Приходил и уходил Гефест, только боль никуда не девалась. Дедал застыл в ней, словно муха в янтаре. Вокруг, должно быть, что-то происходило, но внутри не менялось ничего, кроме тональностей и оттенков бесконечной вязкой боли. А потом что-то случилось. Голова очистилась для мысли, и мысль эта возникла не в бреду, а наяву в проклятом подвале. Она была простой до примитивности, но существенной, хоть и укладывалась в три слова: «Гефест не пришёл».
И хотя физически легче не стало, мастер испытал невероятную смесь облегчения и надежды. Должно быть, так же чувствовал себя Прометей на скале, когда его истерзанную печень вдруг перестали клевать по расписанию. Неважно, почему не явился палач. Неважно, что будет дальше. Важно только, что это дальше стало возможным. И от осознания этой возможности Дедал ощутил, как по небритым щекам потекли слёзы.
Радость была недолгой. Скрипнула дверь. В груди мастера что-то оборвалось. Он заморгал часто-часто, отгоняя слёзы и готовый встретить взглядом своего мучителя, но вместо обоюдо-хромого кузнеца увидел перед собой умиротворённое лицо с раскосыми глазами.
– А ты что здесь забыл, господин Лун? – поинтересовался Дедал у видения.
– Пришёл забрать вас отсюда, господин Мертвицкий. Если, конечно, вы не хотите провести здесь остаток вечности, – качнулся в поклоне китаец. – У нас по-прежнему большие планы на вас и ваши крылья.
– Сейчас придёт Амфигей и подвесит тебя рядом.
Дедал привычно перевёл разговор на настоящее, чтобы развеять видение. Но Лун не развеялся, только покачал головой:
– Гефест не придёт. Во всяком случае, в данный момент это не представляется возможным, господин Мертвицкий. Я воспользовался рецептом Диониса, и теперь ваше божество спит, так как сон – лучшее средство от алкогольного отравления.
– Ты напоил Гефеста? – прохрипел мастер.
– Я лишь изучил подробности биографии и характера кузнеца и воспользовался проверенной методой. Сейчас он пьян и спит. Если желаете, мы можем этим воспользоваться. Но мне необходимо ваше согласие на сотрудничество. Впрочем, если нет – я всё пойму и оставлю всё как есть. Через пару часов Гефест проспится и…
– Отстегни меня, – оборвал поток вежливого издевательства Дедал.
Господин Лун привычно качнулся в лёгком поклоне, достал ключи и принялся ковырять замки наручников.
Тело оказалось тяжёлым и неповоротливым, отстёгнутые конечности отказались повиноваться, и мастер мешком повалился на пол.
– Вы сможете идти, господин Мертвицкий? – донёсся откуда-то сверху голос китайца.
Дедал хотел ответить, но перед глазами снова всё расплылось, и он провалился в небытие.
Глава 23Последний из нартов
Щёлкнуло, и непомерно огромная створка ворот поползла в сторону. За забором обнаружилась солидных размеров парковка. У ворот стояла даже не будка, а домик охраны. Свободно, как в лесу, росли сосны. Между высокими деревьями петляли дорожки, уложенные заковыристой тротуарной плиткой. Снега вокруг при этом лежало ровно столько, чтобы не поморозить газон. А дорожки и парковочная площадка были и вовсе вычищены и выскоблены до девственного состояния.
На краю парковочной площадки, под сосной зябко переминался с ноги на ногу Юрий Борисович в дорогих туфлях не по сезону. На плечи поверх мышиного костюма было наброшено дорогое, но неброское пальто.
Охранник распахнул дверцу, и Сырдон выбрался из машины.
– Вы опаздываете, – сдержанно приветствовал Юрий Борисович, но за сдержанностью этой скрывалось нервное напряжение.
– Ещё нет, – отозвался старик. – Минуты через три начну.
– Идёмте, – сухо бросил Юрий Борисович и, не оборачиваясь, размашисто зашагал к возвышающемуся за соснами особняку.
Нарт брёл следом, краем глаза ловя развешанные тут и там компактные камеры видеонаблюдения. На входе в дом, вопреки ожиданиям, никто не проверял. Бдительная охрана осталась снаружи, и камер как будто тоже не было. В огромном вестибюле их встретила милая приветливая женщина лет пятидесяти, уютного домашнего вида.
– Раздевайтесь. Тапочки. Рустам Ашурханович вас ждёт.
Кабинет хозяина дома более всего напоминал дворцовую залу галантного века. Одна стена от пола до потолка была укрыта книжными стеллажами, вторая смотрела на улицу высокими окнами. Впрочем, теперь окна были занавешены и мягкое освещение давали лишь настенные светильники да огонь в камине.
Сам Рустам Ашурханович – грузный немолодой человек – сидел перед камином в необъятном кресле, больше напоминавшем трон из фэнтезийного кинофильма, и смотрел на пляшущие языки пламени. На вошедших он даже головы не повернул.
– Я о тебе много слышал, – голос хозяина был вкрадчивый с гипнотизирующими нотками. Так мог бы звучать старый, матёрый, прошедший через всё крокодил, если бы только крокодилы умели разговаривать.
– Не смогу ответить тем же. Я о вас слышал немного.
Оставшийся у дверей Юрий Борисович, кажется, окаменел и перестал дышать. Рустам Ашурханович, напротив, пришёл в движение. Во всяком случае, повернул голову и с интересом посмотрел на старика в простой белой рубахе навыпуск с чёрным чехлом, заменившим потёртый рюкзак, в руке. Сырдон глядел старому крокодилу прямо в глаза безо всякого стеснения и ехидно ухмылялся.
