверчив, так что…
Порт встретил Маршина ожидаемой суетой и толкотней. Грузооборот рос с каждым днем, и товары через Проливы шли все более плотным потоком. И не только зерно. Россия явно пыталась на полную мощь использовать открывшуюся дверь в Европу, Азию и Африку и отправляла все большее количество грузов. И, естественно, все большее число пассажирских судов с переселенцами.
Да, Ромея уже прочно вошла в сознание русского обывателя в качестве «земли возможностей», «Русской Америки» и «места, где каждый может добиться всего». Этими лозунгами пестрила не только пресса. Во всяком случае, пообщавшись с несколькими переселенцами, капитан сделал вывод, что и пропаганда в деревне ведется полным ходом. Конечно, пока основная масса переселенцев – это семьи русских солдат, которые решили осесть в здешних краях. Однако есть и «чистые переселенцы», которые приняли участие в государственной программе по переселению, да и прибывшие на заработки артельщики, всякого рода строители, ремонтники и прочий работящий люд, уже всерьез осматривались по сторонам и прикидывали возможность перевозки сюда своих семейств. А чему удивляться? Работы в Ромее на десятилетия вперед, рабочих рук не хватает, деньги платят верные, отчего же не переехать-то? А что будет в России? То-то и оно, что поди знай!
Примерно так Маршину и сказал старшой артели строителей, которые прибыли в Ромею, завербовавшись на стройку через Министерство служения. А что? Работа есть, деньги есть, семья сыта и в достатке, да еще и ценз служения идет! Так, годик за годиком, глядишь, и в гражданство Ромеи пропишут, а там уж совсем иная жизнь настанет!
И, в отличие от Америки, где переселенцы были предоставлены сами себе в основном, переселение из России в Ромею носило характер серьезной государственной программы. Группы формировали, их организованно отправляли и организованно принимали. Людей централизованно селили и ставили на учет в местные отделения Министерства служения. Рабочих рук остро не хватало, и без дела не оставался ни один человек. И, судя по всему, так будет еще долго. Во всяком случае, насколько Марши-ну было известно, сейчас велась активная работа по расширению пропускной способности портов черноморского побережья Ромеи и Проливов, дабы иметь возможность принимать просто-таки поток грузов и людей из России.
И не только из России. «Делегация Маршина» была далеко не единственной. Масса переселенцев и завербованных работников из Франции, Италии, Испании, специалистов в том или ином деле, двигалась в Ромею потоком через Дарданеллы. И пусть это был несравнимый по масштабам с российским поток, но он тоже нарастал.
– Дамы и господа! «Иоланта» прибывает на третий причал!
Маршин обернулся на спешащего служащего порта, который выкрикивал объявление в рупор на русском и греческом языках, и усмехнулся. Да, судя по произношению, служитель лишь вызубрил несколько греческих фраз, даже не особо вникая в их смысл. Однако сам факт того, что император Михаил (Второй? Десятый? Первый?) четко обязал всех служащих говорить на двух языках, означал, что многим выпускникам русских гимназий в новой Ромее найдется работа. В конце концов, ведь в «Византии» говорили именно на том классическом языке, который преподавался в русских гимназиях, а отнюдь не на современном языке Эллады.
«Иоланта» пришвартовалась, и на причал был спущен трап, по которому уже пошли первые прибывшие. Пристально разглядывая сходящих на берег, Маршин наконец обнаружил искомую фигуру и двинулся навстречу.
– Ах, милая моя Елена! Я не верю своему счастью! Вы здесь, и я вижу вас!
– Ах, Александр Тимофеевич! Неужели вы вернулись в Россию!!!
– Разве могло быть иначе, моя милая Леночка?
– Столько месяцев!
– Я считал каждый день нашей разлуки!
Пока влюбленные обменивались вздохами, взглядами и комплиментами, вокруг них суетились прибывшие и встречающие, служащие и зеваки, местные и пришлые, крутился, жил и вновь развивался древний город.
Наконец, бурная встреча стала более упорядоченной, и возлюбленные вновь научились мыслить рационально.
– Как доехала?
– Знаешь, весьма презабавно. Я давно не покидала Москву, и проезд через провинцию весьма удивил меня. Столько разговоров о государе и государыне, о Ромее и о будущем! Я столько разного слышала, что иной раз даже смешно становилось. Представляешь, на одной из станций какой-то полоумный даже кричал, что Антихрист пришел. Его, понятное дело, жандармы забрали до выяснения, но многие дамы в вагоне напугались.
– Ну, мало ли какие глупости болтают безумцы. Уверен, что в ОКЖ ему прояснят позицию. Как сестра?
Леночка вздохнула:
– Думала повидать ее в Константинополе, но, как оказалось, она отбыла куда-то, а после собирается в Европу. Очень жаль, я надеялась ее увидеть.
– Ну, она же вернется, не так ли? Конечно, у камер-фрейлины много обязанностей при дворе, но младшую сестру она же должна повидать?
Иволгина кивнула.
– Да. И я соскучилась по ней.
– Только по сестре?
Барышня лукаво взглянула на Маршина.
– Нет, не только…
Дорогая матушка!
Пишу вам это письмо из самого Царьграда, куда определили меня судьба и сам господин граф Суворин. Отучившись в Москве на курсах самого Министерства информации, был направлен я на, как выразился мой прежний начальник, усиление в Царьград, где как раз создается местное отделение РОСТА.
Проехав всю Россию от Москвы до самого юга, повидал я всякого. Но крепко понял, что ждут мужики перемен и очень они надеются на государев Манифест о земле. Но, матушка, скажу не таясь, трудно будет дать землю всем. Мало земли под пашню в России, а нераспаханной много, но некому ей заниматься. Нужны переселения, однако ж разве поедут наши мужики добровольно в новые края? Одна надежда на новую Ромею, говорят, что тут немало земли осталось от осман и можно получить хороший надел. Многие из солдат решили остаться здесь и перевезти свои семьи. И я понимаю их, ведь землю, дом и инвентарь дают прямо сейчас, да и на войну уже вряд ли пошлют, как тут не согласиться-то?
Хотя землю-то тут всем подряд и не дают. Первыми дают кто георгиевский кавалер или долго воевал на фронте, а остальным уж как получится. Но многие все равно хотят остаться, ведь тут и в самом деле хозяйственный мужик не пропадет.
Город Константинополь, именуемый у нас Царьградом, мне приглянулся. Конечно, много тут восточной дикости, но много живет и православных из греков. Теперь все они подданные нашего государя. Люди, конечно, особые, к ним некоторый подход нужен, но, уверен, вскорости они все станут такими же русскими православными, как и все мы.
Видел я собор Святой Софии и крест на нем. Был я даже на площади, когда была коронация наших государя с государыней. Было очень много людей и было очень красиво. В сам собор я не попал, но был на площади. Когда запела государыня свою молитву Богородице, как говорят, даже цари и короли преклонили колено, а весь собор просто упал на колени. Я этого не видел, врать не стану, но на площади многие стали на колени, особливо тогда, когда государыня запела молитву на греческом наречии. Я не понимал слов, но много из стоявших вокруг греков пели вместе с ней.
Очень жду весточек от вас. Не притесняет ли вас кровопийца Никодим? Дайте знать, я теперь знаю, как найти на него управу.
Кланяюсь земным поклоном.
Генерал Ходнев закрыл папку с докладом.
– Таким образом, государь, меры, которые принимаются для обеспечения безопасности ваших величеств, могут оказаться недостаточными. Наше взаимодействие с итальянскими коллегами и русскими спецслужбами пока не может гарантировать надежное противодействие возможному покушению. Место и даты ваших явлений на публику хорошо известны, что дает заговорщикам возможность нанести удар, несмотря на все наши усилия. Единственный способ надежно предотвратить возможность покушения – изменить график и программу появлений на публике.
Руководитель Имперской службы безопасности был хмур. Впрочем, я его прекрасно понимал, ведь обеспечение безопасности во время визита в чужую страну – это удовольствие еще то. Особенно если учесть, сколько персонажей хочет нашей гибели в этом лучшем из миров.
И если в Константинополе мои спецслужбы сами устанавливали правила безопасности, то в гостях им уже приходилось лишь «взаимодействовать» с местными коллегами. А учитывая масштаб события и задействование большое количества различных служб безопасности разных держав, можно было не сомневаться в возникновении множества накладок и прочих несогласованных действий. Собственно, глава ИСБ и не сомневался в этом. Как и я.
Особенно с учетом предупреждений от баронессы Эфрусси де Ротшильд.
Нет, меры принимались весьма и весьма серьезные. Несколько сотен сотрудников ИСБ, ОКЖ и моей личной охраны уже прибыли на место, проводя процесс налаживания того самого взаимодействия с местными коллегами, знакомясь с ситуацией и проводя рекогносцировку улиц в районе запланированных проездов и выступлений. Туда же отбыли когорта Ромейской преторианской гвардии и когорта 2-го Никейского легиона. Первая для парада, а вторая для усиления оцепления в особо угрожаемых местах. Итого два полка. Это много или мало? Ну, это как карта ляжет.
Дорогая матушка!
Спешу написать вам новое письмо, поскольку события вокруг меня завертелись настоящим водоворотом, какой порой случается на нашей речке в деревне. Не успел я прибыть в Царьград и обустроиться в выделенной мне квартире, как вновь выпала мне дорога в края дальние. Так что пишу вам эти строки посреди Средиземного моря, сидя у борта парохода «Иерусалим» Русского общества пароходства и торговли. И плывет ваш сын в составе большой делегации российско-ромейского державного Единства, сопровождая нашего великого государя императора Михаила Александровича и благословенную государыню императрицу Марию Викторовну во время их государственного визита.
Правда, августейшая чета плывет не на нашем пароходе, а на линкоре «Император Александр III», что и понятно. Вообще же, мы плывем целым конвоем, под охраной кораблей Средиземноморской эскадры нашего доблестного Южного флота, так что опасности наткнуться на германскую субмарину нет никакой, не переживайте. Тем более что нас уже встречает итальянская эскадра под командованием адмирала принца Савойского – дяди нашей благословенной государыни Марии.
Итальянцы будут сопровождать нас до самого порта со смешным названием Чивитавеккья, что в переводе на понятный язык означает «древний город».
Постараюсь написать новое письмо, как только смогу выкроить время.
Кланяюсь земным поклоном.
Маша полной грудью вдыхала воздух и все время улыбалась какой-то детской улыбкой, глядя на проплывающие берега и строения. Родные пейзажи, родные ароматы, родной цвет моря. Так чувствует себя не только странник, вернувшийся домой после долгих скитаний, но и любой человек, которому вдруг удалось вернуться в места, где он вырос, в места, с которыми связано столько щемящих душу воспоминаний.
Интересно, что чувствовал бы я, окажись в своем 2015 году? Не знаю. Возможно, рыдал бы от восторга. В первые часы. А потом рыдал бы от тоски и ужаса, если бы оказалось, что я не могу вернуться в свой родной 1917 год. Точно так, наверное, как чувствует человек, приехавший в отпуск в родную деревню и вдруг узнающий о том, что вернуться обратно к привычной и устроенной жизни он больше не сможет. Как-то весь романтизм и ностальгия тут же выветриваются без следа.
Но к счастью, Маша прибывала в Италию именно в гости, а не в качестве изгнанницы в результате какой-нибудь революции. Причем прибывает в зените славы и популярности, прибывает с официальным государственным визитом, и встречают ее буквально толпы восторженных итальянцев.
Императрица Единства помахала рукой собравшимся на пристани, и те взорвались возгласами приветствия.
– Волнуешься?
Она кивнула.
– Ты знаешь, прошло так мало времени с того дня, когда я поднялась на борт «Империи». Но у меня ощущение, что это было не два с половиной месяца назад, а буквально в прошлой жизни. Столько случилось всего за это время. И тогда я уезжала обыкновенной принцессой в полную неизвестными опасностями жизнь на чужбине. Сейчас же… сейчас я возвращаюсь в Рим императрицей Второго и Третьего Рима.
– Другое ощущение?
Маша незаметно ткнула меня локтем в бок.
– Будешь умничать – получишь.
Приветствую толпу взмахом руки и парирую:
– Получу обязательно. Когда и сколько – это мы с тобой обсудим вечерком.
– Посмотрим на твое поведение и на мое настроение.
Ну, глядя на ее улыбающееся лицо, как-то не очень верилось в то, что настроение у нее будет плохим.
Тем временем наш линкор бросил якорь и пришвартовался к причальной стенке. А еще через четверть часа нас уже встречали его королевское высочество адмирал принц Томас Савойский-Генуэзский, 2-й герцог Генуи и местоблюститель престола Королевства Италия, премьер-министр Италии Витторио Эммануэле Орландо и только что назначенный министром иностранных дел мой старый знакомец Пьетро Томази маркиз делла Тор-ретта. К ним уже присоединился и командующий Адриатическим флотом адмирал принц Людвиг Амедео Савойский, герцог Абруццкий. В общем, практически вся высшая тусовка, не считая самого короля, который по протоколу должен был встречать нас непосредственно на пороге Квиринальского дворца.
Я помог Маше сойти с трапа, и мы подошли к встречающим.
Местоблюститель, в качестве формального главы встречающих, поднял ладонь к фуражке в воинском приветствии.
– Ваше императорское величество! От имени его королевского величества короля Виктора Эммануила III сердечно приветствую вас на итальянской земле!
Жму ему руку.
– Благодарю вас, принц. Рад видеть вас в добром здравии.
Тот обращается к стоящей рядом Маше:
– Приветствую вас, ваше императорское величество! Добро пожаловать в Италию!
Я ожидал бы чего-то типа «добро пожаловать домой», но, видимо, принц решил не нарываться на уточнение, где у нее теперь дом. Да, мог выйти казус. Впрочем, службы протокола для того и существуют, чтобы избегать проколов этого самого протокола.
Императрица обворожительно улыбнулась.
– Благодарю вас, принц. Я рада вновь вернуться в Италию.
Дальше последовала обычная дипломатическая тягомотина, в виде обмена приветствиями с встречающими, которая состояла из дежурных протокольных фраз, ничего не означающих по сути.
Красная ковровая дорожка. Застыл строй почетного караула. На ветру полощутся два флага – Италии и Единства.
Зазвучал гимн Единства, и, вслушиваясь в бессмертную музыку Александрова, я даже почувствовал какой-то укол ностальгии.
Священный Союз России-Ромеи,
Величье и слава на все времена!
Единство народов, единство империй,
Один император – едина страна!
Гимн пела милая барышня на чистейшем русском языке. И пела так проникновенно, что Маша даже сжала мою руку, допустив микронарушение протокола.
Молодец, девочка.
И надо будет узнать, что за юное дарование они тут нашли. Явно ведь из русских.
Зазвучал итальянский гимн. Я покосился на Машу, но на ее лице не было никаких явных эмоций. Тем более что скоро гимн все равно сменится. Как и многое здесь.
Что ж, нас ждали наши автомобили и десятки тысяч восторженных встречающих. А впереди нас ждал Вечный Рим.
Сегодня был двойной праздник – католический праздник Девы Марии Розария и православный – празднование Мирожской иконы Божьей Матери, покровительницы Псковской земли и всей России. Казалось бы, при чем тут Маша и благословение в Пскове? И то, что она в багряном платье с узнаваемой накидкой?
Разумеется, мы учитывали этот факт при планировании нашего визита и всего цикла мероприятий. Но толпам на улицах Рима хорошо было и так – даже не представляю себе, кого бы они встречали с большим восторгом, чем Машу. И та не оставалась в долгу, всячески демонстрируя свою искреннюю радость вновь лицезреть жителей столицы и вновь проехать по улицам Рима.
Пожалуй, даже первого итальянского космонавта они встречали бы скромнее.
Тут что-то тяжелое полетело в наше авто, упав прямо нам под ноги. Далее случилась куча мала – я заслонил собой Машу, генерал Климович кинулся вниз, стараясь прикрыть раскрывшийся саквояж своим телом, толпа ахнула и отшатнулась, поднялась какая-то суматоха.
Буквально выношу на руках Машу из автомобиля, один из горцев охраны пулей соскакивает со своего скакуна и прикрывает своим конем нас от возможного взрыва. Поспевают остальные телохранители, нас берут в «коробочку» и прокладывают путь к автомобилю СБ.
Но текут секунды, а взрыва все нет.
– Государь, необходимо срочно покинуть место происшествия!
– Что Климович?
Впрочем, тот уже подскочил с докладом:
– Все в порядке, государь. Бомба кустарная, не взорвалась. Бомбиста взяли. Это какой-то безумец. Выкрикивает какую-то религиозную ересь…
– Я хочу его видеть.
Удивленно оборачиваюсь к Маше.
– Разумно ли это?
Но та упрямо повторила:
– Я хочу его видеть.
Рассудив, что в оцепленной зоне вокруг нашего автомобиля не более опасно, чем в любом другом месте, я кивнул и, сев на коней, мы вернулись к месту событий.
Глаза задержанного горели фанатичным огнем, когда он с ненавистью смотрел то на меня, то на Машу, то почему-то на наших коней. Вокруг притихла толпа, которая через головы и плечи охраны пыталась следить за происходящим.
Маша с демонстративным спокойствием спросила, глядя вниз:
– Зачем ты хотел убить нас?
Взгляд того полыхнул злобой, и он завопил с надрывом:
– Шестой ангел вылил чашу свою в великую реку Евфрат: и высохла в ней вода, чтобы готов был путь царям от восхода солнечного… И я увидел жену, сидящую на звере багряном… И жена облечена была в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом…
Я покосился на коня рыжей масти, на котором восседала Маша, на одеяние ее и присвистнул про себя. Вот так да…
Заметив замешательство в глазах Маши, приказываю:
– Взять под стражу безумного террориста! Из-за него чуть не погибли десятки людей на площади!
Но тот продолжал орать, даже когда его поволокли к автомобилю:
– Горе, горе тебе, великий город! Рим – блудница вавилонская, вновь возрождается! Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть!
