[934]. Немалое число аналитиков соглашаются с американским политологом П. Тейлором, который видит в будущем «мозаику национальных экономик, остающуюся основой мира вопреки массивной глобализации не в меньшей степени, чем при Адаме Смите и Дэвиде Рикардо»[935]. Как пишет видный американский политолог К. Уолте, «всем, кроме жертв близорукости, на горизонте видна многополярность… Более слабые государства системы будут стремиться восстановить баланс, повернуть систему к биполярноеи многополярности»[936].
Аналитики английского журнала «Экономист» считают, что к середине будущего века ситуация будет напоминать существовавшую до начала холодной войны и мощь будет распределена по политической карте мира более равномерно, чем ныне.
Способность обеспечить гарантированный ответный ядерный удар начала служить сдерживающим средством против самых могучих держав. Великий упроститель — ядерное оружие — предлагает крупным государствам шанс возвращения к статусу мировых центров. Формированию многополюсного мира будет содействовать распространение средств массового поражения (СМП), прежде всего ядерного оружия (освобождающего от необходимости в создании дорогостоящих армий и флотов). Политическая структура многополюсного или полицентричного мира будет состоять, полагают многие эксперты, из «автономных центров, обладающих собственной, отчетливо выраженной культурой, имеющих собственный арсенал ядерного оружия и космические системы…. Каждый из центров обзаведется собственной сферой влияния. Это будет вариант, близкий к классическому типу баланса сил»[937]. Конкретной реализацией этого процесса является становление трех блоков: Европейского союза, Североамериканской зоны свободной торговли (НАФТА) и восточно азиатской группировки. Скажем, Массачусетский технологический институт предсказывает формирование «трехполюсного мира, основанием которого явятся Япония, Европейский Союз и Соединенные Штаты»[938]. Другая группа аналитиков: «Азия, Европа и обе Америки возникнут как региональные экономические блоки соответственно во главе с Японией, Германией и Соединенными Штатами. Остальной мир во все возрастающей степени будет зависеть от этих трех ключевых регионов в плане технологического развития»[939].
Прорицатели многополярного мира видят к середине XXI века сообщество титанов. Канцлер ФРГ Коль говорил в Лувэне в 1996 году о мире трех примерно равных по силам блоков — Соединенные Штаты, Восточная Азия, Европейский союз. «Его (канцлера Коля. — А У.) политические наследники едва ли настроены миролюбивее и дружественнее»[940].
Немалое число аналитиков не верят в наднациональные объединения типа Европейского союза. Они полагают, что к глобальному возвышению, помимо США, пойдут суверенные государства, прежде всего Китай[941]. «Еще четырьмя претендентами на роль великих держав являются: Европа, если она решит отойти от Америки и увеличить вдвое-втрое свои военные расходы на создание вооруженных сил, равных американским; Россия, если китайское давление не бросит ее в объятия Запада; Япония, если она выйдет из-под защиты Америки и готова будет соревноваться с Китаем; и, возможно, Индия»[942].
Ряд футурологов призывают учитывать возрастающую роль Азии в глобальной экономике и особо выделяют Японию, Китай и Индию. В руках этих стран возможности, которые европейский ум еще с трудом постигает. Другая группа футурологов дает шанс ведущим европейским странам. «В очень недалеком будущем, скажем, в течение ближайших 10–20 лет, — пишет американский исследователь К. Уолте, — три политические силы могут вырасти до статуса великих держав — Германия или сформировавшееся Западноевропейское государство, Япония и Китай»[943]. Классик современной политологии С. Хантингтон предсказывает выявление трех уровней стран: американская мировая сверхдержава — главные региональные державы (Бразилия, Индия, Южная Африка, Нигерия, Иран, Китай и, возможно, Япония, Россия, Франция, Германия) — второстепенные региональные державы (Аргентина, Пакистан, Южная Корея, Украина, Британия)[944].
