Так и я. Вырвалась у Санты, в три прыжка добралась до унитаза и склонилась над ним аккурат в тот момент, когда у моего желудка кончилось терпение.
Отдышавшись, я цинично заглянула в унитаз. Не могу назвать себя экспертом по рвотным массам, но кое-какие важные признаки мне известны. Означенные массы выглядели так, как они и должны выглядеть у человека, не имеющего проблем с пищеварением, который внезапно проглотил нечто несъедобное. Правда, я последний раз ела десять часов назад самое малое, а в унитазе плавали вполне себе узнаваемые кусочки. Надо же, и не думала, что так плохо жую… Стоп. Получается, что все эти десять часов мой желудок не работал. Повод для визита к врачу. Или?.. Впрочем, тогда без врача точно нельзя обойтись.
За моей спиной маячила Санта. Я оглянулась:
— Ты видела, что меня вырвало?
— Видела, — согласилась Санта.
— Отлично. У меня есть свидетель. Теперь вызови Кера, пусть принесет мой кейс из кабинета. Сама не уходи.
Санта не стала задавать лишние вопросы. Я провела несколько неприятных минут, не имея возможности прополоскать горло и почистить зубы, прежде чем Кер подал мой кейс.
Я не прикасалась к нему больше года. С того дня, как вернулась с Саттанга. Но портиться в нем было нечему.
Привычным жестом я взяла образец из того, что плавало в унитазе, затем сделала два мазка со своего горла. Все упаковала, поставила метки. Сделала дубль образцов — отправлю Вере Харрис.
У моего организма не было ни единой достойной причины для такого поведения. Я здорова, не беременна, не имею пищевых аллергий. Я не ела ничего непривычного, такого, что моя поджелудочная железа не сумела бы переварить. Значит, яд.
Запечатав один комплект образцов, я отправила Кера к Вере Харрис, велев объяснить ситуацию на словах, строго при личной встрече и наедине. Затем вызвала бригаду из эдинбургского госпиталя Святого Марка — самого пристойного в городе. Умылась, оделась и спустилась в столовую, где было удобнее дожидаться медиков.
— Ты бы хоть чаю выпила, зеленая ж от слабости, — сказала Санта.
— Нельзя, — возразила я. — До медицинского освидетельствания — ничего нельзя. Даже чистить зубы. Даже воды нельзя.
— Бедняжка, — посочувствовала Санта.
Она уже почти ушла, когда за моей спиной с сухим щелчком развернулся монитор и зазвучала какая-то музыка с претензией на «духовность». Я автоматически засекла время, переключила чип на запись и только потом обернулась.
Заставка — черный фон, подсвеченный северным сиянием, и Колесо Сансары, без него под такую музыку никак, я понимаю, чего ж тут не понять…
— Что за чертовщина? — спросила Санта.
— Понятия не имею. Кто-то запрограммировал канал, похоже, хотел что-то посмотреть.
— Да кто ж мог-то? — недоумевала Санта. — Это твоя столовая, здесь, кроме тебя да твоих гостей, рассиживаться некому. А прочим не до картинок в рабочее время.
Я сверилась с часами. В это время у меня по режиму дня — ланч. Но я не имею привычки смотреть за едой новости и тем более высокодуховные передачи с Колесами Сансары.
Нина? У Нины запросто могут случиться самые разные желания. Но зачем ей программировать канал именно в столовой? К тому же она ушла репетировать.
Наконец музычка заткнулась, заставка растаяла, и на мониторе возник мужчина, приятный во всех отношениях. Лично я, когда вижу человека с настолько располагающей к себе внешностью, сразу напрягаюсь. Подозреваю, что мошенник или шпион.
— Здравствуй, — заговорил он, глядя мне в глаза. — Какая радость, что мы встретились.
Оригинальный способ привлечь аудиторию, тоже мне. Такими вещами баловались чуть ли не в двадцатом веке. Хотя насчет двадцатого я загнула, не было у тогдашних медиа технической возможности обеспечить взгляд зрителю в глаза. Двадцать первый это. Аккурат на излете телевизионной эпохи додумались. Собственно, этот трюк и ускорил закат массового телевидения. Он обеспечивал повышенную интимность и доверительность, люди с неустойчивой психикой верили, что ведущий обращается именно к ним, что он знает это… а дальше писали ему письма, добивались встреч с «другом» и жестоко разочаровывались. Кто поумней и позлее — подавали в суд. А кто послабей, бывало, и в окно от огорчения выходил. Самоубийств было так много, что технологию приравняли к террористическому акту.
Ведущий тем временем нес какую-то чушь. Он рассказывал, как хорошо понимает мои проблемы — таким нежным голосом, что я ощетинилась, — как сочувствует, как все мои страдания отзываются в нем непереносимой болью. И что он решил посвятить свою жизнь тому, чтобы изменить мою. О как, подумала я, до такого даже в двадцать первом веке не додумались.
Наверное, какое-то количество яда все-таки впиталось в мою кровь, потому что я не сразу поняла: на мониторе не было логотипа. Эт-то еще что такое?! Каждый производитель «картинки» обязан вешать на нее лого, частные лица — аватарки с чипа. Нет в Сети «картинок» без подписи, они туда просто не загрузятся. Голова моя прояснилась разом, и дальше я уже не отрывала глаз от экрана и ведущего, подмечая каждое его движение.