Из воспоминаний генерала Джона Першинга
«Мой опыт в Мировой войне». Вашингтон, 1931[85]
Наши войска прибыли во Францию в самые трудные дни. Париж лежал в руинах, немцы стояли у стен Абвиля и Руана. Наш президент дал себя уговорить и направил наших ребят в самое парижское пекло побатальонно под русское командование. Англичане и французы тоже пытались растащить мою бригаду, но, получив решительный отказ, нашли, как иначе поставить нас в трудное положение.
Тем утром я был зол. Френч и Хэйг[86] отказались помочь моим ребятам под Гавром. Наши парни держали с французскими добровольцами фронт, а англичане эвакуировались «с пятачка»! Ребята Райта[87] ещё месяц должны были быть в тренировочных лагерях, когда немцы рассекли союзничков у Руана. Необстрелянным американским героям пришлось принять бой с прославленными прусскими ветеранами вместе с ополчением Гавра и остатками французских частей. В окопах плечом к плечу стояли и фермеры Айовы, и ковбои Техаса, и грузчики, моряки, и даже прачки и проститутки Гавра! Они дрались за свою родину и честь! И мы не могли быть хуже, чем они!
Пока осторожные генералы-роялисты берегли свои войска мне пришлось взять мой последний резерв и с 6-м полком морской пехоты полковника Кэтлина срочно отправиться в Гавр. Английский королевский флот и авиация закрывали нас от германской авиации и держали немцев на расстоянии корабельного выстрела от Гавра. Но черт возьми, если бы я до отправки не настоял о моторизации и усиленном оснащении пулеметами нашей дивизии, немцы бы уже давно били по англичанам с набережных Гавра!
Сначала я думал попытаться искать поддержки у Лиотэ или у правящей Францией Орлеанской вдовы, но маршал срочно отбыл под Париж, южнее которого немцы нанесли очередной удар. А венценосная матрона укатила с сыном в Рим на коронацию нового Римского императора. Пока американские и французские республиканцы умирали на фронтах, титулованные особы измождали себя процессиями и танцами устроенного очередным «императором» фестиваля… Только что отгремели фанфары в Константинополе, после которых итальянскому королю захотелось быть не хуже зятя – ромейского и российского императора. Но Михаил Романов хоть по праву собственных громких военных побед мог именоваться императором, а какие к тому времени успехи были у «римского императора»?
Мне уже было муторно от этой английской чопорности и французской галантности. Вместо того что бы делать своё дело, генералы и маршалы расшаркивались перед друг другом и своими монархами. Ответственности не хотел брать никто. Потому я и повел ребят к Райту.
Наши силы были уже истощены, и наша помощь пришла вовремя. Морпехи позволили отпустить из окопов легкораненых, а наши гранатометы и пулеметы заставили немцев воздерживаться далее от атак.
Я думал о наших парнях в Париже. Знал, что туда попали и наши морпехи, и мои бойцы, обстрелянные в Мексике. Знал, что они там воюют вместе и наравне с русскими, которые были до этого единственными достойными соперниками немцев в Великой войне. Я знал, что они выстоят. Но удар у Мелена, на который немцы как-то наскребли резервы, мог оголить их тыл, и я не был уверен, что нам не придется срочно дебаркироваться из Гавра в Шербур, или сразу за Канал. Ситуацию во Франции могло спасти только чудо, и оно случилось. Весть о нем я встретил в окопах среди своих парней.
– Это то покушение, которого вы ждали?
Генерал Ходнев покачал головой.
– Никак нет, государь. Это какой-то опасный безумец-одиночка, а там действует организованная группа.
– Тогда меняйте маршрут и движемся не останавливаясь.
– Предлагаю поменять машины. Ваша весьма приметная.
– Меняйте. Хватит на сегодня приключений.
Тесть встречал нас на пороге дворца с весьма обеспокоенным видом. Сведя протокол к обязательному минимуму, мы вошли внутрь.
– Вы в порядке?
Киваю.
– Доченька! – к нам уже спешит сама королева Италии Елена Черногорская. – Ты в порядке?
Бледная Маша растерянно закивала.
– Да, мама. Все хорошо. Кроме того, что говорил этот человек… Это ужасно! Как он мог подумать, что я…
Спешу вмешаться:
– Это просто безумец, мало ли безумцев на свете.
Но опаснее всего, что этого безумца слышали сегодня тысячи человек. И кто знает, с кем он откровенничал до этого. Это же надо так вывернуть Откровение Иоанна Богослова!
Тесть хмуро покачал головой.
– Его слова могут смутить людей. Это очень некстати. Нам только этого сейчас не хватало!
Уловив в его словах скрытый подтекст и заметив, что наши жены заняты собой, отвожу короля в сторонку и тихо спрашиваю:
– Что-то еще случилось?
– Да, Михаил, случилось. Немцы прорвали фронт южнее Парижа. Французы не могут остановить прорыв, и фактически фронт посыпался. Париж под угрозой окружения.
– Значит, нужно перебросить туда срочно все имеющиеся войска. Русских, американцев, испанцев, итальянцев…
Но заметив в его глазах нечто невысказанное, быстро спрашиваю:
– Что еще?
Виктор Эммануил несколько секунд молчит, затем, пожевав губами, сообщает:
– Сегодня на наш аэродром сел германский аэроплан. По причине плохой погоды перепутал место посадки. Пока немцы сообразили, что да как, были взяты бойцами Truppi speciali, которые там как раз проходили тренировку. Захвачен пилот и посыльный майор с документами в штаб германской армии. Завтра на рассвете как минимум одна германская и одна австрийская армии нанесут удар в районе Лайбаха в направлении на Триест. Если это так, то нам нечем удерживать фронт и немцы маршем выйдут к Венеции, прежде чем мы стянем достаточно сил с других фронтов.
Тесть горько усмехнулся:
– Я вот думаю, провозглашать ли сегодня восстановление Римской империи? И безумец этот чертов еще, вопящий на улицах про Армагеддон…
Глава XIIIВраги и заклятые друзья
– Германские варвары стоят на пути Novum Pax Romana? Nil novi sub luna, как говорится. Ничто не ново под луной.
Мой римский тесть кивнул.
– Слава битвы в Тевтобургском лесу не дает кое-кому покоя в Берлине. Но нам от этого совершенно не легче.
– Согласен. Но в любом случае камни на пути не должны стать поводом отказаться от достижения нашей общей великой цели. Впрочем, предлагаю сначала послушать свежий доклад и моего генерала.
В нашу сторону как раз уже спешил мой командующий Императорской главной квартирой генерал Артемьев. Отдав честь итальянскому монарху, он обратился ко мне:
– Государь! Срочное сообщение из объединенного штаба войск Антанты в Орлеане. По поступающим первичным докладам с мест, во Франции немцы прорвали шестидесятикилометровый фронт на участке Мелен – Санс и, форсировав Сену, заняли несколько плацдармов. Похоже, что основные силы немцев наступают на Дурдан, очевидно имея целью овладеть городом и перерезать магистральную дорогу Шартр – Париж. В настоящее время противник углубился на пятнадцать километров и, по поступающим паническим сообщениям из Ла Ферте-Але, находится на подступах к этому городу. Одновременно с этим со стороны северной группировки германцы нанесли удар в охват Парижа на участке от города Лувье до Мантла-Жоли. На этом участке фронт шириной в пятьдесят километров прорван на глубину до десяти километров. Фактически бои ведутся на окраинах города Удан, в случае падения которого германцы перережут дорогу Дрё – Париж.
Генерал закрыл папку и сообщил очевидное:
– В случае падения Дурдана и Дрё, Париж и Версаль окажутся в окружении.
Новость была откровенно плохой. Но в ней был и позитив. Силы, которые задействовали немцы в этой операции, достаточно велики, чтобы свести к минимуму шанс сосредоточить большую группировку где-то в ином месте. Так что, скорее всего, вся история с майором и его германским самолетом – дымовая завеса, призванная отвлечь нас от Франции и удержать войска в Италии. Хотя тут ничего нельзя исключать. Может оказаться и ровно наоборот. Немцы уже удивляли, и не один раз, а сил из России они вывели много.
– Насколько там сплошной фронт или это просто прорыв отдельных подразделений германской армии?
– Пока трудно сказать, ваше величество. Сообщения разрозненные и часто противоречат друг другу. Это может быть полномасштабное наступление армейского уровня, а могут быть и действия отдельных ударных батальонов Рора, поддержанные кавалерийскими частями. Однако как бы то ни было, государь, смею напомнить, что именно по такой схеме немцы уже неоднократно в этом году прорывали французский фронт на разных участках. И схема показала свою успешность. Так что опасность действий даже ударных батальонов, в условиях неразберихи и неустойчивости французского фронта, я бы не преуменьшал.
Ну, может быть, и так. А может быть, и сяк. И тогда все наперекосяк. Гудериана с его танками у немцев, конечно, нет, но…
– То есть мы не знаем, ввели ли немцы в бой основные силы?
– Никак нет, государь. Данные уточняются. Разведка затруднена действиями германской авиации, а доверять паническим докладам с мест у нас нет оснований.
– Это скверно, Василий Васильевич. Что ж, командуйте протокол «Бастион». Сбор через четверть часа в… Где соберется объединенный антикризисный штаб?
Вопрос был адресован тестю, и тот, помолчав несколько секунд, сообщил:
– В зале Королевского Совета. Там рядом технические службы и связь.
– Наших всех соберите в соответствии с протоколом, и подтягивайте союзников туда же. И найдите мне баронессу Эфрусси де Ротшильд. Это срочно.
Я кивнул генералу Артемьеву и, проследив за тем, как он испаряется, спросил:
– Через сколько у тебя следующая торжественная встреча монарха на пороге дворца?
Король взглянул на часы:
– Через сорок минут должен прибыть Борис Болгарский. Время есть, так что пойдем ко мне в кабинет.
– Пойдем.
Мы кивнули женам и покинули зал приема. Дамы как-нибудь без нас разберутся со своими переживаниями. Не до сюсюканий сейчас.
Виктор с явным облегчением опустился в кресло, и я последовал его примеру. Облегчение тестя мне было понятно. Вряд ли ему нравится смотреть на меня снизу-вверх. Одно дело, когда мы сидим в удобных креслах, а другое – если стоим. Ибо мои 186 сантиметров роста против его 153 – это, скажу я вам, зрелище не для слабонервных, а у него и так комплекс на этой почве.
Впрочем, рост в делах государственных не самое главное. Вот Ники ниже меня. Или вот, к примеру, Наполеон…
– Ты допускаешь мысль, что эта история с ошибочной посадкой немецкого аэроплана просто дезинформация, призванная удержать наши силы от переброски во Францию?
Король кивнул, хотя без особого убеждения.
– Допускаю. Равно как допускаю и ситуацию наоборот, что наступление во Франции лишь отвлекающий маневр, а основной удар будет нанесен в Италии. Во-первых, похоже, что фронт под Парижем уже посыпался, а даже наши передовые войска из Италии будут перебрасываться как минимум несколько дней, и никто не может спрогнозировать, удержится ли Орлеан и не сдадут ли Париж к тому времени. Разумеется, если там и в самом деле генеральное наступление. А во-вторых, наша разведка действительно фиксирует необычайную активность немцев на севере Италии. Разумеется, это может быть демонстрацией, но тем не менее скопление германских и австрийских сил там действительно имеет место. Вопрос только в масштабах сосредоточения и готовности их наступать. Во всяком случае, мы подняли в небо всю авиацию на этом участке, включая морскую, а также аэростаты наблюдения. Пытаемся все же определить размеры германской группировки и места ее сосредоточения. Однако особой надежды у меня нет. Немцы наверняка замаскировали свои позиции. Сообщают о повышенной активности германских и австро-венгерских истребителей, которые серьезно мешают вести наблюдения. Такая концентрация аэропланов противника в воздухе весьма необычна.
– Понятно. Что ж, раз небо наполнилось итальянскими и прочими аэропланами, то в Берлине не могут не понимать, что сохранить в секрете операцию не удалось.
– Или, наоборот, что операция дезинформации идет по плану и заставляет нас отвлекаться от ситуации во Франции.
– Может, и так. Может быть, и эдак. Черт знает, что такое!
Виктор невесело усмехнулся и согласился:
– Это точно.
– М-да. Немцы нас опять переиграли, а наши разведки опять все проспали. Про французскую и говорить нечего, но наши разведки? Британцы где, в конце концов! Вообще мышей не ловят, дармоеды. И, кстати о Франции, где сейчас наш царственный мальчик?
– Его сейчас встречает мой местоблюститель на вокзале Рима.
– Ты будешь его встречать на пороге дворца, не так ли?
Король кивнул.
– Разумеется. Таков протокол.
– Не пугай его сильно. Мы должны удержать его от необдуманных шагов, а то мальчишка может и дров наломать с перепугу.
– Ну, это вряд ли. Не думаю, что королева-мать позволит ему сделать глупости. Насколько я могу судить, она там весьма цепко держит все нити вокруг него.
– Может, и так, но и ее саму нужно уверить в нашей поддержке. Иначе мальчик не сделает то, ради чего приехал. Нам это будет не совсем кстати. Он нам нужен.
– Согласен. И нам нужно любой ценой избежать внешних признаков паники или неуверенности. В нынешней ситуации только уверенность и твердость могут помочь избежать катастрофы, особенно на фоне сообщений из Парижа.
– Да. Как говорится, наша решимость провозгласить Novum Pax Romana как никогда сильна и велика. Так что тебе, мой дорогой друг, сегодня будет непросто, на тебе весь протокол сегодняшнего дня.
Тот кивнул, соглашаясь.
– Да, одних протокольных встреч монархов целый список, не говоря уж о переговорах и прочем. И это все такой острый момент!
– Вероятно, немцы что-то знали.
– Нашел время для шуток. Мне еще папе римскому придется улыбаться по поводу этого позорного договора!
– Ну, на какие жертвы не пойдешь ради великой цели. В любом случае нам с тобой в Ватикан сегодня придется ехать, не так ли?
Король Италии хищно усмехнулся:
– Да, ради этой великой цели я наступлю на свою гордость и поеду.
– И я поеду, потому что вопросы наши надо урегулировать. Бенедикт XV нам нужен как союзник, а не в качестве проблемы. Что касается фронтовых дел, то, если ты не возражаешь, я вновь выступлю в качестве главнокомандующего Балканским направлением, в которое входит Итальянский фронт. Постараюсь воспользоваться своим влиянием для координации всех сил союзников не только на Балканах, но и во Франции. Хотя, откровенно говоря, я не испытываю ни малейшего удовольствия от необходимости командовать в Риме.
– Novum Pax Romana. От Атлантики до Тихого океана. Так что почему бы и нет? Ты уже не раз доказывал миру свою удачливость и свой военный гений. Яви его миру еще раз.
Я внимательно посмотрел на тестя, но так и не понял, чего было больше в этой фразе – ответной шутки, подначки, иронии, издевки или же за этим всем скрывалась надежда на чудо, в которой он не хочет признаться и сам себе.
– Что-то меня пугает твое настроение, Виктор.
Тесть покачал головой.
– Нет, я в порядке. Но войск на этом участке фронта у нас действительно мало. Наши силы непомерно растянуты, однако нельзя объять необъятное. Слишком мы увлеклись новыми территориями, пытаясь соответствовать статусу империи, слишком понадеялись на то, что немцы больше не могут наступать. И вот результат. Но хуже другое – если немцы действительно ударят завтра на рассвете, то это будет иметь катастрофические политические последствия. Гинденбург, разумеется, знал о том, что планируется коронация, равно как и знал, что на нее съедутся все основные монархи Европы и все наши соседи. Так что это будет звонкая пощечина. Очень звонкая.
– Если она вообще состоится. Откровенно говоря, Виктор, я считаю это либо дезинформацией, либо глупейшим предприятием, какое только могли измыслить в Берлине. Нанести такую откровенную оплеуху Италии и именно в этот момент – идиотизм. В момент, когда в Риме собрались основные монархи Европы, не считая британского и бельгийского. Такая эскапада не может пройти незамеченной, но эффект будет совсем иным. И мое частное мнение таково, что нам необходимо воспользоваться наличием в Риме монархов всех основных сопредельных держав. В этой ситуации вся эта история с немецким майором может сыграть нам на руку. Франция далеко, и все понимают, что судьбу войны решать будут великие державы, а значит, вряд ли наши балканские соседи захотят так уж рваться спасать Францию. Удар же на севере Италии может серьезно осложнить ситуацию в их регионе. Возможно, не все из них хотят усиления Италии, но если фронт на Балканах рухнет, то не поздоровится в первую очередь именно им самим.
– Согласен, это может сыграть. Можем подать новость так, чтобы было ясно, что мы поверили и всерьез опасаемся. Впрочем, мы и вправду опасаемся, и весьма всерьез.
Прикинув в уме расклад, добавляю:
– И еще. Мне кажется, наш фейерверк в честь коронации нужно сдвинуть на сегодня. Это придаст уверенности всем, включая наших Балканских союзников.
Виктор помолчал.
– Ну, в таком случае принц Людвиг Амедео должен немедленно вылететь на место.
– Думаю, что ему не в первый раз. А после операции «Око бури» у нас будет возможность использовать их для действий на севере и прикрытия наших сил там.
– Что ж, на том и порешим пока. Действуем так, как и было запланировано, с учетом изменившихся обстоятельств.
Телеграфное агентство России и Ромеи (ТАРР).
24 сентября (7 октября) 1917 года
Сегодня пришло сообщение о том, что на линкоре «Император Николай I» поднят Андреевский флаг. Линкор стал третьим кораблем серии, который находится на боевом дежурстве в составе Южного флота Единства.
Напомним читателям, что в Севастополе успешно завершен подъем линкора «ИМПЕРАТРИЦА МАРИЯ», затонувшего вследствие германской диверсии. Возвращение в строй головного корабля серии намечено на 1918 год.
По задымленным улицам Митавы военная колонна продиралась, объезжая завалы и воронки. В целом бой за город закончился, хотя отдельные очаги сопротивления немцев еще огрызались и зачистка еще не была завершена.
