Есть две новые беспроводные игры, которые специально придуманы для тестирования и развития П-ориентированных способностей. «Правополушарный рай» компании «Текмо» включает в себя двенадцать видов деятельности, которые определяют, какова ваша доминанта – право– или левополушарная. На момент выхода этой книги игру можно достать только в Японии, но скоро она должна появиться в Северной Америке и в Европе (см.: www.tecmogames.com). Назначение этой игры – стать «игрой для мобильных телефонов, максимально стимулирующей работу мозга по сравнению со всеми, когда-либо созданными»; в ней девять уровней все возрастающей сложности, которые проверяют способности вашего правого полушария. (См.: www.bluelavawireless.com.)
Глава 9Смысл
В начале зимы 1942 года власти Австрии схватили и арестовали несколько сотен венских евреев, среди которых был молодой психиатр по имени Виктор Франкл. В то время он был восходящей звездой в своей области и разрабатывал новую теорию психологического здоровья. Виктор Франкл и его жена Тилли ожидали ареста, поэтому загодя позаботились о том, чтобы сохранить самое ценное из имущества. Еще до того, как в их дом вошла полиция, Тилли зашила в подкладку пальто Виктора рукопись книги, в которой он излагал свою теорию. Когда супругов отправили в Аушвиц, это пальто было на нем. Он не расставался с ним весь первый день в концентрационном лагере. Но на следующий день эсэсовцы заставили его раздеться, конфисковали всю одежду, и больше Франкл никогда не видел свою рукопись. Три года в Аушвице, а потом в Дахау, где его жена, брат, мать и отец погибли в газовой камере, Франкл восстанавливал текст, записывая на украденных клочках бумаги. И вот в 1946 году, через год после того, как войска союзников освободили концентрационные лагеря, из этих скомканных листочков появилась книга, которой суждено было стать одной из самых значительных и неувядающих работ прошлого столетия, – книга «Человек в поисках смысла»[214].
В своей книге Франкл рассказал, как ему удалось выжить, несмотря на непосильный труд, садистскую охрану и скудную пищу. Однако его книга – нечто большее, чем рассказ о человеке, выжившем в нечеловеческих условиях. Эта книга – окошко в человеческую душу и руководство по поиску смысла жизни. На основе собственного лагерного опыта и того, что пережили и чувствовали другие узники, Франкл доработал теорию, которую начал создавать еще до ареста. По его мнению, «человек главным образом стремится не к тому, чтобы получить удовольствие или избежать боли, а к тому, чтобы увидеть смысл своей жизни»[215]. Главное наше побуждение, мотивационный двигатель, который придает силы человеческому существованию, – это поиски смысла. Подход Франкла, который он назвал «логотерапией» – от слова «логос», по-гречески означающего «смысл», – быстро стал влиятельным направлением в психотерапии.
И Франкл, и другие узники сумели найти смысл и цель жизни даже в невообразимо страшных условиях концентрационного лагеря. (Одно из моих любимых мест в книге Франкла: «Я понял, как человек, у которого на этом свете не осталось ничего, может познать блаженство, пусть хотя бы на краткое мгновение, в мысленном общении с теми, кого он любит».) Франкл показал, что смысл возможен вопреки страданиям – точнее говоря, иногда смысл может родиться из страдания. Но при этом он подчеркивает: для того, чтобы обрести смысл жизни, вовсе не обязательно страдать. Все мы находимся в поисках смысла, а открывает нам его сочетание внешних обстоятельств и внутренней воли.
Последний тезис – ключ ко всей книге, который не теряет актуальности по сей день. В первые годы двадцать первого столетия несколько факторов создали такие условия для поисков смысла, что прежде ничего подобного нельзя было вообразить. Во-первых, при всей актуальности проблемы нищеты и других социальных бедствий, большинство людей, живущих в развитых странах, избавились от настоящих страданий. Как я объяснял в главе 2, мы живем в эпоху изобилия, и наши жизненные стандарты таковы, что не имеют аналогов в истории человечества. Освободившись от борьбы за существование, мы можем позволить себе роскошь посвятить более значительную часть своей жизни поискам смысла. И если даже Франкл, как и другие узники концлагерей, смог увидеть высший смысл, работая в Аушвице, мы в своей жизни, полной комфорта и изобилия, тоже справимся с этой задачей.
Действуют и другие обстоятельства. Как я писал в главе 3, поколение, рожденное в период «Бэби-Бума», вот-вот совершит демографический прорыв. У среднестатистического представителя этого поколения бóльшая часть жизни осталась за плечами, и это подталкивает его к духовным исканиям и переоценке ценностей. Призрак терроризма напоминает нам о бренности земного существования и острее ставит вопрос о его смысле.
«Мы рождены не для удовольствия, а для поисков смысла – разве что удовольствие будет растворено в смысле, которого мы ищем».