Когда он заговорил о новом мире, я уже не удивилась. Я уже все поняла. Вот как, значит, секта вербует новых адептов…
Даже интересно, что у них планируется по сценарию дальше. Психически нормальному человеку одного яда, который так плохо удерживается в организме, и милой болтовни с экрана будет маловато.
Из окна мне было видно Большую аллею, которая вела через сад к основным корпусам и далее ко входу в поместье. Сейчас по аллее торопливо шагали трое: женщина, мужчина и сопровождавший их Лур. Гости были в форме госпиталя Святого Марка. Я видела их самым краем глаза, но даже в таком невыгодном ракурсе невольно восхитилась грацией женщины. Вот это походка! Мужчина, впрочем, тоже выглядел очень ловким, несмотря на коренастую фигуру.
Минутой позже Санта провела их в столовую. Я все еще с энтомологическим интересом следила за происходящим на мониторе.
— Понятно, — женщина обреченно вздохнула. — Вы пытались отвлечь ее от просмотра этой дряни? — спросила она у Санты.
— Прошу прощения, — сказала я, — мне необходимо закончить запись. От этого зависит рассудок очень многих людей. Санта, подай чай.
— Нет, благодарю покорно, — откликнулась женщина. — Обойдемся без чая. И вам советуем. Вы слышите меня, понимаете?
— Да, и превосходно.
— Тогда соберите волю в кулак и отвернитесь. Вам нельзя смотреть на монитор.
— Не говорите ерунды, — пожалуй, чуть резче, чем следовало, ответила я. — Картинка значима только в первую минуту. Программирование идет с голоса. И я пока не поняла, чем он собирается закреплять приказ.
— Вы…
— Я знаю, что делаю. Доктор?
— Доктор Фройд.
Я сумела не отвлечься от монитора.
— Знаменитая фамилия в мире психиатрии.
— И очень распространенная в мире, — отозвалась женщина.
Проповедник закончил спич, появилось Колесо Сансары, полилась музычка, и через тридцать секунд монитор выключился.
На площадку перед домом сел вертолет в цветографической схеме медицинской службы и с эмблемой все того же госпиталя Святого Марка. Я посмотрела в окно, потом на доктора Фройд. Та испуганно побледнела:
— Леди, вам необходимо позвать на помощь. Это… это какие-то мошенники, преступники! Я часто бываю на таких вызовах, поверьте, это настоящая эпидемия. Но я не вызывала вертолет, наша машина стоит у входа в поместье. Не поддавайтесь этим людям, не позволяйте им увести себя! Они будут уговаривать, поймите, мы же не можем применить силу, чтобы спасти вас… Нет, вас не убьют. Но вы вернетесь другим человеком, не помня, чем жили раньше.
— Санта, Шона Ти сюда. Так, чтоб эти, на вертолете, его не увидели. Доктор Фройд, что мне лучше сделать, чтобы хоть ненадолго отвлечь мошенников? Чтобы они поверили и не убежали, пока не подтянется охрана?
— Сядьте так, словно все еще смотрите передачу. Молчите и улыбайтесь загадочно. Так обычно выглядят другие пациенты. Не знаю, почему на вас не подействовало. А нам лучше скрыться, иначе они все поймут.
— Молчать и загадочно улыбаться — это я умею… — пробормотала я и распахнула двери на веранду. — Прошу сюда.
Да, грация у женщины феерическая. Аж завидки берут. Я проводила ее взглядом и села у стола, напустила на себя самый идиотский вид, на какой только была способна. А что? Разведчик, который мимикой показывает, будто ему что-то там известно, только он нипочем не скажет, — конченый идиот. И как последний штрих к картине — набрала особый, доступный только мне и Августу код на чипе.
А теперь веселиться будем мы.
В столовую ввалились два жизнерадостных мужика, каждый с трех меня размером. Это ничего, большие шкафы громче падают. Мужики загомонили с порога, заполнили словами не то что комнату, а весь дом.
— Та-ак, где наша пострадавшая? Что с ней? А-а, какая знакомая симптоматика! Что, посмотрела некую программу и впала в транс? И не выходит? Ну ничего, это мы быстро поправим, одна инъекция, и ей сразу станет лучше, а потом мы ее в клинику, как новенькая будет…
Рядом мелькнула рука с инъекционной ампулой. Не меняя выражения лица, я перехватила руку. Толстую, ухватистую, замечательно волосатую руку. Мужик с грохотом полетел на пол, я успела выхватить ампулу и тут же босой ногой сильно ударила его в левую подмышку. Он несколько раз содрогнулся и вырубился. Ну, минут десять пролежит. Второй рыпнулся, но за его спиной уже вырос Шон Ти. Бац! Еще одно тело на полу.
И тут с веранды ворвались доктор Фройд и ее подручный. С пистолетами. Гражданское оружие, наверняка краденое, меланхолично отметила я.
— Всем стоять! — в голосе симпатичной «докторши» прорезался металл. — К стене! Руки за голову! Не двигаться!
— Оглянись, — посоветовала я.
— На эту дешевую уловку ведутся только глупцы, — парировала она.
— Вас же двое. Пусть оглянется кто-то один. Давайте, оглянитесь. А то моей прислуге вряд ли понравится отмывать вашу кровь с натурального антикварного паркета.