Но граф Слащев приказал двигаться вперед со всей возможной спешностью, несмотря на риск попасть под пулеметную очередь, подорваться на мине или банально влететь в воронку от разрыва снаряда.
Вперед, к складам!
В любой момент могло случиться непоправимое, и лишь надетые заблаговременно противогазы могли спасти от ядовитого облака, которое могло выплеснуться волной из-за ближайшего поворота.
Сквозь стеклышки противогаза Слащев видел смутные фигуры снующих между домами и среди развалин людей в русской военной форме, и судя по тому, что он мог наблюдать, далеко не все солдаты выполнили приказ. Воевать в противогазе неудобно, да и ни черта не видать, поэтому многие предпочитали понадеяться на свою сноровку, чем банально получить пулю по причине того, что не разглядел притаившегося врага.
Слащев их понимал, тем более что тренировки с противогазами проводились постоянно и у многих процесс натягивания на лицо маски был доведен буквально до автоматизма. Понимал, хотя и сам он, и его бойцы поголовно, все они двигались вперед, не снимая противогазов. В их как раз случае шанс глотнуть отравы куда выше, чем словить пулю.
Вот, наконец, последний поворот, и от сердца у графа отлегло. Склады стояли на месте, а у распахнутых ворот стояли бойцы в маскировочных накидках ССО.
Мотоциклы с рокотом выехали на площадь, привычно разъехавшись веером и прикрывая своими пулеметами внешний и внутренний периметр оцепления.
Слащев распахнул дверцу авто и вышел.
– Ваше сиятельство! Подполковник сил специальных операций Анатолий Емец. Имею честь доложить об успешном выполнении операции. Склады взяты под охрану, угроза взрыва устранена. Потерь не имеем.
Граф пожал руку командиру десанта.
– Вы вновь блестяще провели операцию, подполковник! Благодарю вас от лица командования!
– Честь в служении!
– На благо Отчизны. Как все прошло?
Емец усмехнулся.
– В лучшем виде, ваше сиятельство! Нарочно не придумаешь. Взяли мы ночью одного фельдфебеля немецкого в качестве «языка», вдумчиво поспрашивать хотели, а он, увидев нас, сразу так обрадовался, словно родных встретил.
– Интересно. Что ж так?
– Говорит, что не хочет брать грех на душу. Мол, склады заминированы и готовы к взрыву, а на рассвете должен приехать грузовик и офицер, который, собственно, и будет командовать самим подрывом. Охрану складов должны были тут же отправить в тыл, но потом вдруг сказали, что людей мало и им придется участвовать в акции устрашения. А они простые тыловики, вчерашние бюргеры, и им такая перспектива совсем не по нраву, чтобы их потом судили как военных преступников. Тем более что в Митаве среди населения много немцев. В общем, потолковали мы с ним, и он вызвался уговорить своих сдать нам склад.
– И вы ему поверили, подполковник?
Тот пожал плечами.
– Ну, поверить, положим, не поверил, но рискнуть рискнул. Было что-то в его глазах. Он не только умирать не хотел, но и мараться тоже. Может, и вправду верующий. Или сильно осторожный. Не знаю. Но пошел он и договорился со своими. Сдали они нам объект на условиях, что, мол, они героически сражались, но силы были не равны и все такое. Чтоб, значит, не звучало в новостях, что они добровольно нам склады передали. Ну, я подумал, что ничего такого в такой просьбе нет, и дал согласие. Посидят в плену полгода-год и поедут к себе в Фатерлянд жить-поживать.
Слащев хмыкнул.
– Везет тебе, Емец, на такие чудеса. То мосты купил в Восточной Фракии, то склады в Курляндии.
– Обижаете, ваше сиятельство. За мосты, да, имел место такой факт, но за склады в Курляндии мы денег не платили. Да и не взял бы их фельдфебель. Не ради денег он. Вижу я натуру человеческую и не предлагаю того, чего он делать не станет.
– А предлагаешь то, к чему душа его стремится?
– Ну, навроде того. Алчен – предложу денег, верующий – спасение души, трусоват – жизнь, тщеславен – славу. Ничего в этом нет особо нового. Человек слаб, и нужно в нем эту слабость найти. Я и ищу.
– Молодец. Так, а что с командой и офицером тем? И где они вообще?
Подполковник указал на какой-то сарай, который охранялся полудесятком часовых.
– Ну а что там могло быть. Притаились, встретили, проводили отдыхать. Даже особо стрелять не пришлось. Гауптман немецкий, кстати, отдельно отдыхает, я его приказал особо охранять, уж больно у него в портфеле бумаги были интересные. Да и офицер он, как же ж можно держать его с солдатами? Гаагская конвенция и все такое. Мы ж не варвары.
Слащев рассмеялся.
– Да, братец, а ты еще тот рассказчик! Ну, веди, показывай трофеи.
– Ну, это мы всегда рады. Прошу, ваше сиятельство. Там есть на что посмотреть, уж поверьте моему слову. А взрыватели мы уже сняли.
Несколько минут граф осматривал склады и прикидывал, сколько здесь всего и сколько тысяч погибло бы, если бы это все взорвали.
– М-да… Вот что, Емец. Вызови сюда спецов из Военно-пропагандистского управления. Думаю, что они знают, как это все подать миру.
– Слушаюсь, ваше сиятельство.
– И да, готовь место под орден. Подам на тебя сегодня представление на Михаила или, если не получится протолкнуть, то как минимум на Георгия. Но я постараюсь.
– Благодарю, ваше сиятельство. Честь в служении!
– На благо Отчизны.
– Что случилось? – Маша обеспокоенно смотрела на меня. – Точнее, что еще случилось?
– Немцы прорвали фронт во Франции севернее и южнее Парижа. Есть риск окружения. Правда, пока неясно, насколько там все масштабно и плохо. Но если там все всерьез, то имеются обоснованные сомнения, что франки долго продержатся в окружении без снабжения и сидя на руинах. Там нет больших припасов. Хорошо еще, что король с мамой сейчас в Италии и мы сможем его здесь удержать от глупостей типа капитуляции. Пусть сделает то, ради чего они приехали. Пусть станет императором.
Царица прошлась по нашим апартаментам.
– Но как же мальчик будет короноваться в таких условиях? Ведь если Париж падет, то…
Киваю.
– То он должен будет продолжать войну до зримой победы, иначе он не усидит на троне. А ничто так не требует реванша, как унижение и позор. Так что в этом плане падение Парижа, как это ни парадоксально, может быть нам на руку. К тому же немцы еще глубже увязнут во Франции и у них будет меньше сил на Россию и Италию. Посему у меня к тебе просьба.
– Да, любимый.
– Вскоре приедет юный король и его мать. Постарайся наладить с ними отношения. Или не сильно испортить с его мамой, а она, насколько я знаю, стерва еще та. Пригласи пацана в Россию, расскажи про Звездный лицей, про Георгия и его банду, ну, и все такое. Судя по тому, что они все же не послушали британцев и всетаки приехали на коронацию в Рим, определенные шансы втянуть Францию в свою сферу влияния у нас есть. И раз уж Мостовский так героически и глупо погиб, спасая их, то надо ненависть к бошам и симпатии к России развивать, пока эмоции еще не остыли.
– Хорошо. А что еще не случилось?
– Возможно, это хитрая дезинформация, но есть перехваченные сведения о том, что завтра в четыре утра немцы нанесут удар в районе Лайбаха в направлении на Триест. Твой отец говорит, что такого удара оборона в том месте не выдержит. Пытаемся принять меры.
Императрица остановилась и некоторое время задумчиво смотрела в окно.
– Да, это будет очень болезненно. Начинать историю империи с крупного поражения. В Риме, в новом Риме, тут же вспомнят о позоре поражения от диких германцев в Тевтобургском лесу. Не говоря уж о том, что это сильно подорвет сами усилия отца по формированию имперской нации римлян на основе итальянцев.
– Согласен, ситуация неприятная. Но пока не смертельная. Кстати, как мама?
Маша устало опустилась в кресло и помассировала виски.
– Мама волнуется очень. И очень напугана тем, что в нас кидали бомбу, и тем, что кричал этот безумец.
– Признаться, меня это тоже беспокоит. Слухи пойдут разные, и не факт, что нам удастся все купировать. Тем более здесь, в Риме. А эти слухи могут непредсказуемо наложиться на известия о возможном ударе немцев на севере Италии, плюс на прорыв германцев во Франции. Но особенно меня беспокоит тот факт, что группу террористов, которую выслали по наши души, мы пока не поймали. Так что, моя радость, сделай одолжение – не подходи к окну, особенно если в комнате горит свет. Помни, что ни Климович, ни твои горцы не смогут защитить тебя от пули снайпера.
Сводка Центринформбюро Единства.
24 сентября (7 октября) 1917 года
За истекшие сутки доблестные войска Империи Единства продолжали проводить успешные наступательные действия в русских Прибалтийских землях. Благодаря слаженным действиям силами 12-й армии под командованием генерала от инфантерии Владимира Горбатовского, наша армия освободила от германских оккупантов важнейший железнодорожный узел Митаву.
Отступая из города, германские варвары взорвали ряд зданий общественного и культурного назначения, однако в результате блестяще проведенной операции подразделениям сил специальных операций под командованием прославленного генерал-лейтенанта генерал-адъютанта графа Якова Слащева-Босфорского удалось предотвратить ужасное преступление – взрыв складов с отравляющими газами, которые использовались для обстрела мирного населения Риги.
Все приготовления складов к взрыву и сами баллоны с химическим оружием тщательно документированы, опрошены десятки свидетелей, сделаны сотни фотографий и отсняты десятки тысяч метров кинопленки. На склады и на места взрывов домов приглашены представители Красного Креста и пресса, включая репортеров из Швеции, США, Великобритании, Италии и Франции. Все собранные материалы будут переданы в распоряжение будущего Международного трибунала.
Разминирование улиц и зданий Митавы продолжается.
К исходу суток армия Единства полностью выбила противника из Курляндии, тем самым завершив историю героической обороны Риги и Рижского укрепрайона. Угроза русской Риге полностью устранена!
На участках Северного и Северо-Западного фронтов продолжается наступление 3-й и 10-й армий в направлении на Вильно и Ковно. В составе 3-й армии свое боевое крещение принял экспедиционный корпус Сиама.
На участке Западного фронта перешли в наступление на Варшаву русские Особая и 11-я армии. В составе наших войск действует бригада польских добровольцев, сформированная из поляков – подданных русской короны. Польские добровольцы полны решимости освободить столицу Царства Польского от германской оккупации.
Недалек тот день, когда вся русская земля будет полностью освобождена и знамя Богородицы будет гордо реять по всей нашей империи.
Протягиваю руку для рукопожатия.
– Рад познакомиться с вами, мой царственный брат.
Девятилетний мальчик, стараясь сохранять невозмутимость на юном лице, жмет мне руку.
– Для меня честь познакомиться с вами, мой царственный брат. Жаль, что наша встреча произошла при таких тяжелых обстоятельствах. Вы, вероятно, уже слышали о боях вокруг Парижа?
Киваю. Вот интересно, это он сам такой умный или мама заставила разучить текст? Надо будет уточнить у графа Игнатьева. Но судя по цепкому взгляду, этот малец далеко пойдет.
– Уверен, Генрих, что это временные трудности. Франция уже не раз доказывала свое величие и свою решимость победить. Россия и Ромея искренне скорбят о вашем отце.
– Благодарю, Михаил. Мы благодарны России и Ромее за поддержку, и за мсье Мостовского, который спас нам жизнь. Мы этого не забудем.
Склоняю голову.
– Наше державное Единство всегда готово протянуть руку помощи братской Франции и подставить плечо в трудную минуту. В связи со сложившейся ситуацией на фронтах, мы собрали Совет глав государств, куда я приглашаю и вас. Вместе мы выработаем стратегию наших действий.
Явно польщенный мальчик кивнул, стараясь не выдать чувств.
– Благодарю вас, Михаил. Я готов принять участие в работе Совета.
Склонив голову, я передал юного короля в цепкие ручки Маши, которая тут же взяла его в оборот со всем своим обаянием. Я же обратил свой взор на одетую в траур молодую женщину.
– Рад знакомству с вами, Изабелла. Нас всех потрясло известие о гибели вашего царственного супруга. Жаль, что мне не довелось быть знакомым с ним лично.
Красивая молодая женщина. Моя ровесница. Обаятельная и властная. Такая своего не упустит и точно не станет марионеткой у военных. Ну, посмотрим. У военных может быть свое видение ролей в государстве. А у королевы может возникнуть необходимость в могущественных друзьях.
Юный Генрих, кстати, пошел в отца, в тот типаж, который скорее можно охарактеризовать как хищный, чем благородный и утонченный. Узкое, несколько «крысиное» лицо, тонкие губы, острый нос. И взгляд. Могу только представить, какой у него будет взгляд лет через двадцать-тридцать, когда наберется опыта и станет полноправным монархом.
– Благодарю вас, Михаил. Мой царственный супруг гордился бы знакомством с вами. О вас только и говорят в мире. Уверена, что между нашими империями установятся очень тесные и дружественные отношения.
Ну, глядя на мальчика, я как-то не уверен в правдивости слухов о том, что он не сын покойного Иоанна III, хотя как знать, как знать. Свечку там никто не держал. Но эта мадам точно своего не упустит. Тем более сейчас, когда можно быть и веселой вдовушкой, и королевой одновременно.
– Я тоже верю в это, Изабелла. Пока наш царственный хозяин принимает новых гостей, я возьму на себя смелость пригласить вас на Совет. Ситуация очень непростая, и нам нужен свежий взгляд.
– Благодарю. Я принимаю ваше приглашение.
Настала очередь улыбаться Маше, которая уже, похоже, совершенно очаровала мальчика. Что ж, королеву так не очаруешь, а сына она легко переочарует обратно.
– Приветствую вас в Риме, Изабелла. Рада знакомству с вами. Как добрались?
– Благодарю вас, Мария. И я рада знакомству. Королевский поезд хорош, вид на Альпы прекрасен, а вот новости из Парижа просто ужасные.
Маша сочувственно кивнула.
– Да, я знаю. Это война. Надеюсь, после войны вы окажете нам честь, посетив Россию и Ромею? Там много чудесных мест.
– Спасибо, Мария, я принимаю ваше приглашение. При первой же возможности мы посетим вашу страну. И вас приглашаю во Францию. А вы не скучаете по Италии?
Императрица улыбнулась королеве.
– Случается, но я не так давно покинула Рим, и вот я снова здесь. Но дом мой теперь там – в России и в Ромее. В Единстве.
– Я слышала, что вы стали совсем русской.
– Да, Изабелла. И горжусь этим.
Прислушиваясь краем уха к их «воркованию», понимаю, что испытывают они взаимную неприязнь и обе не особо стараются это скрывать. Ох уж мне эти женские разборки!
А пока мне улыбается и смотрит в глаза Изабелла-младшая. Вот же семейка!
Новый обмен протокольными фразами и дежурными комплиментами. Мучаем себя, как при царском режиме.
И вот встретились две бывшие конкурентки в борьбе за российский престол. В глазах Маши угадывалось некое иронично-насмешливое выражение превосходства, какое бывает у человека, достигшего финиша первым и пожинающего все лавры славы, пока другие все еще бегут из последних сил к заветной черте.
Изабелла же поглядывала на императрицу с плохо скрываемыми неприязнью и завистью, с каким-то выражением типа «на твоем месте должна была быть я!». И совершенно ей очевидно, что коронуйся ее папа раньше, будь она дочерью правящего во Франции монарха, то никакая малолетняя итальянская выскочка не украла бы у нее великое будущее – быть государыней императрицей державного Единства России и Ромеи. И прочая, прочая, прочая…
Уверен, что эту тему мать и дочь обсуждали очень много раз. В том числе и по дороге в Рим.
В общем, вижу, что девочки подружатся.
Оглядев любезничающих дам, в очередной раз убеждаюсь, что выбор я сделал правильно. Маша для меня лучше во всех отношениях, включая внешние данные. Изабелла-то в папу своего пошла.
К тому же в качестве приданого у Маши была Италия.
Novum Pax Romana.
Телеграфное агентство России и Ромеи (ТАРР).
24 сентября (7 октября) 1917 года
ВАТИКАН: Сегодня, в присутствии короля Италии Виктора Эммануила III и Папы Римского Бенедикта XV, в Латеранском Апостольском дворце (Palazzo Laterano) состоялось подписание документов о правовом урегулировании взаимных претензий между Италией и Святым Римским престолом. Соглашения определили права и привилегии Римско-католической церкви, а также её статус в Итальянском Королевстве.
В числе подписанных документов договоры, финансовая конвенция и конкордат. В частности, договор о признании Италией светского суверенитета Святого престола, включая международные дела, признание суверенных границ Ватикана, суверенного статуса территории, управляемой Святым престолом.
Италия признает католицизм единственной государственной религией королевства, а также объявляет нерабочими днями 10 церковных праздников и воскресенья. Договор предусматривает широкое привлечение духовенства в систему просвещения Италии и признание итальянским государством организации «Католическое действие».
В свою очередь, епископы обязываются присягать на верность королю Италии как главе государства.
Королевство Италия согласилось выплатить Святому престолу 750 миллионов лир в 5 %-х ценных бумагах в обмен на отказ Ватикана от любых финансовых претензий к Италии, которые возникли после аннексии Папской области.
Документы подписали: от Италии – премьерминистр Витторио Орландо, от Ватикана – государственный секретарь Святого престола Пьетро Гаспарри.
Телеграфное агентство России и Ромеи (ТАРР).
24 сентября (7 октября) 1917 года
Продолжается Высочайший визит в Италию Е. И. В. и В. ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА МИХАИЛА АЛЕКСАНДРОВИЧА и Е. И. В. Благословенной ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ МАРИИ ВИКТОРОВНЫ.
ВАТИКАН: Сегодня состоялась встреча Е. И. В. и В. ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА МИХАИЛА АЛЕКСАНДРОВИЧА и Папы Римского Бенедикта XV, на которой были обсуждены вопросы межгосударственного сотрудничества и церковных отношений.