Технический прогресс продолжает свое неумолимое движение, заваливая нас информацией и изобилием возможностей. Все эти факторы, объединившись, породили мощнейший ураган обстоятельств, делающих поиск смысла реальностью, а желание найти его – шестой существенной категорией Концептуального века.
Роберт Уильям Фогель, лауреат Нобелевской премии по экономике (см. главу 2), называет эту тенденцию «Четвертым великим пробуждением». Он пишет: «Духовное (или нематериальное) неравенство сейчас стало не менее (а то и более) серьезной проблемой, что и материальное»[216]. В этих словах эхом отзывается то, что за полвека до того писал Франкл: «У людей достаточно всего для жизни, но им не для чего жить; у них есть средства, но нет смысла»[217]. Рональд Инглхарт, известный политолог из Мичиганского университета, занимающийся мониторингом и сравнением общественного мнения в десятках стран, тоже обнаружил нечто подобное. Каждый раз, когда он проводит исследование «Обзор мировых ценностей», оказывается, что респонденты все больше интересуются духовными, нематериальными вещами. Согласно одному из последних опросов, пятьдесят восемь процентов американцев говорят, что они часто думают о смысле и предназначении жизни. Существенное, хотя и чуть меньшее число немцев, британцев и японцев утверждают то же самое[218]. Инглхарт полагает, что развитые страны находятся в середине процесса постепенной смены своих операционных принципов, «перехода от „материалистских“ ценностей (делающих акцент прежде всего на экономической и физической безопасности) к „постматериалистскому“ капиталу (делающему акцент прежде всего на самовыражении и качестве жизни)»[219]. Грегг Истербрук, американский журналист и автор проницательных работ, посвященных этой теме, формулирует ту же мысль более смело: «Переход от материальных запросов к нематериальным совершается в исторически беспрецедентных масштабах, затрагивая сотни миллионов человек, и в конечном счете может быть назван главным культурным сдвигом нашего времени»[220].
Как бы мы ни назвали это явление – «четвертым великим пробуждением», расцветом «постматериалистских» ценностей или «нематериальными запросами», суть дела от этого не меняется. Поиски смысла стали главным аспектом нашей деятельности и жизни. Такие поиски – задача не из легких. Нельзя купить поваренную книгу с рецептом смысла жизни или открыть пакет с порошком смысла, залить его кипятком и помешать. Однако для людей, семей и организаций есть два практических, «целостных» способа приступить к этому поиску: серьезно относиться к духовности и серьезно относиться к счастью.
Последним на сцену выходит невысокий человек в бордовом одеянии и красных сандалиях. Когда он появляется из-за кулис, аудитория молча встает в знак уважения к нему. Он лучезарно улыбается, приветствует собравшихся и садится, скрестив ноги, на пустое кресло, которое уже ждет его. Этот человек, которого я пытаюсь разглядеть с заднего ряда битком набитой аудитории на тысячу триста мест в Массачусетском технологическом институте, заставил всех присутствующих (среди них – Ричард Гир, сложивший руки в жесте «намасте», и Голди Хоун, руки которой скользнули по бокам) встать в знак восхищения. Этот человек – Тензин Гьяцо, он же четырнадцатое воплощение Будды Сочувствия, он же далай-лама, лауреат Нобелевской премии, лидер Тибета в изгнании и «рок-звезда» духовного мира. Человек, который следующим вечером соберет в бостонском Флит-Центре тринадцать тысяч восторженных поклонников.
Что же далай-лама делает в Массачусетском технологическом институте? Он участвует в конференции «Изучение сознания» – двухдневные дебаты о влиянии науки на буддизм и буддизма на науку. Каждый день утром и вечером на стульях, выставленных на сцене, рассаживались ученые в строгих профессорских костюмах и монахи в ярко-красных и шафрановых одеяниях – яркая иллюстрация того, как разум делится хлебом с духом, как левая и правая стороны коллективного разума устраивают совет на нейтральной территории. Пятнадцать лет назад далай-лама стал приглашать ученых в свою резиденцию в индийском Дхармсале. Ему было интересно, что знают о работе мозга ученые, а им было любопытно, что происходит в мозгу у человека, добившегося почти сверхъестественных результатов в духовной медитации и трансцендентном опыте. Ближайшие полтора десятилетия такие ученые, как Ричард Дэвидсон из университета в Висконсине, стали помещать монахов в МРТ-аппараты (вроде того, в который попал и я, см. главу 1) и делать снимки их мозга в состоянии медитации, чтобы расширить знания об эмоциях, внимании, психических образах и других когнитивных способностях. Такие монахи, как Метью Рикард (по образованию – молекулярный биолог), стали читать научные труды, чтобы понять принципы работы сознания, а возможно, и природу души. Конференция, которую я посетил, была их первым публичным форумом – своего рода первый выход в свет. «У науки с буддизмом много общего, – сказал далай-лама тем из нас, кто остался на пресс-конференцию после основной части, – ведь они исследуют природу реальности и имеют общую цель – уменьшить страдания рода человеческого».