Зевс поглядел на Дедала с удивлением, перерастающим в интерес, а потом вдруг расхохотался. Смех его грохотал так, словно гроза разразилась прямо в стенах квартирки, показавшейся неожиданно крохотной в сравнении с мощью, таившейся до времени в отце богов. Тряслись стены, дребезжала люстра и посуда в шкафу. Громовержец хохотал едва не до слёз. Дедал украдкой поглядел на часы. Нет, этот смех от бессилия. Всё уже должно было случиться. Всё уже случилось.
Зевс оборвал смех, поднялся из-за стола и посмотрел на Дедала тяжёлым, как все тучи мира, взглядом.
– Неужели же мастер Дедал думает, что смог воспротивиться мне? Да ты безумен, старый дурак! Ты забыл, что воле Зевса можно противиться только по воле самого Зевса.
Громовержец нависал над мастером, давил взглядом, как небо на плечи титана Атланта. И вместе с этим взглядом давила возникшая вдруг тишина. Зевс не говорил больше ни слова, не смеялся, он будто ждал ответа, хотя ответа вроде бы уже и не требовалось, потому как всё было сказано. Дедал вдруг почувствовал, как на него наваливается усталость. Сейчас он не испытывал радости от своей победы, хотя был уверен, что выиграл.
– Поздно спорить, человечество уже получило крылья, – выдохнул он в давящую тишину кухни.
Зевс покачал головой и молча вышел. Тихо хлопнула дверь, за окном посветлело, прояснилось. Осталась только неподъёмная давящая тишина. И под тяжестью этой тишины в груди Дедала вдруг дрогнуло сомнение: а победил ли?
Крылья оказались легче, чем можно было предположить с виду. Лобановские умники закончили последние приготовления и отходили сейчас на безопасное расстояние. Хотя для них-то чего здесь может быть опасного?
– Долго ещё? – нетерпеливо поинтересовался стоящий в стороне Геркан.
– Сейчас, Георгий Денисович.
Лёнька настороженно поглядел в безразлично-серое небо. Сейчас оно было обычным для зимней Москвы, вернее, можно сказать – его вовсе не было. Люди из разных концов России всегда искренне удивляются: отчего москвичи не любят зиму? Хорошо же! Солнце, сверкающий снег, трескучий сухой мороз… Вот только всё это про Россию, а не про Москву. В Москве зима другая – влажная, посыпанная реагентами, с грязной кашей под ногами, чёрным от выхлопов снегом на газонах и без неба. Будто кто-то там наверху в режиме экономии выключает небо, оставляя вместо него серое бесцветное ничто. Кто-то там наверху, невольно усмехнулся Лёнька. Раньше про богов можно было шутить, в них можно было верить, а теперь вот что с ними делать?
Рыжий повернулся к Икару:
– Игорь, – сказал тихонько, так, чтобы не слышал Геркан, – уверен, что погода лётная?
– Погода как погода, – легко отмахнулся Каров. – Когда солнца нет, даже лучше. С солнцем у меня как-то не заладилось.
Лёня нахмурился. Испытатель широко, по-гагарински, улыбнулся и подмигнул:
– Не ссы, друг мой Лёнька, живы будем, не помрём. Как там… это один маленький шаг для человека, но большой шаг для человечества. Поехали?
Это было сказано так просто и без затей, что Лёня улыбнулся в ответ:
– Поехали.
Рыжий отошёл к другим наблюдающим и взмахнул рукой. Каров легко кивнул, потоптался на месте, сделал несколько шагов, приноравливаясь к весу крыла, и неуклюже оторвался от земли.
Он летел осторожно, несмело и пока ещё низко, но летел! Получилось! Его лаборатория, стоящая на краю полигона в полном составе, взорвалась аплодисментами. Геркан благосклонно кивнул и пару раз хлопнул в ладоши. Лёня не сдержался и поддержал всеобщий порыв. Он аплодировал этим людям, которые работали на него и Мертвицкого, аплодировал Икару, посмевшему преодолеть гравитацию и взлететь, аплодировал Дедалу, где бы он сейчас ни находился.
Каров тем временем освоился, осмелел и поднимался всё выше. Лёня неотрывно следил за уменьшающейся на глазах крылатой фигуркой. Казалось, что и Игорь, и крылья его светлеют, будто и не человек сейчас в небе, а ангел.
Внутри похолодело от неожиданного осознания, что это не Каров светлеет, а небо темнеет на глазах. Лёня дернулся, не успев ещё осмыслить всё до конца, не понимая, что делать: бежать, кричать, звать на помощь?..
Коротко сверкнуло, будто по летящему человеку шарахнула молния. Игорь застыл на бесконечно долгое мгновение. В груди у Лёни екнуло, хотя он всё ещё надеялся…
Обрывая все надежды, Каров камнем полетел вниз. Безвольно кувыркающееся в воздухе тело снова налилось тёмным цветом, а вернее – небо просветлело. Лёнькины сотрудники уже бежали вперёд, туда, куда летел Игорь.
Каров грянулся о землю и замер без движения. И тогда очень далеко зарокотало утробно и удовлетворённо.
Лёня опустился на колени. Бежать не было ни сил, ни смысла. Он зачерпнул ладонью пригоршню снега и растёр по лицу. Снег показался горячим. Лёня не знал, что где-то на другом конце города именно сейчас в квартире сталинского дома с окнами на проспект захлопнулась дверь за отцом богов. А если б даже и знал, это вряд ли что-то изменило бы.