По итогам встречи был подписан конкордат, регулирующий правовое положение Римско-католической церкви в России и Ромее и отношения Империи Единства со Святым престолом.
В частности, определено, что все священники РКЦ назначаются из числа российских (ромейских) подданных, епископы католические назначаются с Высочайшего согласия ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА. Священники же назначаются уведомительно, однако ИМПЕРАТОР может отказать в их аккредитации.
Оговорен порядок прозелитизма, который ограничен стенами католических храмов и соборов, а порядок создания и распространения любой религиозной литературы на территории Единства регулируется государственными органами.
Напомним нашим читателям о том, что вчера, 24 сентября сего 1917 года, в Ватикане и Константинополе состоялось одновременное снятие анафем, провозглашенных в 1054 году. В совместной декларации Вселенский патриарх Герман V и Папа Римский Бенедикт XV заявили о том, «что они равным образом сожалеют и желают изъять из памяти и среды церковной акты отлучения, которые затем последовали и воспоминание о которых до наших дней служит препятствием к сближению в духе любви, и предать их забвению».
863-летняя вражда между братскими Апостольскими Церквями закончена. Великие понтифики возродили дух взаимной христианской любви и взаимоуважения.
Из интервью маршала Франции
Луи Юбера Гонзалва Лиотэ герцога де Мелен
редактору всеимперской газеты Le Soleil
шевалье Полю Франсису Безене[88]
Виши, 06.10.1927
– Ваша светлость, мы беседуем с Вами в канун «Меленского чуда», когда в грозные октябрьские дни 1917-го нам удалось остановить наступление бошей под Парижем. Сегодня много споров о тех днях. Действительно ли захват Меленского плацдарма немцами был так опасен?
– Дорогой Поль, сегодня, когда нашу страну бережет не только верная Франции и трону полумиллионная армия, но и братские армии обеих Римских империй, просто судить о том, что в октябре 1917-го нам ничего не угрожало. Многие уже забыли, что мы только что оправились от предательского восстания в Париже, да и сам он лежал в руинах. Что половину нашего фронта подпирали армии союзников, а в наших частях на передовой поштучно выдавали патроны. Многие запамятовали что чуть ранее пал Нант и только доблестное ополчение Гавра, с необстрелянными до этого американцами и сборными полками из наших отступающих частей, держало немцев от выхода к Па-де-Кале. Многие не понимают, какой тяжелый удар был нанесен немцами по французскому духу и порядку после подлого убийства в Орлеане августейшего отца нашего императора бомбардировщиками алеманов. Скажу кратко – у нас не было резервов совсем. Союзники не могли прислать нам вовремя войска, а те части, что поступали, были малы. И мы вынуждены были отправлять их в бой прямо с марша. Да, тогда буквально всё висело на волоске, и только Господь уберег нас.
– Но, мон маршаль, нам же тогда удалось остановить пруссаков! Вы же сами возглавили тогда войска!
– Шевалье, Вы же сами были тогда там и знаете не понаслышке о том, что только чудо нас и спасло. Немцы захватили мосты у Сен-Жерман-де-Корбей и Фортейн-ле-Портом, прорвали наш фронт под Меленом и устремились в образовавшуюся там десятикилометровую брешь. Нам пришлось снимать русские полки и ополченцев из-под Парижа и поворачивать поезда со свежей американской бригадой на Кели. Если бы немцы бросили еще пару дивизий в прорыв, нам бы пришлось оставить Париж. Мы боялись, что не удержим и Орлеан.
– Мон маршаль, мы бы не отдали Париж! Я был в ополчении и бился вместе с русскими у Оверно. Нам некуда было больше отступать. Как сказал кто-то из русских, «за Сеной для нас с вами земли нет!»
– Да, шевалье, я помню подвиг Парижского ополчения. Сыны и дочери Парижа своей кровью смыли с Франции позор Коммуны. Но не только ваше мужество и русская доблесть остановили врагов. Бог был с нами! Немцы самонадеянно оторвались от снабжения, а «Неукротимый Дуг»[89] со своей «Радужной» дивизией снес немецкий авангард под Кели, вышел к Сене и лишил стоявших против вас вюртенбергцев снабжения. Национальные гвардейцы США хорошо показали себя против ветеранов Рейхсвера. Они полностью изменили тогда моё мнение о том, что за океаном нет настоящих бойцов и генералов.
– Да, немцы не ожидали удара, но ведь они могли ударить теперь уже нам во фланги!
– Мы очень боялись этого. Потому англичане спешно перебрасывали свежую дивизию под Париж. Мы рассчитывали и на американских морпехов, но упрямец Першинг увел их с собой в Гавр, который и так был прикрыт пушками нашего флота и Гранд-Флита.
– Так почему же немцы не продолжили наступать? Наши силы тогда были ничтожны, мы только через три дня смогли полностью прикрыть фронтом их плацдарм.
– Провидение, мой друг, Провидение! И мы, и немцы действовали «в тумане войны». Ни мы, ни они не знали планов противника. Ни им, ни нам не удалось найти новой Маты Хари… У немцев не было резервов на участке прорыва из-за ошибок планирования операции. Удар, как потом оказалось, был отвлекающим. Гинденбург рассчитывал отвлечь последние резервы Антанты из Италии и Нормандии.
– Но ведь немцы могли снять силы с соседних, более спокойных участков фронта? Они же знали, что мы не можем наступать!
– Они так и сделали. В день, когда вы, мой друг, сражались под Оверно, немецким командованием во Франции были сняты гренадеры и гусары из-под Гавра, но во всей кутерьме тех дней они смогли сосредоточиться в Мелене только на третий день. А к тому времени фронт встал, плацдармы и мосты у Сен-Жерман-де-Корбей и Фортейн-ле-Порта мы ликвидировали… К тому же русские усилили натиск в Прибалтике и Словакии, Захватив Быстрицу и Тильзит… Не имея планов и четких указаний, немцы остановились и стали окапываться на Меленском плацдарме. Фронт снова застыл. А через неделю русские смогли перебросить нам ещё одну свою бригаду и половину нашей последней балканской дивизии. Вторая её половина уже высаживалась в Тире и была готова добыть нашему юному императору корону Сирии. Мы снова выстояли, и были уверены, что победили. Однако вы правы, если бы у немцев нашелся отчаянный генерал, если бы он не стал ждать приказов от командования, то мы вряд ли удержали бы тогда фронт. Или кто знает, как бы все повернулось, если бы не известная неразбериха тех дней в Германии, когда приказы перестали своевременно поступать.
– Ваше императорское величество. – Беатриса Эфрусси де Ротшильд присела в придворном книксене. – Вы желали меня видеть?
– Да, баронесса. Вести с фронтов заставляют меня быть кратким. Передайте тем, кто уполномочил вас сделать мне определенные предложения, что удар во Франции и возможный удар на севере Италии перечеркивают саму возможность переговоров о почетном для Центральных держав мире. Наши последние предложения передал граф Свербеев. Теперь вместо дипломатии заговорят пушки. Что бы там ни фантазировали в Берлине, но ни Франция, ни тем более Италия не выйдут из войны, а русские войска будут воевать до конца и, если потребуется, поднимут знамя Победы над Рейхстагом. Прощайте.
– Огонь!
Залп орудий главного калибра сотряс гладь моря. Тринадцать 305-мм снарядов устремились в сторону берега. Следом за флагманом объединенного флота обстрел начали итальянские линейные корабли «Andrea Doria», «Conte di Cavour», «Giulio Cesare», и линкоры Единства «Императрица Екатерина Великая» и «Император Николай I».
Командующий Адриатическим флотом Италии адмирал принц Людвиг Амедео Савойский, герцог Абруццкий, из-за переносов сроков операции был вынужден срочно вылететь из Рима, сменив по пути аэроплан на гидроплан, но дело того стоило, и он нисколько не жалел о том, что пропустит историческое событие – восстановление Римской империи и коронацию в соборе Святого Петра нового императора Рима Виктора Эммануила Первого.
Проводив взглядом эскадру римских бомбардировщиков, принц кивнул своим мыслям. Да, они тут устроят сегодня славный фейерверк в честь столь знаменательного события!
Шесть линкоров, крейсера и бомбардировщики представляли собой внушительную силу, которая не оставляла остаткам австро-венгерского флота в Сплите ни малейших шансов. Вне всякого сомнения, сегодня флот Австро-Венгрии перестанет существовать.
Отличный первый лист истории нового Classis Novum Pax Romana, как сказали сегодня два императора Рима.
Виктор Эммануил III обвел взглядом глав государств и государственных делегаций.
– Дамы и господа. У меня для вас две новости. Хорошая и плохая. Хорошую вы знаете: ситуация во Франции стабилизируется, и, судя по всему, немцы сами оказались не готовы к своему успеху. Момент упущен, и я уверен, что стратегического прорыва германцев на этом участке не произойдет. А теперь новость плохая: только что пришло сообщение аэроразведки – германские и австро-венгерские войска двинулись в сторону Италии, как и было указано в бумагах того немецкого майора. А сил там у нас слишком мало…
Глава XIV гибель богов. Финал
– Насколько это проверенные сведения?
Монарх Италии хмуро ответил королю Румынии:
– Это сведения нескольких наблюдателей, поступивших с разных участков фронта. Они выдвигаются.
Вице-президент Маршалл откинулся на спинку стула и поинтересовался:
– И чем может быть вызвано такое нарушение маскировки, если они вправду собираются наступать завтра утром?
Тесть с явным неудовольствием ответил:
– Там весьма сложный рельеф, и если исходить из того, что в четыре утра они собираются начать артподготовку, а само выдвижение войск начнется не раньше семи утра, когда уже достаточно рассветет, то исходные позиции немцы и австро-венгры должны занять уже сегодня, причем не позднее семи вечера, иначе они рискуют застать сумерки во время движения. Там и днем шею сломать немудрено, не говоря уж о лошадиных ногах.
– То есть мы можем уже с уверенностью говорить о том, что это не отвлекающий маневр и что дополнительных войск во Франции у немцев нет?
– Тут вообще трудно быть в чем-то уверенным, – Виктор выделил окончание, – господин вице-президент.
В голосе короля явственно слышался сарказм, и даже толстокожий американец понял, что перегнул палку с панибратством, поэтому ограничился в ответ лишь формальной вежливостью:
– Благодарю вас, ваше величество.
Маршалл был мрачен, и я его понимал. Если прорыв на севере Италии и вправду является генеральным наступлением, то это одно, а вот если удар все же будет во Франции, то все лавры американцев, внезапно полученные во Франции за счет операции генерала Макартура, могут быть обнулены, если не уйдут в минус, нарвавшись на разгром.
Замечаю:
– Я бы не исключал и возможность удара во Франции. Немцы всю войну славились неумением концентрироваться на одной цели. Так что удар может быть и там, и там, независимо друг от друга.
Генерал Жоффр кивнул мне:
– Я согласен с вами, ваше величество. Пока нет достаточных оснований считать, что у бошей нет резервов во Франции. Они вполне могут подтянуть войска с других участков фронта и даже задействовать французских инсургентов из числа частей так называемых «государств пояса». Откровенно говоря, я вообще не понимаю военного смысла удара в Италии – рельеф неблагоприятен, а во Франции бошам удалось создать плацдармы на левом берегу Сены.
Подал голос молодой принц Уэльский:
– Судя по тому, что германские бомбардировщики сегодня вновь бомбили города Британии, они действительно не научились концентрироваться на одной цели!
Реплика Эдуарда прозвучала двусмысленно, да так явно двусмысленно, что выходило, будто бы он чуть ли не обвинял Берлин в том, что немцы, вместо того чтобы бомбить Францию или Италию, опять бомбят Туманный Альбион.
Военный министр Франции нахмурился, остальные же просто обменялись взглядами.
Что ж, молод еще наследник британской короны. Порывист и несдержан.
Впрочем, насколько я помнил из моей истории, его эта порывистость останется с ним и дальше, да так, что тот, процарствовав лишь десять месяцев, отречется от короны ради брака с разведенной американкой. Что уж говорить про его нынешние двадцать три года, если он такое чудил в свои сорок два? Да и немцев он весьма уважал и любил, считая войну между Германией и Британией братоубийственной войной. И в будущем любил, и сейчас любит. Со всеми вытекающими.
И кто знает, когда в этой истории Эдуард взойдет на престол. Может, и не придется ему отрекаться ради американки. В любом случае это текущие моменты дипломатии. Хорошо хотя бы, французский король пока помалкивает, давая Жоффру говорить, а то бы еще и детей пришлось тут выслушивать.
Проигнорировав пустую реплику Эдуарда, отвечаю Жоффру:
– Однако как бы то ни было, выдвижение войск имеет место именно на итальянском участке. Скажу больше, скажу, как главнокомандующий Балканским направлением, ситуация там и в самом деле весьма критическая. И если у немцев с австрийцами там есть хотя бы две армии, то все, на что мы можем рассчитывать на этом участке, – это орудия главного калибра объединенного флота Италии и Единства. Но как вы понимаете, они смогут удерживать немцев на расстоянии не более 20–25 километров от побережья. Однако этого недостаточно для отражения наступления. Противник просто пройдет севернее и через пару-тройку дней будет в Удине, а еще через три-четыре дня обойдет Венецию и войдет в Падую. А там немцам будет открыто любое направление – хоть на Милан, хоть на Флоренцию. Повторюсь: войск у нас мало. На счету каждый полк. И если в предгорьях мы можем рассчитывать на эффективность обороны, то, как только немцы выйдут на равнину, они просто опрокинут итальянские оборонительные позиции, которые, по существу, остались с весенней кампании, и никто не предполагал их использовать вновь. Позиции растянуты, их обороняет единственная итальянская армия неполного состава. Остальные войска, как вам известно, растянуты от Франции до Палестины, от Балкан и до Анатолии. В сложившихся условиях неизбежно встает вопрос о возвращении в Италию войск из Франции и Балкан. Скажу больше, прибывшая в Рим ромейская бригада, которая по плану должна была усилить Русский экспедиционный корпус во Франции, сейчас вынужденно будет переброшена на север Италии.
– Это скверная новость, ваше величество. – Жоффр помрачнел еще больше. – А что, если это все же дезинформация? Нам эта бригада крайне важна во Франции, войск остро не хватает.
– Понимаю, генерал. Более того, войска, которые готовились к переброске из Ромеи в Марсель, будут сейчас отправлены в порт Венеции, а весь плавсостав Италии, который имеется на Адриатике, будет мобилизован для переброски итальянских войск с Балкан на север Италии. Поэтому обращаюсь ко всем соседям в этом регионе с просьбой предоставить для нужд нашего итальянского союзника все возможные плавсредства. Это во-первых. А во-вторых, будьте готовы прикрыть оголяющиеся участки фронта своими войсками.
– Я не могу сидеть взаперти. У меня в эти дни очень обширная программа. Меня ждут во множестве мест, как я туда не приеду?
– Маша, солнце, ты только что пережила покушение, мы знаем как минимум еще об одном готовящемся. Я тебя просил даже к окнам лишний раз не подходить, а ты рвешься куда-то на какие-то массовые встречи. Ты понимаешь, как это опасно?
– Понимаю.
– Похоже, что не понимаешь.
– Это ты не понимаешь! Я не развлекаться еду, меня там ждут…
– Террористы-бомбисты.
– Это мой долг. А бомбы… Что ж, бомбу в нас могут бросить когда угодно. Для этого есть охрана и ИСБ.
– Сегодня тоже была охрана и была ИСБ, а саквояж с бомбой упал нам под ноги.
– И не взорвался.
– Не искушай Господа своим упрямством и легкомыслием!
– Не уподобляйся моей маме, я уже от нее сегодня наслушалась!
– Я рад, что в этом дворце остались благоразумные люди.
Маша устало опустилась в кресло и помассировала свои виски. Присаживаюсь перед ней и беру ее ладошку в свои.
– Солнышко мое, кому и что ты пытаешься доказать? Я же вижу, что ты рвешься туда не только потому, что у тебя есть утвержденная программа. Это из-за слов того сумасшедшего?
Она подняла взгляд, и в глазах у нее была мука душевных терзаний.
– Я – должна, понимаешь? Если я не поеду, то все решат, что я испугалась. Слухи пойдут, усиленные пересудами и сплетнями. Никакой Суворин не сможет прекратить эти разговоры. Тем более в Италии. Если я спрячусь, то мы навсегда потеряем инициативу.
Качаю головой.
– Это безрассудство. Такое же, как выйти на арену Колизея, где тебя поджидают голодные львы. Своей глупой гибелью ты никому ничего не докажешь.
– Твое сравнение некорректно. Да, определенный риск есть, но это всего лишь риск, который присутствует во время любых массовых мероприятий с нашим участием, а вовсе не гарантированная казнь. Возможно, сегодня этот риск немного выше, но не настолько, чтобы я не могла высунуть нос на улицу. Как говорит русский народ: волков бояться – в лес не ходить, так ведь? К тому же если кому-то сильно захочется, то покушение может произойти прямо здесь, во дворце.
Видя, что я молчу, ободренная Маша мягко подводит итог:
– Вспомни, сколько времени мы обсуждали то, что я должна буду сделать и сказать в Риме. И для тебя не было препятствием то, что о готовящемся покушении уже было известно. Это тот одиночка был для нас неожиданностью, но ведь Климович и Ходнев целую операцию готовили для предотвращения именного того теракта, которого вдруг ты начал так иррационально опасаться. Это просто последствие испуга, тот сумасшедший смутил тебя своей бомбой и своими речами. Так что пусть все делают свою работу, а я буду делать свою. А Натали не отойдет от меня ни на шаг.
Мне оставалось лишь буркнуть:
– Если твоя Иволгина кого-нибудь застрелит, с итальянской полицией будешь сама договариваться.
Целую ее руку и говорю хмуро:
– Будь осторожна, прошу тебя.
Маша лукаво посмотрела на меня.
– Пусть они нас боятся. Пришло время взорвать старушку Европу.
