Впрочем, треснувший кризис нас сравнял. И тут уж я, как вы помните, начал бегать за Лёнькой, выпрашивая одолженные деньги. Лёня в свою очередь ныл, что денег нет, и это была чистая правда. Будь на его месте кто другой, я бы сказал, что это его проблемы, но дружеские отношения между нами со школьной скамьи не прекращались ни на минуту, а ругаться из-за денег с другом – последнее дело. И уж если боишься, что денежные вопросы могут развалить товарищеские отношения, лучше просто не давай в долг.
Именно Лёню я свел с Мертвицким, и, видимо, решение было верным. Рыжий светился, на веснушчатом лице его сияла благодушная улыбка.
– Привет. Ты как здесь?
– Как-как… Твоими стараниями. Я ж теперь работаю через дорогу. Твой патрон пришёл к моему патрону, и господа начальники предложили мне прогуляться. Тем более что у меня к тебе дело.
Рыжий выудил бумажник и, отсчитав некоторое количество оранжевых купюр, положил их передо мной на стол.
– Я же обещал, что тебе первому верну, – не без гордости сообщил Лёнька. – Возвращаю.
Я кивнул и убрал деньги. Судя по всему, мастер Дедал неплохо платит новому сотруднику. Ну и слава богу. Меня, признаться, малость напрягало, что я сдал своим странным компаньонам друга, которого если не обманул, то оставил в неведении относительно того, во что он ввязывается. Но рассказать Лёне про богов, героев и прочую ересь, в которую не поверит ни один нормальный человек, я не мог. Потому совесть нет-нет, да напоминала о том, что я подставил товарища. А раз у товарища всё хорошо, то, выходит, и не подставил. Так что, спокойной ночи, совесть, хороших снов.
– Как устроился? Чем занимаешься? – дежурно полюбопытствовал я.
Лицо Рыжего мгновенно растеряло улыбчивость.
– Серёня, не ставь меня в неловкое положение. Я не могу об этом говорить, я ж подписку дал. Секретность, и всё такое.
Я кхекнул и глотнул пакетированного чая. Вот мы и сровнялись. Я его не посвящаю в свои дела, потому что смертные не должны знать о делах богов, он меня не посвящает в свои, потому что простые смертные не должны знать о том, что происходит на режимном объекте за бетонным забором. С другой стороны, моя совесть теперь спокойно может впасть в кому.
– Как скажешь, – кивнул я, отставляя чашку. – Собственно, меня не крылья ваши интересовали, а как тебе на новом месте работается.
– Тс! – молниеносно среагировал Лёнька, переходя на конспиративный шёпот. – С ума сошёл, что ли? Откуда ты вообще про это знаешь?
– Мой, как ты выразился, патрон, курирует твоего патрона. Так как ты устроился?
Лёнька немного успокоился, но когда начал говорить, голоса с шёпота так и не повысил:
– Спасибо, хорошо. Очуменный проект, если честно. Смелый.
– А Мертвицкий тебе как?
– Чумовой мужик. В отдельных вещах плавает, ну да это понятно: каждый день что-то меняется, а он человек немолодой. Но старая закалка, это я тебе скажу – да! Он интуитивно предлагает такие решения, что я бы ни в жизнь не додумался.
Рыжий распалялся с каждой фразой всё больше, пока не повысил голос так, что сам себя испугался, и снова притих.
– Знаешь, может, это наивно звучит, но Мертвицкий – это Дедал нашего времени, – жарким шёпотом закончил Лёня.
«Знал бы ты, дорогой друг, насколько эта наивность близка к истине», – подумал я, а вслух сказал только:
– Рад, что у тебя всё хорошо.
– Спасибо. А можно спросить?
– Валяй, – я не стал сопротивляться.
– Георгий Денисович… он кто?
Я поглядел на Лёньку. А он зрит в корень.
– Георгий Денисович, – проговорил я вкрадчиво, тоже понизив голос, – это тот, кто платит деньги.
И посмотрел на Рыжего настолько многозначительно, чтобы отбить всякое желание спрашивать про Геркана что-то ещё. Лёня всё понял и снова замялся. Над столом повисло ощущение неловкости, с которым нужно было срочно что-то делать, и я поспешил перевести разговор в русло, интересующее меня:
– Слушай, здесь скотину никто не разводит?
– Какую скотину? – не понял Лёнька.
– Ну, может, конюшня рядом есть… или мини-зоопарк? Мне кажется, перед тем как ты пришёл, я видел за окном козла.
– Какого козла? – совсем опешил Рыжий.
– Чёрного, – совершенно искренний ответ почему-то прозвучал довольно глупо.
И, знаете, очень неуютно себя чувствуешь, когда друг смотрит на тебя как на сумасшедшего. Не в шутку, а на полном серьёзе.
Глава 9Играй, Вася!
В клубе стоял полумрак. Здесь не было ни ночной светофеерии, ни яркого дневного света, лишь тусклое холодное мерцание от работающих, кажется, круглые сутки настенных светильников. О том, что за стеной день, можно было только догадываться по тишине и отсутствию людей. Не играла музыка, не суетился персонал, не галдели весело посетители. Аккуратно, едва не по линейке, стояли девственно чистые столики, рядом так же аккуратно были расставлены стулья. И лишь уборщица в этой стерильной пустоте неспешно елозила шваброй по и без того отдраенному до блеска танцполу. Клуб казался… нет, не мёртвым, а каким-то стерилизованным, что ли.