– Как тебя? – словно запамятовав, поинтересовался хозяин.
– Нарт.
– Это что? Псевдоним? Фамилия?
– Просто Нарт.
– Хорошо, просто Нарт, – в голосе Рустама Ашурхановича почудилось одобрение, и Юрий Борисович у двери заметно выдохнул. – Главное в этой жизни – делать своё дело и никого не бояться. Я слышал, ты песни поёшь.
Сырдон ловким движением выудил из кармана чехла компакт диск и протянул хозяину. Тот принял подношение и непонимающе уставился на обложку.
– Нарт и «Дети богов»? Что это?
– Сингл, – поспешил вмешаться Юрий Борисович, – полноценного альбома у них пока нет, только…
Хозяин властным жестом остановил поток красноречия.
– Нарт – это ты. А дети богов где?
– На Олимпе, – в глазах старика плясали озорные искры. – Они же дети богов. Боги горшки не обжигают.
Рустам Ашурханович небрежно отложил диск в сторону.
– На кой мне твоя пластинка? Ты поёшь, вот и пой.
Старик понимающе ухмыльнулся в усы и принялся расчехлять инструмент. Хозяин наблюдал за музыкантом краем глаза, и во взгляде его с каждым движением Нарта нарастал интерес:
– Фандыр?
– Фандыр, – сказал Сырдон.
– Оригинально, – Рустам Ашурханович приглашающе кивнул.
Нарт окинул комнату ищущим взглядом, выбирая место поудобнее, и решительно шагнул к потрескивающему дровами камину. Он встал таким образом, чтобы находиться перед хозяином, но не закрывать тому вид на игривые языки пламени, поднял инструмент и коснулся струн.
Перебор был печальным, на сей раз в нём не было ни бодрости, ни ироничной задиристости. Только какая-то мощная, светлая, потаённая грусть по ушедшей в небытие эпохе, по ушедшим навсегда людям – великой эпохе и великим людям.
А потом Нарт запел и в языках пламени стали грезиться огни далёкой нартской деревушки, и вечерний нихас, и скучающие на нихасе нарты, и старый Сырдон с рогом, наполненным вином в руках…
…Урызмаг замер на секунду и спустил тетиву. Коротко свистнуло, стрела сорвалась и, пролетев сотню шагов, с хрустом расщепила свою предшественницу, торчащую из самого центра мишени. Под одобрительные возгласы Урызмаг опустил лук.
– Чему вы радуетесь, нарты? – в голосе лучшего стрелка сегодняшнего вечера не было ни капли радости от победы. – Поглядите, до чего мы дошли? Мы забыли о доблести, меряемся силой друг с другом только для развлечения.
– Мы побили всех, кто жаждал нас покорить, сломили многих насильников, истребили уигов, – не согласился Хамыц. – О чём ты говоришь, Урызмаг?
– Я говорю только о том, что мужчина, живущий в довольстве, без вызовов становится сытым, ленивым и слабым. А слабость ведёт к бесславной гибели, – сердито пробурчал Урызмаг.
– И где тот противник, которому не стыдно бросить вызов? Назови.
Урызмаг только зыркнул недобро исподлобья и сердито отбросил лук.
– Я назову, – прозвучал насмешливый голос из-под тиса.
Взоры нартов обратились к могучему дереву, под которым устроился Сырдон. Бедовый с едкой усмешкой потягивал вино из рога и, кажется, был весьма доволен всеобщим вниманием.
– Вы, нарты, молитесь богу. А могли бы испытать его силу. Чем не противник для вас? – с насмешкой вопросил Сырдон.
Ответом ему был такой гомон, какого не слышали прежде на нихасе. Бедовый пил вино и упивался затеянной сварой, покуда Урызмаг не вскинул руку, призывая к спокойствию.
– Это глупая шутка, Сырдон, – голос героя звучал напряжённо, но глаза уже блестели азартом. – Даже если б мы захотели бросить вызов богу, никто из нас никогда не видел его. Или, может, ты знаешь, где его искать?
– А зачем его искать? – продолжал забавляться бедовый. – Разгневайте его, он сам к вам явится.
– И чем мы можем разгневать его? – загомонили мужчины.
– Чтоб вы пропали, непонятливые нарты! Перестаньте молиться ему. Поставьте в домах своих высокие двери, чтобы не кланяться ему всякий раз, как входите в жилище. Забудьте его имя, будто его нет и никогда не было. Что может разозлить бога больше, чем неверие?
Последние слова звучали в полной тишине, нарты осмысляли сказанное.
Сырдон поднялся на ноги, осушил рог одним глотком, перевернул его и навесил на тисовый сук.
– Сделаете, как я говорю, и он сам к вам явится. Нет для богов ничего страшнее, чем потеря веры.
И в гробовой тишине бедовый отправился домой.
Но идея упала на благодатную почву. Страсти бушевали на нихасе до поздней ночи. Идти против бога было страшно, но невероятно заманчиво. Победа над таким противником подняла бы нартов до высоты самих богов. И тогда им не было бы равных не только на земле, но и выше.
Сговорившись, нарты порешили забыть имя бога, оставить молитвы, а на другой день принялись менять двери в домах с низких на высокие, чтобы больше никогда и никому не кланяться.