Уже час корабли Балтийского флота обстреливали фортификации Мемеля, снося с лица земли все то, что удавалось засечь наблюдателям на аэростатах и воздушной разведке. И если прошлый обстрел был призван лишь разрушить инфраструктуру порта, то теперь речь шла о планомерном вскрытии систем обороны города.
Адмирал Бахирев поднял воротник, стараясь укрыться от пронизывающего ветра. Уходить в тепло рубки он категорически не хотел, явно демонстрируя команде, что он намерен делить с ними не только славу.
Ничего. Не долго уж осталось.
Кампания этого года на Балтике явно входила в завершающую фазу, и хотелось успеть закрепиться до наступления настоящих холодов.
Еще час, и транспорты с частями Черноморской морской дивизии начнут высадку десанта, открывая тяжелым кораблям доступ в Курш-Гаф, позволяя таким образом русским линкорам начать обстрел Кёнигсберга и поддержать своим огнем наступление на Тильзит 1-го кавалерийского корпуса генерала князя Долгорукова.
Национальная галерея современного искусства сегодня была полна посетителей. Разумеется, все они пришли сегодня не наслаждаться произведениями мастеров кисти, а послушать ту, чье имя вот уже два месяца было на устах всей просвещенной (и не только) Европы.
– Дамы и господа. Я рада встрече с вами. Уверена, что здесь собрались настоящие ценители искусства, меценаты, люди высшего общества и ревнители просвещения.
Маша говорила спокойно и уверенно, ничем стараясь не выдать своего напряжения.
– Троя. Илион. Никея. Александретта. Антиохия. Константинополь. Иерусалим. Жемчужины человеческой цивилизации. В Европе и Азии произошли изменения, которые даруют нам надежду на то, что мы сможем уберечь наследие предков и преумножить его. Константинополь вновь возвращен цивилизованному миру, а Ромея снова стала оплотом христианства в Малой Азии и на Ближнем Востоке. Цивилизация вновь пришла на эту землю, открыв человечеству доступ к сокровищам древнего мира, к произведениям искусства, к плодам человеческого гения.
Все слушали, ни единым звуком не нарушая тишину.
– Археология позволяет нам прикоснуться к наследию прошлых тысячелетий. Искусство дарит нам возможность увидеть образ и дух прошлого, узнать и увидеть тех, кто жил за многие годы и века до нас. История не только в строках пыльных архивов, но и экспонатах музеев, которые позволяют нашему прошлому стать осязаемым и материальным. И это не мрачная неподвижность пыльного склепа, это живой пульс времени, который может почувствовать каждый из нас.
Императрица сделала паузу, обводя взглядом притихший зал. Что ж, она их заставит сегодня раскошелиться. И не только сегодня.
– Как вы наверняка слышали, в Константинополе учрежден Императорский музей, где будут собраны лучшие образцы наследия человеческой цивилизации. Археологические находки, скульптуры, книги, картины. Мы будем рады приветствовать всех вас в этом музее. Отдельно я хотела бы выразить признательность принцу Франческо Массимо, баронессе Беатрисе Эфрусси де Ротшильд и Фердинанду Фосиньи-Люсинжу за щедрые пожертвования в фонды Императорского музея в Константинополе. Уверена, что миллионы посетителей музея будут с благодарностью изучать переданные вами картины и скульптуры, а Ромея и Россия охотно откроют свои объятия для таких настоящих меценатов, как вы.
И, как говорит дорогой муж, вишенка вам на тортик:
– В свое время многие ценности покинули Константинополь, но опасность миновала, так что пора им вернуться домой. Ведь Ромея стала домом для многих переселенцев и предпринимателей Европы. Добро пожаловать в Ромею, дамы и господа.
– Рад вас видеть, Сергей Николаевич.
Свербеев поклонился и степенно ответил:
– Благодарю вас, ваше величество. Сожалею, что дорожные обстоятельства помешали мне встретить ваши величества в порту.
– Пустое, граф. Все мы на службе Отечества. Как ваш вояж?
– Весьма и весьма содержательно, государь. Развернутый доклад вниманию вашего императорского величества.
– Благодарю, с подробностями я ознакомлюсь позже, а срочное вы мне расскажете устно, не так ли?
– Точно так, ваше величество.
– Вы успели вникнуть в наши местные дела?
– Не могло и быть иначе, государь.
– Что думаете?
– Мы наблюдаем третий акт европейской драмы этого года. Первый был в Петрограде в январе, второй в Константинополе в сентябре, третий – сейчас. Будет еще четвертый в Ялте и, вероятно, пятый – в Лондоне. Или наоборот. Никогда англичане не согласятся с тем, чтобы инициатива в европейских и колониальных делах ушла в другие руки. Тем более в руки русских и итальянцев. Для британцев это сродни личному оскорблению.
– И что вы скажете относительно либретто сей драмы?
Свербеев осторожно заметил:
– Никоим образом не претендуя на епархию спецслужб вашего величества, смею предположить, что нити сегодняшнего возможного покушения на ваши величества либо ведут в Лондон, либо в Америку, где, по сведениям русского посольства в США, весьма активизировался небезызвестный мистер Шифф, который стоял и стоит за множеством заговоров и акций против монархии в России, который считает русских императоров персонифицированным злом и врагом всех евреев мира.
– Сергей Николаевич, я высоко ценю работу нашего посла в США гофмейстера барона Бахметева, который действительно не зря ест хлеб в вашем ведомстве, но все же я попрошу вас лично держать руку на пульсе этих событий. В этом деле нет мелочей, как вы сами понимаете.
– Понимаю, государь.
– Итак, какие новости?
– Позволю себе в самом начале доклада немножко лирики.
Удивленно поднимаю бровь.
– Вот как? Вы и лирика? Любопытно!
Свербеев поклонился.
– С вашего дозволения, государь, я скажу одно лишь слово, которое охарактеризует мое впечатление от этого вояжа. Это слово – «истощение». В принципе, воевать страны Антанты еще могут, но так ли это на самом деле, не знает никто. Запаса прочности нет ни у кого, за исключением, возможно, США. Поэтому в целом, как вы ее называете, «инициатива Свербеева» нашла понимание в большинстве европейских столиц и в США. Предложенные условия звучат довольно привлекательно, особенно в сочетании с предложениями из Берлина. И это сочетание представляется многим выходом из тупика, в котором оказались основные воюющие державы. Все понимают, что это временная передышка, но пауза нужна почти всем. Хотя бы лет в десять, а лучше в двадцать. Разумеется, это все никак не отменяет сражения на дипломатическом фронте. Так, Лондон собирается провести некую конференцию, альтернативную встречам в Ялте, Риме и Константинополе. Рассылаются приглашения. Обхаживают Францию, традиционно плотно работают в Португалией, будут, конечно же, основные британские доминионы и, очевидно, США.
– Америка – это понятно. Как, впрочем, и Португалия…
– Прошу простить, ваше величество, но в Португалии все может быть не так уж и однозначно. Помимо официальных встреч во Франции мне был представлен португальский полковник Мануэл ди Оливейра Гомиш да Кошта, с которым я имел довольно продолжительную беседу и который проинформировал меня об имеющихся в определенных кругах планах провести реставрацию монархии в этом глухом краю Европы. Там сформировалась достаточно влиятельная группа представителей высших армейских, цивильных, коммерческих и аристократических кругов, которые считают, что время республик в Европе уходит в прошлое, а следование в фарватере политики Великобритании не приносит Португалии ничего хорошего.
– Любопытно. Но насколько я помню, именно следованием в британском фарватере и занималась вся португальская элита на протяжение многих десятилетий. С чего вдруг такие телодвижения?
– Очевидно, государь, прежняя политика теперь влечет большее количество издержек, при том всем, что выгода от послушного исполнения лондонских желаний давно уже не оправдывает себя. Более того, Британия давно уже перестала исполнять свои обязательства по негласной охране португальских колоний. А тут еще и такие радикальные изменения в Европе.
– Любопытно. Это есть в докладе?
Свербеев склонил голову.
– В полном объеме и с выводами аналитиков.
– Хорошо. Что еще?
– Декларация папы римского относительно мира будет очень кстати. Выводы в той же папке. Отдельно хотел бы обратить внимание вашего величества, что, по моим сведениям, вице-президент США Маршалл ищет личной встречи с вами. Так сказать, тет-а-тет.
– Интересно. Есть сведения о теме беседы?
– По предварительным данным, Маршалл хочет разобраться, цитирую: «какого черта русские хотят так много за паршивую Польшу?» Конец цитаты.
Усмехаюсь. Ну, что-то такое я и ожидал от «конкретного ковбойского парня». Чисто по понятиям.
– Что еще?
– Государь, сегодня подписана купчая на приобретение палаццо Венеция под здание посольства Единства в Риме.
– Прекрасно. Отличное место. Прямо в виду Витторио.
– Да, государь. Самый-самый центр Рима. Главная площадь.
Телеграфное агентство России и Ромеи (ТАРР).
24 сентября (7 октября) 1917 года
В соборе Святого Петра в Ватикане, в присутствии ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВСЕСВЯТЕЙШЕСТВА И ВЕЛИЧИЯ ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА Единства России и Ромеи МИХАИЛА АЛЕКСАНДРОВИЧА, сегодня состоялись церемонии коронации императорскими коронами короля Италии Виктора Эммануила III и короля Франции Генриха VI.
По окончании церемонии император Виктор Эммануил Первый объявил о восстановлении на карте мира великой Римской империи.
Очередная встреча. Очередное здание и очередной зал.
Вновь десятки, сотни и тысячи глаз, отнюдь не всегда благожелательных.
Назвалася груздём, полезай-ка в кузов!
Маша внутренне усмехнулась, поймав себя на каком-то нарушении правил русского языка, но благо никто ее мыслей не слышал и не мог упрекнуть.
Нынче сложная встреча – студенты и студентки университета. Но среди них оказалось немалое количество всякого рода активисток женских движений и прочих суфражисток. А это публика еще та.
Маша рассказывала о России и Ромее, отвечала на вопросы.
Вопросы поначалу были вполне благожелательными и касались либо личных впечатлений, либо личной жизни, либо личного взгляда на то или иное событие. Но, разумеется, долго так продолжаться не могло.
– Маргарита Анкона, Ассоциация женщин. Ваше императорское величество, мы наслышаны о том, что в России женщины имеют избирательные права наравне с мужчинами. Считаете ли вы, что и в вашей родной Италии следует дать женщинам избирательные права?
– Благодарю вас за вопрос, синьора Анкона. Как императрица иностранного государства я не имею права и не считаю возможным комментировать события в Италии или навязывать свое видение по тому или иному вопросу внутриитальянской жизни. Могу лишь сказать, что в России и Ромее женщины получили не только избирательные права наравне с мужчинами, но и вообще права женщин и мужчин в империи Единства сейчас равны. Женщины, например, могут свободно служить на госслужбе, в армии или авиации. Стоящая рядом со мной моя камер-фрейлина Наталья Иволгина является действующим офицером русских сил специальных операций.
Собравшиеся дамы ахнули и с завистью уставились на невозмутимо стоявшую Иволгину, затянутую в столь выгодно (возможно, и несколько вызывающе) подчеркивающую фигуру армейскую униформу. Да и слава русских ССО уже проникла в Европу, придавая сказанному императрицей дополнительный шарм.
– Кристабель Панкхёрст, Женский социально-политический союз, Великобритания. Правда ли, что многие женщины из Европы и Америки, которые не готовы мириться с ущемлением своих прав, переехали сейчас в Россию и многие из них записались в русскую армию? И второй вопрос, с вашего позволения, ваше императорское величество. Считаете ли вы справедливой борьбу женщин за свои права?
– Благодарю вас за хороший вопрос, синьора Панкхёрст. Да, в Россию и Ромею сейчас устремились многие женщины, это правда. В Единстве не делают различий в правах мужчин и женщин, не случайно наше общество зовётся Единством, а наша основная идея – освобождение и служение обществу. Что касается борьбы за женские права в Европе и мире, то, конечно, я им симпатизирую. Однако я против любых насильственных действий, тем более против взрывов бомб и прочего непотребства.
– Но простите, ваше величество, а если мужчины-шовинисты не хотят видеть в нас людей?
Маша развела руками.
– Ну, что я могу тут посоветовать? Боритесь мирными методами. Или приезжайте к нам, у нас всех встречают по способностям, а не по особенностям предметов гардероба. Вообще же, как говорится, мужчинам проще дать женщинам то, что они требуют, иначе они возьмут это сами. Мирными методами, разумеется…
Джон Рид. Рождение нового мира. Т. 2.
Десять дней, которые потрясли мир. М., 1967
(перевод с английского по 3-й редакции трилогии. Бостон, 1938)[90]
В конце августа 1917 г. в Нью-Йорке ко мне зашёл мексиканский профессор социологии, находившийся в Штатах. В деловых и интеллигентских кругах он наслышался о том, что революция на родине пошла на убыль. Профессор написал об этом статью и, отправившись на лето в Мехико, посетил по дороге и фабричный Монтерей, и небольшие города, ранчо и деревни, где, к его изумлению, революция явно шла на подъём. От рабочих и крестьян постоянно приходилось слышать разговоры об одном и том же: «земля – крестьянам, заводы – рабочим». Если бы профессор побывал на европейском фронте, он услышал бы, что вся армия толкует о мире.
Профессор был озадачен, хотя для этого не было оснований: оба наблюдения были совершенно правильны. Имущие классы становились всё консервативнее, а массы – всё радикальнее. С точки зрения деловых кругов и мексиканской интеллигенции, революция уже зашла достаточно далеко и чересчур затянулась; пора было навести порядок. Это настроение разделялось и главными умеренно-революционными группами, которые поддерживали правительство президента Каррансы.
Этот разговор вскоре имел неожиданное продолжение. Меня спешно вызвал Истман – главный редактор «The Mass». После наших антивоенных публикаций Почтовая служба США отказала журналу в доставке, и мы уже почти месяц работали на энтузиазме и в стол. На удивление, в этот визит весь причитающийся гонорар мне выплатили. А с Максом состоялся интересный разговор.
– Джон, как ты смотришь на то, чтобы ещё раз съездить в Мексику?
– Макс, ты же знаешь, я не против работы, но лучше бы мне сейчас быть в Европе.
Макс понимающе закивал.
То, что Госдеп не выдал никому из нас паспорта в апреле, лишило нас возможности вести репортажи из революционной Европы.
– Похоже мы не успели туда, Джонни. Да и не выпустят нас. А вот Мексика ещё бурлит. Ты же знаешь новости, Джон?
– Конечно, холостой выстрел парижской Коммуны попал в Мексику, – пошутил я.
– Я рад твоему настрою, Джон. Думаю, у меня есть те, кто готов послать тебя снова в эту воронку, – вернул мне шутку Истман.
Уже через неделю я грузился на пароход, идущий до Гаваны, а оттуда в революционный Веракрус. Наше левое издание всё ещё было под запретом, и прикрытие для моего выезда предоставило шведское агентство «Propper News». Уже в Гаване я познакомился с кубинскими революционерами, плывущими «к товарищу Кабальеро», и с мексиканцами, возвращающимся для того, чтобы помочь своей родине.
В Веракрусе я увидел одинокий гордый Линкор Революции, возвышающийся над всеми суденышками и прибрежными лачугами, как Эйфелева башня над Парижем. По прибытии нас встретил контроль революционной стражи. Им я предъявил как редакционное задание от шведов, так и верительное письмо от американской соцпартии. Посмотрев мои документы, старшина стражи сразу стал обращаться ко мне «комараде Рид». Он позвонил куда-то, и нас с генералом Горостьетой[91] сопроводили до извозчика, который отвез нас сначала в гостиницу, а потом в здание местной милиции. Энрике, с которым я хорошо сошелся в дороге, по приезде пригласили к местному комиссару народной гвардии, меня же провели в кабинет руководителя всей крестьянско-рабочей милиции «комарада Ульяни – дона Д’Эбервиля», как мне представил его сопровождающий. В этот раз я не смог познакомиться с этим величайшим русским коммунаром, обмолвившись парой фраз, я был Владимиром признан за своего, и он выписал мне полный пропуск на всей «территории Революции». Зайдя в отдел пропаганды, я вообще попал с корабля на бал: меня сразу включили в группу, отправляющуюся в Мехико на переговоры с Каррансой. Коммунары ещё надеялись решить дело миром, но я по всему видел, что они готовятся и к другому итогу нашей миссии. Встретив вечером Энрике, ставшего с момента нашей встречи шефом 2-й революционной гвардейской бригады, я узнал, что через пять дней после моего отъезда народная гвардия выдвигается по нашим следам. Общаясь с ним, я почувствовал, что в Мексике в ближайшие 10 дней всё будет определено: революция или победит, или будет закончена. Взятие Мехико 25 октября частями Сапаты и «комбригадо Энрике» оправдало эти мои ощущения.
Войска парадным строем маршировали мимо дворца. Как и в моей истории, этот парад заканчивался не пьянкой в казармах, а уходом непосредственно на фронт. Прямо отсюда итальянские (а теперь уже римские), американские и русско-ромейские части отправлялись на вокзал для погрузки в эшелоны. Ситуация на севере была критической, и я не мог себе позволить прорыва на том участке. Даже падение Парижа не будет для нас столь катастрофичным. Мне нужен могущественный Pax Romana, а не карикатура на него.
Естественно, британцы, американцы и их сателлиты были больше озабочены Францией (официально) и желали всячески подорвать союз России и Италии (фактически), но и у меня были свои интересы.
Союз трех императоров если еще не сложился, то уже явно вырисовывался. Гордый от распиравшего его счастья мальчишка был нам нужен, и мы всячески поддерживали его эго. Как, впрочем, и его мамы, дай ей бог всяческого здоровья, ибо кровушки она с нас попьет еще огромное количество раз.
Коронация прошла, хоть и торжественно, но весьма скомканно, и ее никак нельзя было сравнить ни с коронацией в Москве, ни с коронацией в Константинополе. Впрочем, если все пойдет хорошо, и в Риме, и в Париже вскоре появятся огромные комплексы, куда более масштабные, чем римский Витторио с Виктором Эммануилом II на коне и надписью: «Отец Отечества». Нет, третьему Виктору Эммануилу напишут что-то типа «Отец империи». Или совсем уж пафосное: «Отец Рима».