В тишине зала, нарушаемой лишь шарканьем швабры, гулко процокали каблуки модных мужских туфель из крокодиловой кожи. Обладатель туфель выглядел, мягко говоря, немного странновато: яркие узкие брюки и не менее яркий пиджак контрастировали, убивая в зародыше саму мысль о гармонии, дальше шёл щедро намотанный шарф, из которого, словно из гнезда, высовывалась голова с выщипанными бровями, нелепым пучком крашеных волос и серьгой в ухе.
– Лийка-сказка, ты прекрасно выглядишь, – голос прозвучал гнусаво, с манерными нотками, что добавило и без того анекдотичному образу вошедшего ещё больше комичности.
Нилия поднялась из-за столика и направилась навстречу манерному мужчинке с деловой улыбкой.
– Здравствуй, Олежик.
«Олежик» приобнял богиню и дружески расцеловался с ней. Вернее, нарочито громко чмокнул влажными губами воздух сперва у правой, затем у левой щеки Нилии. Таким образом, обряд приветствия, весьма распространённый в кругах творческой богемы, был соблюдён, мужчина отстранился.
– Твоя маман сказала, что тебе нужно. Только из уважения к ней я согласился посмотреть, но я ничего не обещаю, – заранее открестился Олег.
– Просто удели нам полчаса.
Не удостоив богиню ответом, Олег развернулся и пошёл к сцене. Нарт сидел на краю сцены в скромном ожидании. В потрёпанных джинсах с видавшим виды рюкзаком он походил на таракана, выползшего на середину белоснежной кухни ультрадорогого ресторана посреди рабочего дня прямо на глазах у шеф-повара.
Местный «шеф-повар» округлил глаза:
– Это он? Лийка-сказка, ты же меня без ножа режешь. У меня тут звёзды первой величины работают. Где ты взяла этого бомжа?
Сырдон растянул губы в едкой улыбке, чем привёл Олега в ещё большее замешательство.
– Олег.
– Он же старик.
– Олег, в нашем шоубизе можно раскрутить что угодно, хоть броуновское движение бурановских бабушек, – голос Нилии сделался бархатным, растеряв деловые нотки.
– И-и-и-и не проси, – запротестовал тот, поворачивая к Нилии крашеную голову. – Это может стоить заведению репутации. А репутацию восстановить невозможно, её только просрать легко.
– Олежик, – Нилия приблизилась к мужчине на интимное расстояние, в голосе появилось томное придыхание: – ну я прошу. Пожалуйста. Ради меня…
Отказать ей сейчас было невозможно. Но, вопреки ожиданиям, «Олежик» шарахнулся от богини, как чёрт от ладана, голос его взвился фальцетом:
– Брось свои штучки! Совращай тех, кому это нравится. Я не по вашей части.
– Как скажете, Олег Витальевич.
Улыбка и бархатные нотки улетучились с пугающей быстротой. Нилия отстранилась, молниеносно превращаясь в деловую леди, напрочь лишённую гендерной принадлежности.
– Вы обещали уделить нам полчаса.
– Я могу послушать, – капризно протянул Олег. – Но решения не изменю.
– Полчаса.
Нилия кивнула нарту. Тот с неожиданной для его седин лёгкостью поднялся на ноги и принялся расшнуровывать горловину рюкзака.
– Он там завтрак туриста ищет? – надул пухлые губки Олег.
– У него там инструмент, – беспечно отозвалась Нилия.
Олег страдальчески возвёл глаза к потолку:
– Господи-и-и!
Ловкие сухие пальцы высвободили инструмент. Нарт отбросил в сторону рюкзак и снова присел на край сцены, умастившись поудобнее.
– Как его зовут?
Нилия вместо ответа лишь повела глазами в сторону Сырдона, мол, говори с ним, он тоже умеет разговаривать. Олег недовольно поджал губы:
– Как тебя зовут?
– Нарт, – просто ответил Сырдон.
– Это что, фамилия? А имя? Вася? Петя?
В глазах Сырдона блеснула нехорошая искра, но лишь на мгновение.
– Нарт, – спокойно повторил старик.
– А это у тебя что за хрень, Вася? Арфа? Гусли?
– Это не арфа, – всё так же сдержанно ответил старик. – Фандыр.
– Что ты мне паришь, Вася. Тандыр – это где лепёшки пекут, – Олег снова повернулся к Нилии. – Что он у тебя поёт, нанайские напевы?
– Скорее, баллады.
– Баллады? Как бард? «Когда вода всемирного потопа вернулась вновь в границы берегов»?[8] Или как эти? Йолопуки-лоитумы… «Виллеманн гйекк сег те сторан гха»?[9]
– Может, ты просто послушаешь? – сухо поинтересовалась Нилия.
Олег снова поджал пухлые губки:
– Ну, давай, Вася, удиви меня.
Нарт тронул струны.
– Этот инструмент называется фандыр. Я спою про него.
Олег фыркнул. Сырдон мягко улыбнулся, но по глазам было видно, что нарт в тихом бешенстве. Тонкие сухие пальцы забегали по струнам, по залу поплыл печальный перебор. А потом…
…нарта Сырдона прозвали бедовым. Не заладилась у него дружба с другими нартами. Вот построили нарты новый дом и решили похвалиться им перед бедовым. Пришёл к Сырдону нарт Хамыц, стал звать, а тот отвечает, мол, что-то вы не зовёте меня, гордые нарты, когда садитесь за стол выпить и поесть. Рассердился Хамыц и погнал Сырдона смотреть дом силой. Сырдон дом похвалил, а обиду затаил.