Глава 30Всё пропало!
Полубог смотрел на меня мутным нетрезвым глазом сквозь узкую щель между косяком и входной дверью.
– Ты? – на помятом, заросшем щетиной лице Геркана шло вялое раздумье на тему: пускать меня или всё-таки не стоит.
– Поговорить надо, – твёрдо сказал я.
– Мндэ? – выдавил мой божественный деньгодатель и, распахнув дверь, отступил в сторону: – Ну, заходи, возница.
Пока он запирал дверь, я уже привычно прошёл на кухню.
В античном антураже что-то явно поломалось. Не бил фонтан, вода в нём зацвела, пожух виноград, кругом валялся какой-то мусор, а на одной из мраморных скамеек красовалась корявая надпись: «Хер на всё!» Написано было явно пальцем, а во что этот палец макали, чтобы изобразить незамысловатый лозунг, мне даже думать не хотелось.
С того дня, как провалились испытания, прошло полторы недели. Икара похоронили на Митинском кладбище. У могилы топталось человек десять, не больше. Игорь Каров улыбался им с гранитной плиты своей неподражаемой гагаринской улыбкой.
На похороны не пришёл ни Дедал, ни Геркан, ни Лёнька.
Мертвицкий снова пропал в тот же день, когда случилась трагедия. Но если в первый раз его похитили, то теперь он, судя по всему, сбежал по собственной воле. Куда улизнул мастер, где и от кого он прятался – осталось загадкой.
Георгий Денисович, и без того бешеный после провала испытаний, узнав об исчезновении Дедала, вызверился на Лёньку и загнал его в лабораторию вместе с опытным образцом, заявив при этом:
– Выйдешь, когда сделаешь мне крылья.
– Когда я сделаю крылья, я отсюда вылечу, – огрызнулся рыжий, чем довёл полубога до точки кипения.
Окончательно сорвавшись с катушек, Геркан запер Лёньку в лаборатории, лишив его какой-либо свободы. По прихоти божества рыжий оказался под арестом: его кормили, поили, под охраной водили в туалет, но домой не выпускали и отняли возможность связи с внешним миром. Мне к нему заходить тоже не позволили, пришлось довольствоваться разговором через окно.
Разговор вышел коротким по форме, колоритным, но малосодержательным. Рыжий долго ругался матом, чего с ним прежде никогда не случалось. Из всего потока удивительно разнообразной нецензурной брани можно было вычленить две мысли: во-первых, он невероятно зол на Георгия Денисовича, а, во-вторых, вероятность создания крыльев в таких условиях и без Дедала стремится к нулю.
Сам же сын Диониса ушёл в банальнейший запой, где, судя по всему, успешно находился до настоящего момента.
Геркан вошёл на кухню, сел к столу и уставился на меня как на раздражающий фактор.
– Чего пришёл?
– Поговорить.
– Говори и проваливай, – пробурчал он.
– Меня интересуют наши дальнейшие планы.
– А нет никаких планов. Всё пропало. Крылья пропали. Дедал пропал. Пф-ф-ф-ф! – он попытался жестом изобразить процесс пропадания всего, но вышло скверно, впрочем, Геркана это ничуть не расстроило. – А без Дедала и крыльев ничего не будет, – закончил он и потянулся за бокалом.
– Я понимаю, что ты расстроен неудачей с крыльями, ты в них много вложил, но посмотри на вещи с другой стороны, – кинул я пробный шар. – У нас есть мой проект.
– Твой проект – прикрытие.
– Мой проект был прикрытием. Сейчас он работает. Мы выходим на рынок, у нас есть готовая партия гаджетов и запчасти на вторую партию. Подписаны первые контракты, осталось только включить конвейер, и мне необходимо твоё участие.
– Ты не понял, возница? – пьяно набычился Геркан, напрочь растеряв остатки интеллигентности. – Всё пропало. Больше ничего не будет. Ни-че-го!
– Георгий Денисович, – перешёл я на официальный тон, – не говорите ничего, просто подумайте. У вас есть готовый проект, которому надо только дать старт.
– Это ты меня сейчас дураком назвал? – взбеленился сын коровы. – У меня есть твои фантазии, которые всегда были бреднями и нужны были только для того, чтобы отвлекать проклятого Зевса от проклятых крыльев. И даже с этим они не справились… Ты не справился! Уйди, возница, я не желаю тебя видеть.
Он был отвратительно пьян, и мозги у него отказывались работать.
– Хорошо, – согласился я. – Тогда выпусти Лёньку.
– Пусть сделает то, что должен, и идёт на все четыре стороны.
– Ты же сказал, что всё пропало!
– Всё пропало, – пригорюнился Геркан и снова уткнулся в стакан.
– Тогда отпусти Лобанова.
– Не-е-ет, пусть сидит и делает, что обещал. У нас контракт.
– А в контракте прописано, что его можно держать под арестом?
Геркан вдруг резко подскочил из-за стола и яростно плеснул мне в лицо
вино из бокала. Но при всей своей внезапности припадок бешенства вышел столь же раскоординированным, сколь неожиданным, и вино украсило кровавым потёком стену сантиметрах в пятнадцати от меня.
– Убирайся!!! – прорычал Георгий Денисович.
На этом силы его иссякли, он снова опустился на мраморную скамью и запричитал:
– Уходи… все уходите… надоели… всё пропало… всё кончено… оставьте меня… все оставьте…