Оскар О’Коннор шел по Стрэнду в сторону центра, пытаясь протиснуться сквозь столпившихся вдоль края дороги возбужденных людей. Бобби оттесняли толпу с мостовой, давая возможность приближающемуся кортежу беспрепятственно проехать в сторону парламента.
К счастью, Оскар благополучно пересек перекресток с Ланкастер-плейс и, взглянув на часы, ускорил шаг. Кортеж приближался, а встречаться с ним у мистера О’Коннора не было ни малейшего желания.
Что ж, вот и угол Савой-стрит. Пора.
Он поспешил к набережной Виктории, стремясь не слишком привлекать к себе внимание. Впрочем, спешащих джентльменов вокруг было предостаточно, и вряд ли кто-то стал бы к нему присматриваться.
Сзади что-то мощно грохнуло, сверху посыпались стекла, раздались крики, толпа сначала хлынула прочь, затем, словно морская волна, покатила обратно, и Оскар, увлеченный этой волной, вновь двинулся в сторону Стрэнда.
– Что? Что случилось?
Этот вопрос задавали друг другу сотни зевак, которые пытались разглядеть через чужие головы хоть что-нибудь. Какой-то юнец ловко взобрался на афишную тумбу и начал выкрикивать вниз то, что ему удалось рассмотреть:
– Что-то взорвалось! Весь перекресток в битых кирпичах! Всюду тела! Полисмены набежали! О! Да там кортеж!
– Что? Что там?!
– Не видно! Думаю, что мясо! Автомобили просто разорвало! О! Какие-то важные шишки подвалили! Газетчиков гонят в шею! Точно важная персона!
Оскар, встав на спинку лавки, бросил взгляд вперед. Да, автомобили представляли собой какую-то дикую смесь из покореженного металла, битого кирпича, дыма и остатков роскошной обивки. И кусков плоти вокруг.
Дом, к счастью, не рухнул, хотя и мощным взрывом магазин на первом этаже просто вывернуло наизнанку. Еще бы, столько ящиков с товаром туда завезли за эти дни.
Что ж, пора идти, пока мост Ватерлоо не перекрыли в связи с этой всей суматохой. Особенно когда узнают, кто был в машине.
Четверть часа спустя уверенной походкой он подошел к окошку телеграфа и, взяв чистый бланк, размашисто написал:
«М-ру Фарреллу Фицпатрику О’Доннеллу, дом 13, Салливан-Сквер, Чарльстаун, Бостон, штат Массачусетс, США.
Оскар Д. О’Коннор, вокзал Ватерлоо, Лондон, Соединенное Королевство.
Стайофан Джордж уехал. Голлагэр Конн передает пламенный привет. Оскар».
Телеграфное агентство России и Ромеи (ТАРР).
24 сентября (7 октября) 1917 года
ВАТИКАН. Сегодня Папа Римский Бенедикт XV и Вселенский патриарх Герман V выступили с совместным обращением к воюющим странам, призвав правительства означенных стран сесть за стол мирных переговоров.
«Призываем всех христианских государей, все христианские правительства, во имя человеколюбия и любви к ближнему, сделать шаг к прекращению братоубийства и богопротивного кровопролития. “Сто дней для мира”, принятые всеми воюющими странами, вот первый шаг к установлению всеобщего и прочного мира», – говорится в обращении.
Оскар стоял, опершись на парапет набережной, и смотрел в сторону парламента. Башня Биг-Бена только что отзвонила очередной час, мрачная и безразличная к суете, которая бушевала у ее подножья.
– Экстренный выпуск! Взрыв на Стрэнде! Гибель короля Джорджа! Экстренный выпуск!
Ловко поймав на лету монету, мальчишка сунул Оскару газетный листок и побежал дальше, то и дело ловя монеты. Сегодня у него урожайный день.
Раскрыв газету, мистер Оскар Д. О’Коннор углубился в чтение. Собственно, особых подробностей пока не было. Букингемский дворец хранил молчание, ограничившись скупым сообщением о гибели короля Георга V и заявлением о том, что новый король Эдуард VIII срочно возвращается из Рима. Скотланд-Ярд так же был скуп на комментарии, но судя по широте выдвигаемых в газете версий, пока цензура не добралась до газетчиков, что явно свидетельствовало о полной растерянности в верхах.
Зато на улицах росло возбуждение. Лондон бурлил. Где-то собирались толпы, возникали стихийные митинги, кто-то выдвинул клич идти к Букингемскому дворцу, кто-то запел «Боже, храни короля!», рыдали какие-то дамочки, какой-то розовощекий юнец, взобравшись на парапет, попытался читать собравшимся свои стихи, но, не удержавшись, полетел в октябрьскую воду.
Глядя на то, как пытаются выловить из Темзы незадачливого поэта, Оскар опустил газету в урну и направился в сторону моста Ламбет.
Остановившись на мгновение посредине моста, О’Коннор бросил последний взгляд на парламент и Вестминстерское аббатство.
– Что ж, ослы, груженные золотом, делают свое дело не только в Париже. И не только в Москве.
Из сообщения информационного агентства «Propper News». 7 октября 1917 года
Весь мир потрясен варварским взрывом в Лондоне, вследствие которого погиб британский король Георг V.
На Даунинг-стрит, 10 на свое чрезвычайное заседание собрался Кабинет министров Ллойд Джорджа. В Лондоне введено военное положение, однако, несмотря на это, беспорядки на улицах британской столицы продолжаются. Манифестации прокатились по улицам городов Соединенного Королевства. Вся Великобритания охвачена гневом.
Двадцатитрехлетний принц Уэльский провозглашён королём Эдуардом VIII Великобританским и Ирландским, и всех государств Содружества и проч., и императором Индии. Новый британский монарх поручил сэру Дэвиду Ллойд Джорджу продолжать исполнять свои обязанности до решения вопроса о формировании нового правительства. Заявлено, что Эдуард VIII готовится спешно отбыть в Лондон.
Собравшиеся на коронацию императоров Рима и Франции монархи и главы государств Европы осудили чудовищный террористический акт и потребовали полного расследования произошедшего и покарания виновных.
Напомним нашим читателям, что сегодня в Лондоне на углу Стрэнда и Савой-стрит произошел мощный взрыв в тот момент, когда мимо проезжал кортеж с Георгом V. Вследствие взрыва, по предварительной информации, погибло 86 человек и 214 получили ранения различной степени тяжести. По сообщениям очевидцев, мощное взрывное устройство было заложено в витрину магазина.
Официальных версий следствием пока не выдвигалось. Неофициальные источники указывают на ирландский след, особенно в контексте активизации радикальных ирландских групп в США и поддержки, которую получают от Германии инсургенты в самой Ирландии.
Напомним также, что сегодняшний взрыв не был единственным покушением за сегодняшний день. Так, в Риме, в автомобиль русской (и ромейской) императорской четы был брошен саквояж с взрывчаткой, которая не взорвалась. Это не первое покушение на русских царя и царицу. В марте Михаил II чудом спасся во время взрыва Зимнего дворца в Петрограде, а затем счастливая случайность задержала его во время взрыва на Красной площади в Москве. Тогда, напомним, так же как и в Лондоне, погибло множество людей, в числе которых мать нынешнего русского царя Михаила, его родственники, глава правительства, многие министры и генералы.
В свое время случайно осталась жива и нынешняя царица России Мария, когда в Турине ей под ноги была брошена бомба. Тогдашняя принцесса Савойская получила лишь легкую контузию. Исполнители были схвачены и, по имеющейся у нас информации, дали признательные показания относительно заказчиков покушения.
Осведомленные источники обращают внимание на то, что, взрыв на углу Стрэнда и Савой-стрит говорит о том, что утечка информации о маршруте короля Георга V явно произошла из самых верхов Лондона, поскольку маршрут не анонсировался и о проезде королевского кортежа не сообщалось.
Муторная ночь близилась к завершению. Взрыв в Лондоне поломал всю программу мероприятий, обратив рабочую встречу во время коронации в настоящий хаос.
Почтенные монархи уподобились рыночным бабкам, то и дело спрашивая друг у друга о новостях и версиях, судача о том, кому это выгодно и кто был исполнителем. Постепенно вырисовалась примерная картина, и, как и прогнозировалось, крайними были признаны ирландцы, причем тень была брошена и на Вашингтон. Во всяком случае, взволнованный Эдуард VIII отказался пожимать руку вице-президенту Маршаллу, просто «не заметив» его.
Это многое сказало многим, и Маршалл был вне себя от бешенства. Ну, за удовольствие надо платить. Или в Вашингтоне полагали, что покровительство ирландским «освободительным» организациям будет вечно не замечаться Лондоном?
Но как бы то ни было, уже минул час германского удара, и меня происходящее там волновало куда больше, чем грызня между Лондоном и Вашингтоном.
– Нет вестей?
Император Виктор покачал головой.
– Нет, Михаил. Никаких.
Мы помолчали. А что тут скажешь? Если немцы действительно ударят, то фронт они прорвут, словно лист бумаги острым штыком.
Маша шла по своей любимой комнате. Ей все здесь было так знакомо с детства. Каждый предмет мебели, каждая завитушка на ней, каждый узор, каждый отсвет.
Ей так захотелось домой.
Что делает она здесь?
Разве об этом она мечтала, когда представляла себе, как с триумфом вернется в Рим и покажет всем, чего она стоит? И вот, вернулась она. Вернулась. И что?
Прошло меньше трех месяцев с того дня, когда она покинула этот дворец. Всего лишь три месяца, а она уже чувствует себя здесь совершенно чужой. Птенец стал взрослым и вылетел из гнезда? Возможно. Но положа руку на сердце, разве в этом дело?
Там, в России и Ромее, там, в Единстве, она была на своем месте, она знала, что от нее многое зависит, что она нужна своей империи, что у нее есть личная миссия, ниспосланная ей свыше. И вот прибыла она в родной некогда Рим. Прибыла, и поняла, что ей тут совершенно нечего делать.
И называют ее здесь совершенно по-старому – Иоланда.
Словно и не изменилось ничего.
Ничего. Совсем…
Вот здесь, на этом столике, стояла тогда та диадема, которую подарил ей на день рождения Миша и которую она примеряла стоя вон у того зеркала. Диадему, которая так была похожа на корону. Корону, которую юная девочка Иоланда так мечтала надеть на свою глупую головку.
И вот теперь на ее голове три императорские короны, не считая множества царских, великокняжеских и прочих, прочих, прочих…
И теперь сидит она в своей бывшей комнате. Чужой комнате.
Одна.
Близится рассвет.
– Я хочу домой.
Домой.
Наступивший рассвет не принес определенности.
– Думаешь, что нас все ж таки провели?
Виктор пожал плечами.
– Кто ж знает, Миша. Никто. И я не знаю.
– Гадство.
– Согласен.
Остальные монархи и прочие вице-президенты давно разбрелись по своим кроваткам, явно разуверившись в возможности германского наступления на этом участке.
– Если до полудня немцы не проявят себя, то следует подумать о перенаправлении хотя бы части наших сил во Францию. Иначе союзники не поймут.
Тесть кивнул.
– И самое паршивое, что если немцы ударят завтра-послезавтра, то нам опять будет нечем обороняться.
Качаю головой.
– Нет, Виктор, это полбеды. Хуже, что мы выведем итальянские войска с Балкан, а это чревато…
Я запнулся, увидев спешащего генерала Артемьева.
– Ваше величество! Срочное сообщение! В Германии раскрыт заговор. Гинденбург, Людендорф и ряд высших командующих арестованы по обвинению в государственной измене, мятеже и узурпации власти. Кайзер Вильгельм обратился к народу по радио и пообещал покарать изменников, виновных в намеренных действиях, которые повлекли за собой поражения рейха на суше и на море…
Глава XVПолонез
– То есть вы видели русского императора?
– Не только видел, ваше величество, но и имел с ним довольно продолжительную беседу.
– И что же он желал передать мне?
– Ничего, ваше величество. Единственное, что он сказал на этот счет, было: «Если вам представится случай быть допущенным к моему царственному брату и кузену, передайте ему все, что вам пришлось пережить, все, что вы смогли понять, и все, чему свидетелем вы были».
Кайзер нахмурился.
– И что это значит?
Адмирал Сушон, стоя навытяжку, не счел для себя возможным допускать излишнюю вольность в своих словах и оценках.
– Не могу знать, ваше величество.
– Хм. Ну, хорошо, и чему же свидетелем вы были?
Наступал весьма сложный момент, который был чреват весьма крупными проблемами. Но с другой стороны, Сушон вообще не ожидал того, что его захочет видеть кайзер. Все ж таки плен есть плен. И пусть их встреча носит сугубо неофициальный характер, но, все же сам факт такой встречи мог бросить тень на монарха.
– Я, ваше величество, был свидетелем падения Османской империи, видел то, как русские разгромили турок, но в то же самое время воздавали дань уважения германским морякам, которые погибли в сражении с российскими войсками в бухте Стения, которую русские ныне именуют бухтой Баронессы де Боде. Я видел, коронацию в Константинополе и видел, как площадь перед Софией пала на колени, когда юная императрица пела гимн. Я все это видел, ваше величество, видел своими собственными глазами. По итогам нашей встречи царь Михаил сказал мне: «Вы будете переданы Германии в Стокгольме в качестве жеста доброй воли. По пути в Швецию вы вольны посещать любые города и местности, за исключением прифронтовой полосы и военных объектов. Вы будете вольны самостоятельно выбирать маршрут и разговаривать с кем пожелаете. Вас будет сопровождать лишь один человек – подполковник фон Мейендорф, но не как конвоир, а как лицо, которое будет следить за тем, чтобы вам не чинили никаких препятствий».
– Подполковник фон Мейендорф? Немец?
– Да, ваше величество. И это очередное свидетельство ошибочности нашего предположения, что немцы на русской службе в случае войны предпочтут быть на нашей стороне. Это не так, и подполковник фон Мейендорф Иван Карлович тому ярчайший пример. Немцы в России более русские, чем сами русские. Для них София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская является символом того, как немцы должны служить величию России. Тысячи и тысячи генералов, адмиралов и офицеров служат в русской армии, будучи немцами по происхождению. В том же Моонзундском сражении их было предостаточно. Равно как не сбылись прогнозы относительно того, что русские изгонят немцев из армии, флота и государственного аппарата после всплеска неприятия всего германского в первые дни войны, включая переименование Санкт-Петербурга в Петроград.
Вильгельм II прошелся по кабинету.
– Кстати, о Моонзунде. Вы военный моряк и адмирал. Ваше мнение о том, что произошло и что стало причиной этой катастрофы?
Сушон осторожно ответил:
– Ваше величество, мне трудно судить о том, чему свидетелем я не был, и тем более том, что произошло во время моего пленения. Могу рассказать лишь свои впечатления о том, как было воспринято известие об этой победе в России.
– Любопытно. Продолжайте.
Адмирал склонил голову.
– Мне, ваше величество, больше всего бросилась в глаза определенная обыденность этой победы. Словно и не величайший триумф случился в русской военной истории. Да, позор Цусимы смыт, да, одержана блистательная победа и русский флот утвердил свое главенство на Балтике. Но вместе с тем это не воспринималось как какое-то абсолютно невозможное чудо. Словно так и должно было случиться. Именно вот этот момент меня обеспокоил больше всего. В русском массовом сознании произошел некий сдвиг, и победа над германскими войсками стала вдруг восприниматься как нечто само собой разумеющееся. Словно и не могло быть иначе. Это очень тревожный знак, ваше величество. Я уже видел, к чему приводит такое восприятие противника русскими на примере осман. Русские абсолютно уверены в том, что турок они могут бить где угодно, когда угодно и в любом количестве, невзирая на соотношение сил, погоду и прочие факторы. И главное, и сами турки уверены в том, что русские их гарантированно побьют. Сравнительно доблестно сражаясь против британцев при Дарданеллах, османы были биты русскими на всех фронтах на протяжении всей этой войны.
Вильгельм криво усмехнулся и заметил:
– К счастью, немцы не турки и вряд ли в массе своей допускают мысль о том, что русская армия сильнее германской.
– Это действительно так, ваше величество. Но недооценивать русских я бы не стал. Россия весьма серьезно изменилась, мой государь. Особенно за этот год. Новый царь Михаил вдохнул в эту страну новую силу и новую энергию. Россия меняется прямо на глазах. Я был в Константинополе, Одессе, Киеве, Москве, Пскове, Риге и Санкт-Петербурге. Россия бурлит, но не стихией брожения, гниения и развала, а созидательной энергией движения вперед.
Кайзер кивнул.
– Продолжайте, адмирал. Я хочу услышать ваши впечатления. Расскажите о своих наблюдениях, ведь вы проехали всю Россию с юга на север, не так ли?
Сушон склонил голову в утвердительном поклоне.
– Это так, ваше величество. Маршрут действительно выбирал я сам, а потому могу ответственно заявить, что все, чему свидетелем я был, не было специально подстроено или организовано для того, чтобы ввести меня в заблуждение. Разумеется, я не знаю русский язык и могу судить только на основании своих собственных наблюдений и ощущений, а также на общей атмосфере на улицах городов, в поездах, на вокзалах, на рынках, в ресторанах и прочих местах, где мне довелось побывать. Первое, что сразу бросается в глаза, – чрезвычайная популярность русской императорской четы в народе. Особенно в армии и на флоте. Их портреты повсюду, их буквально боготворят. Второе – дух неизбежной победы витает в воздухе. Победы на фронтах вселили уверенность в русские армию и народ. Третье. Практически полное отсутствием проблем с продовольствием, что особенно контрастирует с тем, что я вижу сейчас на улицах германских городов. Да, в русских городах немало нищих, а также тех, кто прибыл из деревни на заработки. Эти люди на взгляд цивилизованного европейца действительно выглядят дикими и грязными варварами. Но это связано с общей бедностью и отсталостью России и вряд ли является следствием тягот войны. В какой-нибудь Португалии крестьяне в массе своей выглядят не многим лучше. В целом же, повторюсь, в России все довольно благополучно с продовольствием. Четвертое. Реформы. Дух перемен витает в воздухе вместе с духом победы. Причем перемен к лучшему, а не тех грозных и страшных перемен, ветер которых витал в воздухе Константинополя после того, как стало известно о предательстве Болгарии.