Признавая огромную значимость Соединенных Штатов как колоссального инвестора, торгового партнера и стратегического гиганта, эти страны желают утверждения своей независимой роли. Этому может послужить укрепление связей между собой, интенсификация торговых отношений внутри своих регионов, укрепление связей с другими регионами. Отдавая дань реализму американских политологов, нужно подчеркнуть, что они ощущают «холод отчуждения» союзников и не придают особого значения декларациям относительно «стратегического партнерства», «специального статуса» этих стран в мировидении Америки. Так, республиканский теоретик Р. Зеллик указывает, что «ни Китай, ни Россия не являются «стратегическими партнерами» Соединенных Штатов… Эти две великие державы, чье будущее столь неопределенно, находятся в напряженных или потенциально напряженных отношениях с США, и эти отношения становятся все более жесткими»[945].
Об объединенном потенциале Европы мы говорили в предшествующей главе. Но и отдельные крупные европейские страны имеют ресурсы усилить свою значимость в качестве независимых центров.
Франция. Такие страны, как Франция (ВНП в 2006 году — два и двадцать восемь сотых триллиона долларов и население 61 млн. человек), традиционно подчеркивают свое противостояние Америке. Французы — признанные противники международной системы, держащейся на всемогуществе единственной гипердержавы. Париж готов участвовать в формировании контрбаланса. Биограф цитирует слова французского президента Ф. Миттерана: «Возможно, не все население Франции знает это, но мы находимся в состоянии войны с Америкой. Да, постоянной войны, войны не на жизнь, а на смерть, экономической войны, войны без конца. Да, они очень сильны, эти американцы, они поглощают все, они желают иметь неразделяемую ни с кем власть над миром»[946]. Подобные же идеи выражал многолетний премьер Лионель Жоспен. Президент Ж. Ширак превозносит будущую победу «европейских ценностей» над идеологией американского консерватизма.
Прежний министр иностранных дел Франции Юбер Ведрин назвал Соединенные Штаты «гипердержавой» и огласил готовность своей страны стремиться к созданию надежного контрбаланса. Необходимость движения к нему Ведрин назвал «самоочевидной аксиомой»: «Не имея сдерживающего противовеса, Соединенные Штаты испытывают искушение проявлять себя гегемоном. Политика Франции заключается в том, чтобы способствовать созданию нескольких полюсов, способных обеспечить равновесие»[947].
Внутри страны в предстоящие годы грядет борьба между возглавляющим правый Центр аристократом Домиником де Вильпеном и намеренным возглавить левый центр Николя Саркози. Победитель станет наследником президента Ширака. Правые во Франции намерены осуществить программу приватизации.
Франция является лидером сил, борющихся против глобализации, ставя вопрос так: «англосаксонская глобализация» против сохранения национальных и культурных ценностей. Выражая подспудные страхи, пожелания и опасения других стран, политика Парижа воздействует на европейскую интеграцию и на международное антиглобализационное движение. Французы говорят не о потенциальных жертвах системы свободной торговли, не о компаниях, теряющих значение в мировом соревновании, а о глобальных заботах — защите окружающей среды, демократии, гражданских прав и культуры: глобализация отвратительна тем, что убивает само основание претензий Франции на существование в качестве одного из мировых центров — на уникальную французскую культуру. Наиболее влиятельная французская газета «Монд» подчеркивает, что «красные и желтые цвета «Макдоналдса» являются новым вариантом звездно-полосатого американского знамени, чья торговая гегемония угрожает сельскому хозяйству и чья культурная гегемония сокрушает все на своем пути, даже манеру питаться, — священные черты французской идентичности»[948].
Защита подобных идей, пишет французская исследовательница, «дает Франции возможность найти новую мировую роль в качестве лидера оппозиции глобализации. Поступая таким образом, Франция провозглашает себя защитником развивающегося мира. Французские интеллектуалы, ученые и политики с готовностью указывают на возрастающее неравенство богатых и бедных стран как побочный продукт глобализации и постоянно повторяют, что у Франции есть священная обязанность бороться с этими тенденциями ради наиболее обездоленных нашей планеты»[949]. В результате Франция получает пояс государств-последователей помимо традиционного круга стран-франкофонов.
Париж теперь уже изнутри военной организации НАТО — и частично поддерживаемый гласно и негласно Федеративной Республикой Германией — стремится подготовить переход от натовского единоначалия. Франция — как в старые голлистские времена — выступила главным выразителем западноевропейских интересов. «Франция, — полагают эксперты британской палаты общин, — придерживается той точки зрения, что формирование европейской оборонной идентичности должно быть независимым процессом, а не шагом в укреплении трансатлантического союза»