– Кстати, о Константинополе. Как ведут себя русские и как их воспринимают местные? Нет ли признаков недовольства победой России и созданием этой пресловутой Ромеи? Можно ли ожидать партизанской войны против русских?
– Трудно сказать, ваше величество. Разумеется, ситуация там непростая, и русским приходится там держать несколько общевойсковых армий для поддержания порядка, а также развертывать там новые казачьи области. Конечно, туркам новые порядки не по душе, но со свойственным многим из них фатализмом они уповают на волю Аллаха и особенно не рвутся воевать, тем более в местах, в которых русские разрешили им остаться на месте с возможностью через десять лет стать подданными Ромеи. Перспектива карательных операций русских войск и изгнания в голодные остатки Османской империи вряд ли их прельщает. Что касается тех мест, откуда русские изгоняют осман или мест вроде Константинополя, откуда турки бежали сами, то многие из них ныне обитают в лагерях беженцев, которые развернуло для них русское Министерство спасения. Условия там сравнительно неплохие, хотя и не такие хорошие, как в лагерях для немцев. Но как минимум голода и антисанитарии там нет, и есть врачи. К тому же русское Министерство служения постоянно вербует местных в разного рода строительные отряды и даже платит туркам сравнительно неплохие деньги по местным меркам. К тому же тех, кто хорошо проявит себя, обещают нанять на постоянные работы и разрешить остаться в Ромее с семьей. Многие записываются. Некоторые даже вербуются ехать в Россию на переселение. Из них тоже формируют строительные и прочие хозяйственные отряды и организованно отправляют.
– Что делают такие отряды?
– Буквально все, ваше величество. Строят дороги и дома, роют канавы, восстанавливают разрушенное в ходе войны или пришедшее в упадок. Вообще же, мой государь, чувствуется, что русские туда пришли надолго и всерьез там обустраиваются. Нет ощущения временной оккупации и намерения вывезти из завоеванных территорий все ценное. Наоборот, идет поток переселенцев из России, и поток этот растет с каждым днем. И российские торговые суда просто заполнили Проливы. Торговый трафик вырос настолько, что судов явно не хватает, и русские не только задействуют все более-менее подходящие посудины, оставшиеся от осман, но и массово покупают или фрахтуют греческие, итальянские и французские транспорты.
– Насколько силен русский флот там?
– Как самостоятельная сила он вряд ли сможет тягаться с британским флотом, мой государь. Даже объединившись с итальянским флотом. Тем более что всем известны боевые качества итальянцев. Впрочем, это вопрос явно послевоенного мироустройства. Пока же, после разгрома Австро-Венгерского флота на Адриатике и расстрела Сплита, Антанта полностью контролирует Средиземное море, да так, что экипажам двух остававшихся там германских подводных лодок пришлось затопить свои корабли и сойти на берег, пока силы Антанты еще окончательно не отрезали Австро-Венгрию от побережья.
Кайзер помолчал, обдумывая сказанное. Затем спросил:
– Ваше личное впечатление – насколько прочен русско-итальянский союз?
– Я – военный моряк, а не дипломат, ваше величество!
– И тем не менее.
– Мне представляется этот союз весьма прочным и стратегическим. Они поддерживают друг друга во всем и плотно координируют свои действия. Novum Pax Romana, как они это называют. Причем союз этот выгоден и России, и самой Италии. К тому же, насколько я могу судить по прессе, бывшая принцесса Иоланда весьма популярна в Италии. Не меньше, чем она популярна в России, а там из нее сделали настоящий культ. Особенно тут постаралось русское Министерство пропаганды, деятельность которого в целом весьма и весьма эффективна, это нужно признать. Кстати, сопровождавший меня в поездке подполковник фон Мейендорф именно к этому министерству и относился, являясь офицером Военно-пропагандистского управления.
– Вот как? Хм. А не было ли с его стороны попыток повлиять на объективность ваших наблюдений?
Сушон был готов к подобному вопросу и имел достаточно безопасный ответ, который прикроет его при любом повороте событий.
– Трудно сказать, ваше величество. Прямо – нет. Он много и охотно отвечал на мои вопросы, которые не касались военной или государственной тайны. Давал пояснения, переводил русскую прессу, которую я сам покупал на улицах городов. Насколько точно и полно переводил? Этого я не знаю. Но часть из этих газет мне удалось привезти с собой, и можно будет сравнить.
Кайзер прошелся по кабинету, что-то прикидывая в уме.
– В лагерях для немцев действительно хорошие условия?
– Да, ваше величество, в полном соответствии с Гаагской конвенцией. В том числе офицерам раз в неделю разрешается гулять вне пределов лагеря. Их отпускают в Текирдаг без охраны, под честное слово. В лагерях даже газета на немецком языке выходит, причем к составлению статей допустили и находящихся в лагере немцев. Разумеется, русские следят за содержанием статей, но, не считая военных и политических вопросов, никаких препятствий к содержанию не чинят, цензуры никакой нет, да и прессу из Европы в лагеря доставляют постоянно, в том числе газеты из Германии и Австро-Венгрии.
Вильгельм II удивленно поднял бровь.
– Вот как? Хм… Нет ли попыток идеологической обработки пленных? Не пытаются ли русские обратить немцев в это свое «освобождение»?
– Прямо – нет, мой государь, прямой агитации не ведется. Но материалы про «освобождение» и «служение» доступны в лагере каждому, а офицеры имеют возможность все видеть воочию во время своих прогулок в город. Естественно, то, чему свидетелями они стали в Текирдаге, они рассказывают остальным немцам.
Новый проход по кабинету. Сушон лишь поворачивался в сторону вышагивающего кайзера. Тот явно серьезно размышлял над какой-то проблемой.
– И все же, адмирал, насколько в русской армии и российском обществе ощущается усталость от войны? Зимой и весной такие настроения были в России очень сильны, да так, что царю Михаилу пришлось объявлять эти свои «Сто дней для мира», которыми так бездарно не смогли воспользоваться Гинденбург с Людендорфом.
Сушон и бровью не повел, хотя и отметил для себя этот момент. Что-то в Берлине явно происходит, и кайзер явно неслучайно сейчас упомянул двух могущественных генералов. Монарх меж тем ждал ответ, и адмиралу пришлось отложить свои размышления на потом.
– Усталость есть, ваше величество, хотя и значительно меньшая, чем была в начале этого года. Тут сыграли роль и громкие победы, и прекращение практики попыток прорвать фронт массами солдат, бросаемых на пулеметы, и личность нового царя, который сам боевой-генерал и, как выяснилось, еще и довольно удачливый военачальник. Солдатам многое обещано и особенно фронтовикам. Земельная реформа опять же. Чем дольше солдат в окопах, тем больший надел он якобы получит при разделе. Плюс учитываются награды и прочие поощрения. Дезертиров ловят и расстреливают, а их семьи выселяют в Сибирь. Так что особого количества дезертиров ожидать не приходится. Я было думал, что объявленная царем земельная реформа приведет к разброду в армии и к желанию немедленно отправиться делить землю, но этого не произошло. К тому же русские в армии активно отправляют солдат в отпуска, причем ветераны и герои войны отправляются в отпуск вне очереди. Да и «Фронтовое братство» превратилось в весьма влиятельную силу на местах, где комитеты ветеранов следят за порядком и в вопросе раздела земли, и в деле государственной и общественной помощи инвалидам войны, и занимаются устройством в мирной жизни вернувшихся с фронта. Все это активно освещается в армейской прессе, а у каждого русского полка есть своя собственная газета и заместитель командира полка по работе с личным составом…
Кайзер слушал и мрачнел все больше. В принципе, многое из сказанного сегодня адмиралом Сушоном Вильгельм II слышал и от переданного русскими «в качестве жеста доброй воли» генерала фон Фалькенхайна, который с одним сопровождающим преодолел путь, схожий с адмиральским, только по другому маршруту – поездом из Иерусалима в Алеппо, оттуда дирижаблем в Эрзерум, потом вновь поездом через Карс, Тифлис, Баку, Владикавказ, Новочеркасск, Воронеж в Москву. Оттуда в Петроград и в Стокгольм. И общие впечатления у фон Фалькенхайна во многом совпадали с адмиральскими.
Вместо колосса на глиняных ногах на востоке рейха возник реальный русский медведь, свирепый и безжалостный, полный сил, хмуро и оценивающе глядящий через линию фронта. Совершенно очевидно, что Россия становится сильнее с каждым днем, и опрокинуть ее в этом году точно не удастся. И пока нет никаких предпосылок к тому, что там случится какая-нибудь революция или дворцовый переворот. Нет, случиться, конечно, может все что угодно, но это пока из области фантазий и пустых надежд.
Равно как пусты надежды тех же Гинденбурга и Людендорфа на то, что Британия и США вот-вот войдут в союз с Германией против усиливающейся России. Ничего такого нет. Во всяком случае, пока. То, что Россия становится серьезной проблемой не только для Германии, но и для других великих держав, совершенно очевидно. Но сложившаяся конфигурация союзов не позволяет объединить силы Запада против России и ее Novum Pax Romana. И решать эту проблему Германии и ее новым союзникам придется обязательно, но потом. А пока нужна пауза, которая позволит восстановить силы и сформировать новый альянс для похода на восток. Объединенные германо-англосаксонские силы опрокинут любую Россию с любыми ее сателлитами.
Да, надо что-то решать. Положение критическое во всех смыслах.
Продолжение войны обрекает рейх на военную и политическую катастрофу. Россия становится все сильнее, и в следующем году она будет значительно мощнее, чем сегодня. А на Западе к 1918 году в полный рост встанет американская армия, да и британская и французская армии могут оправиться от потерь и потрясений этого года.
И, судя по всему, надежды на то, что завоеванная Ромея станет пылать под ногами и начнет оттягивать на себя все больше русских войск, не оправдываются. Да, несколько русских армий царь вынужден там держать, но все равно это не слишком ослабило российскую армию на Восточном театре. Линия фронта для русских не слишком растянулась, да и итальянско-балканскую свору не стоит сбрасывать со счетов. Те же болгары воюют весьма достойно. И проклятому Михаилу как-то удается удерживать всю эту бешеную свору от желания вцепиться в горло соседу, на что так уповали в Берлине. Не случилось. Опять не случилось.
А положение рейха становится все более отчаянным. После Моонзунда русский флот хозяйничает на Балтике и полностью блокировал поставки руды и леса из Швеции. Как, впрочем, и любое германское судоходство в Балтийском море. И ничего этому противопоставить сейчас нельзя.
Что ж, дисциплинированные немцы пока держатся, но настроения на фронтах весьма неважные, а на флоте просто катастрофические. Причем моряки в массе своей во всем винят сухопутных генералов, среди которых якобы множество предателей, мечтающих погубить Кайзерлихмарине. Очень популярна версия о том, что катастрофа Моонзунда стала следствием передачи русским всего плана операции командованием 8-й сухопутной армии и лично генералом фон Гутьером, который всей операцией и командовал. Брожения усиливаются, и адмиралы докладывают, что попытка вывести флот в море может стать толчком к неповиновению, а может, и к открытому мятежу на базах флота. Во всяком случае, дня не проходит без стычек в портовых городах между моряками и сухопутчиками.
Да и в тылу дела плохи. Голод этой зимой будет практически неизбежно. Неурожай картофеля подорвал и так бедственное положение с продовольствием, и никакое «окно» в портах Голландии и Дании не может компенсировать потери урожая. Как и потерю поставок продуктов из Болгарии и Османской империи.
Еще и в Австро-Венгрии весьма неспокойно, а славяне ненадежны. Чешские и словацкие отряды, перешедшие линию фронта из России, активно партизанят в тылу, опираясь на поддержку местного населения, а австро-венгерская армия не может восстановить элементарный порядок. Все это отвлекает огромное количество германских войск, которых так остро не хватает на фронтах. Пришлось даже согласиться с решением Гинденбурга начать отвод армий из России. А решение это, как знал Вильгельм, вызвало недовольство уже в армии. Весьма опасное недовольство. Чреватое недовольство. Ищущее козла отпущения.
И всем адекватным людям уже совершенно понятно, что, либо Германии нужно выигрывать войну в этом году, либо срочно заключать мир на любых приемлемых условиях, либо готовиться к капитуляции и поражению в 1918 году. Это понятно многим в армии и на флоте, это понятно немецкой аристократии, это же понятно и германским промышленникам. Настолько понятно, что до кайзера дошли сведения о том, что у многих идея сменить Вильгельма II на Вильгельма III стала вызывать повышенный интерес. В том числе в контексте заключения приемлемого для Германии мира через устранение одиозного кайзера.
С другой стороны, как показывают доклады, Гинденбург и Людендорф крайне недовольны возвращением кайзера в Берлин и тем, что он снова начал вмешиваться в государственные дела. Да так они недовольны, что якобы уже имеется план фактического домашнего ареста монарха в одном из дворцов подальше от столицы. Уже безо всяких экивоков на «верховное главнокомандование». Фактический военный переворот.
И план этот назначен к исполнению сразу после блистательной победы на фронте, когда авторитет Гинденбурга станет непререкаемым.
Загадкой для Вильгельма II было лишь то, зачем Гинденбург и Людендорф вновь решили ударить в двух местах одновременно. Впрочем, были выводы аналитиков о том, что прорыв во Франции не приведет к выходу этой державы из войны и что обрушение Западного фронта без катастрофы в Италии не произойдет, а сдвиг сроков наступления может привести к тому, что снег помешает осуществить удар в этом году.
Может, и так.
– Какова будет реакция царя Михаила, если фронт в Италии будет прорван, а она сама окажется на краю военной катастрофы?
Адмирал Сушон запнулся. Помолчав несколько мгновений, он ответил твердо:
– Сугубо мое мнение, государь. Мне кажется, что русский Михаил имеет на союз с Италией весьма далеко идущие планы, и наступление против Италии ему крайне не понравится. Во всяком случае, о любых компромиссах можно будет сразу забыть. Упрямство – фамильная черта Романовых, а готовность идти до конца – национальная черта русских. А Михаил Романов – истинно русский, хоть он и немец по крови.
Кайзер кивнул. Кивнул то ли адмиралу Сушону, то ли своим мыслям.
Да, по какой-то причине царь Михаил не хочет добивать Германию. О причинах этого можно только гадать, но «экскурсии» Сушона и фон Фалькенхайна не могут быть случайностью, а являются частью какой-то большой игры, которую ведет русский император.
И пусть он не передавал никаких прямых посланий, но общий посыл ясен: не вынуждайте меня браться за Германию всерьез.
Что ж, этой игре можно и подыграть. Посмотрим, кто в итоге окажется в дураках.
– Сведения из Германии пока противоречивы и крайне скупы, ваше императорское величество, – маркиз делла Торретта докладывал императору Виктору четко, не растекаясь и не размениваясь на мелочи. – Сообщается, что раскрыт заговор против кайзера и рейха, что продажные изменники ставили перед собой цель уничтожить Рейхсхеер и Кайзерлихмарине. Главными изменниками и заговорщиками названы генералы Гинденбург и Людендорф. Им в вину ставятся намеренные действия, которые повлекли системные поражения на сухопутных фронтах, а также содействие поражению на море сил германского флота. Приказ об отводе войск из Курляндии назван преступным и таким, что поставил под угрозу окружения три германские армии, зажатые между Прибалтикой и русской группировкой в районе Ивангорода и Брест-Литовска. Но главным преступлением названа попытка обречь на гибель две германские и одну австро-венгерскую армию, которую те якобы собирались отправить погибать в горах, бросив в подготовленную Антантой ловушку.
Я хмыкнул.
– Все ж таки три армии, а не две. Совсем были бы плохи наши дела.
Тесть кивнул и лишь выдал:
– Чудны дела Твои, Господи.
– И не говори.
– Продолжайте, маркиз.
Министр иностранных дел Римской империи склонил голову:
– Благодарю вас, ваше императорское величество. Сообщается, что генерал Гинденбург арестован верными трону офицерами Рейхсхеера и Кайзерлихмарине. Говорят, что Людендорф поначалу собирался оказать сопротивление, но затем отказался от этого намерения, не желая устраивать гражданскую войну в разгар Великой войны. В настоящее время его местопребывание неизвестно. В Германии идут аресты и массовые отставки. Отправлен в отставку рейхсканцлер фон Бетман-Гольвег, на его место назначен принц Максимилиан Баденский. Новым военным министром стал генерал Эрих фон Фалькенхайн, начальником генерального штаба назначен начальник генерального штаба сухопутных сил – Рейхсхеера генерал Герман фон Штейн, а новым командующим Балтийским флотом стал адмирал Вильгельм Сушон.
Тесть усмехнулся.
– Весьма интересно.
Уточняю со своей стороны:
– А что в Австро-Венгрии?
Маркиз делла Торретта покачал головой.
– Прошу простить, ваше императорское величество, но сведений из Австро-Венгрии пока не поступало.
Киваю.
– Что ж, думаю, стоит ускорить мыслительные процессы в некоторых головах.
На днях наша флотилия Северного Ледовитого океана увеличилась еще одой боевой единицей – подводной лодкой «Св. Георгий», самостоятельно прибывшей в Архангельск из Италии.
Этот блестящий, исключительный по условиям плавания переход лодки малого водоизмещения в осеннее время свыше 5000 миль через целый ряд зон расположения германских подводных лодок, минных заграждений и т. п. наглядно доказывает, что офицерам и матросам, сплоченным взаимным уважением и преданным своему делу, не страшны не только поставленные врагами всевозможные преграждения, но и самая стихия.
От души поздравляю весь личный состав лодки с ее командиром, лейтенантом Ризничим во главе, с благополучным приходом в Россию и выражаю свою искреннюю уверенность в том, что и в дальнейшей боевой службе, сильный духом и тесно спаянный, он еще раз окажет Родине ценные услуги, которыми будет вправе так же гордиться, как и настоящим беспримерным в история подводного плавания переходом лодки малого водоизмещения из Италии в Архангельск[92].
Морской министр адмирал Русин
Вновь небо, вновь строй «Муромцев». Для нее «вновь». А для многих из ее полка сегодня боевое крещение – первый вылет. Первый вылет на боевое задание 5-го женского Императрицы Марии дальнебомбардировочного полка «Ангелы Богородицы» в составе 2-й Ее Императорского Величества Марии Викторовны дальнебомбардировочной дивизии.
Подполковник баронесса Любовь Галанчикова приметила ориентиры и сравнила их с фотографиями столицы Австро-Венгрии. Что ж, похоже. Авиаразведка не зря ела свой хлеб.
– Заходим на цель!
Сегодня сильный ветер. Очень сильный и порывистый. Строй держать трудно и приходится увеличивать дистанцию между машинами. Но риск столкновений все равно очень высок. Особенно с учетом того, что за штурвалами половины их самолетов летчицы, которые вообще не имели боевого опыта. А многому ли научишься за два месяца интенсивной подготовки? Особенно если так много иностранок в полку.
Штурман «Развеселой Стратим» подпоручик Розина Феррарио сделала знак, что готова к сбросу.
– Истребители!
Не дожидаясь команды, загрохотали пулеметы Бесси Колман и Ольги Мостовской, отбивая атаки со стороны своих полусфер.
Нет, сбить «Муромец» задачка еще та, а уж строй из двух дюжин бомбардировщиков вообще очень опасная цель. Тут уж трудно сказать, кто для кого цель более легкая.
А вот и кварталы центра города. Старые здания.
Если они правильно угадали с ветром, то императорскую резиденцию зацепить не должно.
– Сброс!
Феррарио дернула рычаг, и куча зажигалок посыпались на город.
Сегодня у них только зажигательные бомбы. Впрочем, с учетом ветра, еще неизвестно, что хуже для тех, на чьи головы они посыпались.
А вот и первый сбитый истребитель. Правда, не их экипаж отличился, но городу, на который упал пылающий аэроплан, от этого не легче. Да, сегодня в Вене определенно выдался горячий денек. И, судя по чистому небу, дождь им сегодня вряд ли поможет.
Проследив, что все отбомбились, баронесса Галанчикова покачала крыльями, давая команду восстановить строй. Слава Богу, потерь у них сегодня нет.
«Развеселую Стратим» тряхнуло, и она задрожала от попаданий. Пулеметная очередь противника прошила машину, пройдя как раз между чернокожей американкой и русской баронессой.
– Черт!
Мостовская завертела головой, высматривая истребитель. Но первой его увидела Бесси Колман и, ругнувшись по-английски, открыла огонь, пытаясь поймать противника. Однако тот умело уходил от роя пуль, маневрируя между своими юркими собратьями и огромными тушами бомбардировщиков. Вот он переместился в верхнюю полусферу, и за дело взялась Мостовская.
Но несколько длинных очередей не дали эффекта.
– Гад! Снова ушел! Бесси – он твой!
– Yes!!!
Противник меж тем сделал вираж и вновь атаковал, впрочем, в этот раз пули прорезали воздух рядом с самолетом. Вновь оказавшись в верхней полусфере, аэроплан австрийцев (или немцев? черт их разберет в этой кутерьме!) попал в зону огня баронессы. Но пули никак не хотели ложиться в цель, то и дело норовя уйти в сторону.
Бесси Колман меж тем не скучала, ведя огонь по другому вражескому истребителю.
Еще одна порция пуль, и еще одна встряска «Развеселой Стратим». Галанчикова сжала зубы, стараясь удержать машину в строю и на заданном курсе.
– Yes!!!
Счастливый вопль известил миру о первом в мире истребителе, который был сбит чернокожей американкой.
– Да-а-а-а!!!
Это уже Ольга Мостовская вопит от восторга.
– Да-а-а-а! Боевое крещение, девочки! Да-а-а-а!!!
– Ваше величество, не соблаговолите ли вы назначить встречу вне стен этого дворца? Имею к вам конфиденциальный разговор.
– Что ж, мистер вице-президент, я приглашаю вас в палаццо Венеция, которое я тут купил по случаю. Наши службы протокола и канцелярии согласуют формат встречи и подготовят материалы.
– Боюсь, ваше величество, что вы не совсем верно истолковали мои слова. Я говорил о сугубо частной встрече, без служб протокола и прочей бюрократии. Тет-а-тет, как говорят наши французские союзники. С глазу на глаз.
– Понимаю. В любом случае место встречи остается неизменным – палаццо Венеция. Жду вас к себе в гости, господин вице-президент. Какую марку бурбона предпочитаете?
Марсель Плиа радовался как ребенок. Голубое небо, яркое солнце, свежий ветер, вражеская столица под ногами. Что еще нужно для счастья веселому полинезийцу?
Эх, остров-остров, он и забыл уже, как тот выглядит. Сначала вместе с матерью-служанкой в Париж, потом в Россию, в Петроград. Завод, потом вольноопределяющимся в армию, где пригодился его опыт механика, потом приметили его для авиации, а там уж и сам Игорь Сикорский взял в свою группу.
Насилу отпросился на фронт, война-то заканчивается!
Марсель усмехнулся белозубой улыбкой, вспоминая барышень из соседнего полка. Там были даже француженки! Впрочем, себя-то зауряд-прапорщик Плиа воспринимал уже практически русским, а вот они тут были точно как белые вороны! Хотя он там видел и черную – американку! С другой стороны, в Россию сейчас потянулись не только француженки и американки, кого тут только нет сейчас в женском полку – и итальянки, и британки, есть даже гречанки и испанки. В общем, все, кто хотел летать и кому местные законы не позволяли не то что в небо подняться, но даже на выборах проголосовать. Вот и едут активные и прогрессивные барышни в Россию.
Но эти хотя бы мечтают о том, что, получив опыт и славу, они смогут вернуться в свои страны и займутся политикой или общественной деятельностью, но ведь помимо буйных барышень в Россию целым потоком едут из той же Франции специалисты в разных областях, мастера, техники, инженеры. Да и предпринимателей немало, что решили, прихватив с собой свои капиталы, начать новую жизнь в России или в Ромее.
Услышав команду «сброс!», Марсель встрепенулся и проводил взглядом тучу зажигательных бомб, которые посыпались из люков бомбардировщиков их дивизии на Будапешт. Что ж, сегодня в городе будет воистину жарко.
Мы переехали из Квиринальского дворца в здание нашего нового посольства. В гостях, как говорится, хорошо, но сидеть в чужом дворце мне было категорически неудобно. Даже Маша, как мне показалось, с радостью выехала из родительского дворца, что уж говорить про меня и мою свиту.
Формально это было новое здание нашего посольства. Фактически же это была моя личная резиденция в центре Рима. К тому же пока наше посольство в Риме продолжало работать под новой вывеской «консульство Единства» в старом здании посольства России. А здание палаццо Венеция было достаточно просторным для того, чтобы вся моя орава тут вольготно разместилась.
К тому же сие колоритное строение изначально было специализированным под всякого рода дипломатические задачи, ведь изначально это было здание посольства Венеции в Папской области, а позднее, после объединения Италии и ликвидации Папской области, здесь размещалось посольство Австро-Венгрии. А теперь, значит, размещаемся мы. То бишь размещаюсь я.
Впрочем, для нужд предстоящей дипломатической миссии было мало и нового дворца, и здания старого посольства России. Именно поэтому сегодня мы подписали бумаги о выделении на окраине Рима большого участка под настоящий квартал Единства, фактически небольшой город, в котором будет все – от церкви до гостиницы, от аналитического центра и до зала приемов, от торгового представительства до зданий наших разведок. В общем, все и в одном месте! И не только в Риме!
Хотя, понятное дело, никакой благотворительности тут нет: Римская империя получит тоже много всего – в Москве, в Питере, в Константинополе, Одессе, Новом Илионе, Александретте. Так что баш на баш выходит.
– Государь! К вам граф Свербеев.
– Проси.
Полковник Абаканович склонил голову:
– Слушаюсь, государь.
Вошел Свербеев.
– Приветствую вас, граф. Вы с новостями?
– Точно так, ваше императорское величество! Сообщение из Австро-Венгрии.
– Слушаю вас, Сергей Николаевич.
– Сообщается, что адмирал Хорти подал в отставку со всех постов и император Карл принял ее. Император отправил в отставку австрийское и венгерское правительства, назначив министром-президентом Цислейтании барона Мака фон Гейнлейна. Кроме того, император Карл I, и он же король Карл IV Венгерский, поручил графу Михаю Каройи сформировать новое правительство Венгрии.
Я прошелся по своему новому кабинету, который был ненамного меньше футбольного поля.
– А что там, пожары потушили уже?
Министр покачал головой.
– Насколько можно судить, еще нет. Горит весьма серьезно, и ветер разносит пожар. В огне весь центр Вены и Будапешта.
– Значит, припекает.
– И весьма серьезно, государь.
– И каково ваше мнение насчет сих назначений?
Свербеев сделал небольшую паузу, прикидывая свой ответ.
– Смею полагать, государь, что, судя по персоналиям, Австро-Венгрия ищет путь выхода из войны. Причем, судя по личности графа Каройи, император Карл готов к серьезным реформам административно-политического устройства Двуединой монархии. Конечно, противники этого плана весьма сильны, но давление извне заставит их быть более сговорчивыми. Благо что тот же Иштван Тиса благополучно коптит потолок в итальянском плену и не сможет мутить воду в Будапеште. Думаю, что все идет к некой широкой федерации с императором Карлом во главе. Если, разумеется, Австро-Венгрия вообще сохранится на карте Европы.
Вновь появился адъютант.
– Прошу простить, государь, но прибыл вице-президент США Томас Маршалл.
– Хорошо, полковник, проводите его в синюю курительную.
Абаканович склонил голову и вышел.
– Что ж, Сергей Николаевич, я вас услышал. Следите за новостями и держите меня в курсе срочных. А я пойду, уделю внимание нашему дорогому гостю, будь он неладен.
– Как вам дворец?
– Как по мне – излишне роскошен. Но для приобретенной по случаю недвижимости вполне хорош. Может стать выгодной инвестицией. Хотя для посольства, как мне представляется, слишком пафосен.
– Ну, это, скорее, не здание посольства, а моя личная резиденция в Риме. Во всяком случае, пока.
– Понимаю.
Мы пригубили бурбон, и я вопросительно посмотрел на гостя.
– Итак?
– Ваше величество, мы можем говорить без титулов и прочего, как два встретившихся по делу нью-йоркских бизнесмена? Я хотел бы обсудить дела, не тратя времени на громкие и бессмысленные слова.
– Слова эти отнюдь не бессмысленны, а мы не ковбои Среднего Запада, встретившиеся в каком-нибудь салуне. Однако о чем же вы хотели говорить?
Видимо, мой ответ не очень устроил «простого американского парня», поскольку тот явно поморщился. Ничего, перебьется. Имеют они привычку писать мемуары после отставки, а политики даже не торгаши, у политиков язык как помело.
– Я хотел поговорить о Польше.
Поднимаю бровь.
– Любопытно. И что же вы хотите мне сказать на сей счет?
– Я хочу спросить – какого черта вы требуете за Польшу столько денег?!!
Ага. Вот так неожиданность. Кто бы мог подумать! О чем мы будем говорить? О Польше! О Польше, черт бы ее побрал!
Все это так явственно читалось на лице вице-президента, что я едва сумел сохранить невозмутимую мину.
– Мистер Маршалл, продайте мне свой лимузин за пару баксов.
Тот опешил.
– С чего бы это?
– Вот и я у вас спрашиваю: «С чего бы это?» С чего я должен продавать Польшу даром?
Маршалл хмыкнул.
– Ну, вы сравнили – автомобиль и какая-то Польша!
– А что вам Польша? В чем тут интерес у вас лично?
Американец взорвался:
– Да мне ваша Польша даром не нужна! Я до недавних пор даже не знал о ее существовании!
– Тогда в чем ваш интерес?
Мистер Маршалл снизил градус разговора и решил добавить градус себе внутрь, хлебнув бурбон.
– Сделка есть сделка. Вы хотите получить деньги за свой товар, и это справедливо. Но черт возьми, почему Америка должна платить за какую-то Польшу? Это же не Аляска, в конце концов. И не Калифорния. Польша не войдет в состав США. К тому же Польша еще не ваша, ее контролируют немцы. Так за что же деньги?
– Ну, откровенно говоря, идея с независимостью Польши отнюдь не наша, и мы можем полякам независимость не давать. Это нужно вашей администрации. За это и деньги. Что касается того, что Польша пока под немцами, то у меня нет сомнений, что рано или поздно они оттуда уйдут. Достаточно посмотреть на конфигурацию фронтов в том районе. Что касается суммы, то я хочу получить компенсацию за четверть промышленного потенциала моей империи, за все те заводы и фабрики, которые останутся в Польше в случае ее независимости.
– Но вы ведь много чего вывезли при отступлении!
– И тем не менее. К тому же не так уж и много мы вывезли.
– Но ведь немцы при отступлении в любом случае демонтируют все, что осталось! Вы получите пустую и разоренную территорию!
– Наши проблемы с немцами – это наши проблемы с немцами. Мы найдем, что с них взять.
Маршалл досадливо отпил виски и буркнул:
– Идиотская ситуация. Мы обсуждаем сделку, которая не нужна ни вам, ни нам.
Усмехаюсь.
– Отчего же?
– Оттого, что Польша Америке даром не нужна. Если бы не политические заявления и прочие предвыборные обещания президента Вильсона, мы бы вообще не обсуждали этот медвежий угол Европы. Деловые круги США с настороженностью следят за этим процессом, и пока выгода от этого предприятия выглядит весьма сомнительной.
В свою очередь делаю небольшой глоток бурбона. Даю возможность собеседнику несколько секунд досадливо бурчать, а затем уточняю:
– То есть давать деньги России за Польшу вы не хотите?
Тот покачал головой.
– Вы поймите, это абсолютно политически вредно. Если бы покупали у России, к примеру, Финляндию и она вошла бы на правах отдельного штата в США, то избиратель бы это понял. Это происходило многократно, и все привыкли к такому. Но платить деньги России за независимость Польши? Да мы с треском проиграем любые выборы! Нас не поймут в конгрессе, нас не поймут избиратели и, самое главное, нас не поймут на Уолл-стрит!
– А если бы деньги России за свою независимость дала бы сама Польша?
Маршалл запнулся.
– Это как? Откуда у Польши деньги?
Пожимаю плечами.
– Ну, дайте им кредит. На поддержку независимости и прочее развитие демократии. Все красиво. Так сказать, во имя укрепления мира во всем мире и гарантий безопасности на европейском континенте. Поляки должны вам, поляки платят нам компенсацию за потерю имущества империи в Царстве Польском. А утраченные при отделении Польши заводы на эти деньги строят американские фирмы.
Вице-президент подозрительно посмотрел на меня.
– А вы точно не американец?
– Это уже лирика пошла. Так что скажете?
– И сколько же вы хотите?
Вновь отпиваю виски. Промокнув салфеткой губы, отвечаю спокойно:
– Миллиард долларов, как я уже и говорил.
– Это несусветная сумма.
Парирую:
– Не такая уж и большая. Всего лишь пятилетний бюджет Нью-Йорка. К тому же львиная доля этих денег вернется в США, через строительство заводов в России американскими фирмами. А это, знаете ли, куш, который весьма понравится на Уолл-стрит. Да и избиратели ваши будут вполне счастливы, не так ли? К тому же это не благотворительность, за каждый цент кредита Польша должна будет отработать.
Маршалл поморщился.
– Все равно это очень большая сумма.
– Не торгуйтесь, вы не на базаре.
– И тем не менее. Выделение такого кредита Польше будет очень трудно провести. Все эти комитеты, комиссии, общественное мнение…
Пожимаю плечами.
– Ну, есть вариант уменьшить сумму для США, правда увеличив сумму для нас.
– Это как?
– Польша получает независимость, став протекторатом России и Германии, под гарантии США. Все три державы выступят гарантами независимости и нейтрального статуса Польши. Та же, в свою очередь, получит ограничения на 25 лет по количеству вооруженных сил и флота, если, разумеется, у Польши будет выход к морю.
– Это обязательное требование.
– Тогда за это придется заплатить. Я думаю, по 750 миллионов долларов с Германии и США в пользу России будет справедливой суммой. Разумеется, это суммы помимо действующих кредитов и прочего ленд-лиза. И помимо выплат, в том числе и «добровольных», в Международный банк восстановления и развития.
Маршалл усмехнулся.
– А Германия тоже даст кредит Польше?
– Ну, как вариант. Возместит, так сказать, ущерб, причиненный в ходе оккупации.
– То есть все дадут кредит Польше, Россия станет богаче на полтора миллиарда долларов, а Польша останется с голым задом и всем должна?
– Это бизнес. Тем более что и Америка не внакладе, верно?
Франция встретила Степана гомоном портового Шербура. Да, давно он здесь не был. Столько всего произошло. Даже империю провозгласили. Мостовского только жалко, хороший был человек Александр Петрович, царствие ему небесное.
Урядный вздохнул и подозвал носильщика. Не так много у него чемоданов, но образ блюсти надо. Кем он только ни был за эти месяцы, куда его только жизнь ни заносила! Америка, Ирландия, вновь Америка, Лондон опять же. Везде поспей, за всем проследи, да так, чтобы за тобой самим не проследили!
Пожалуй, и сам государь император не признал бы сейчас в степенном ухоженном буржуа того Степана Урядного, унтер-офицера, который испортил машину заговорщиков тогда, в Могилеве, в далеком теперь феврале 1917 года…
– Сообщение из Лондона! Новое правительство! Сообщение из Лондона! Король назначил нового премьера!
Кинув мальчишке монету, Степан принялся читать. Кивнув своим мыслям, он свернул газету и пробормотал:
– Чемберлен, значит…