И здесь также должна быть закончена разрушительная часть нашего Восстановления, которая состоит из трех опровержений, а именно: опровержения наивного человеческого ума, предоставленного самому себе, опровержения доказательств и опровержения принятых теорий или философии и учений. Опровержение их было таково, каким оно только могло быть, то есть посредством признаков и очевидных причин, ибо никаких других опровержений мы не могли применить, расходясь с остальными и в основных началах, и в методах доказательств.
Поэтому теперь своевременно будет обратиться к самой науке и правилу Истолкования Природы, хотя все еще остается кое-что, что надо предпослать. Ибо поскольку цель этой первой книги Афоризмов – подготовить разум людей для понимания и восприятия того, что последует, то теперь, очистив, пригладив и выровняв площадь ума, остается еще утвердить ум в хорошем положении и как бы в благоприятном аспекте для того, что мы ему предложим. Ведь предубеждение относительно новой вещи обусловлено не только преобладающей силой старого мнения, но также и наличием предвзятого ложного мнения или представления о предлагаемой вещи. Итак, попытаемся создать правильные и истинные мнения о том, что мы приводим, пусть лишь временные и как бы взятые взаймы, пока сама вещь не будет вполне познана.
Прежде всего мы считаем нужным потребовать, чтобы люди не думали, будто мы, подобно древним грекам или некоторым людям Нового времени, как, например, Телезий, Патриций, Северин95, желаем основать какую-то школу в философии. Не к тому мы стремимся и не думаем, чтобы для счастья людей много значило, какие у кого отвлеченные мнения о природе и началах вещей. Нет сомнения в том, что много еще в этой области можно возобновить старого и ввести нового, подобно тому так могут быть предположены многочисленные теории неба, которые достаточно хорошо сходятся с явлениями, но расходятся между собой.
Мы же не заботимся о таких умозрительных и вместе с тем бесполезных вещах. Напротив того, мы решили испытать, не можем ли мы положить более прочное основание действенному могуществу и величию человеческому и расширить его границы. И хотя в отношении некоторых частных предметов у нас есть, как мы полагаем, более правильные, более истинные и более плодотворные суждения, чем те, которыми люди пользуются до сих пор (их мы собрали в пятой части нашего Восстановления), все же мы не предлагаем никакой всеобщей и цельной теории. Ибо, кажется, еще не пришло для этого время. И я даже не надеюсь прожить достаточно для завершения шестой части Восстановления (которая предназначена для философии, открытой правильным Истолкованием Природы). Мы считаем, однако, достаточным, если, действуя трезво и с пользой в средней части, успеем бросить потомству семена более чистой истины и не отступим перед началами великих дел.
Не будучи основателем школы, мы равным образом и не раздаем щедрых обещаний относительно частных практических результатов. Однако тут кто-нибудь может возразить, что мы, столь часто упоминая о практике и все приводя к ней, должны бы представить в виде залога какие-нибудь практические результаты. Но наш путь и наш метод (как мы часто ясно говорили и как я бы хотел сказать это и теперь) состоит в следующем: мы извлекаем не практику из практики и опыты из опытов (как эмпирики), а причины и аксиомы из практики и опытов, и из причин и аксиом – снова практику и опыты как верные Истолкователи Природы.
И хотя в наших Таблицах Открытия (из которых состоит четвертая часть вашего Восстановления), а также в примерах частностей (которые мы приводим во второй части), а кроме того, и в наших замечаниях относительно Истории (которая изложена в третьей части труда), каждый человек, даже средней проницательности и прозорливости, найдет много указаний, касающихся важных практических применений, однако мы откровенно признаем, что та естественная история, которая у нас теперь имеется (из книг ли или из собственного исследования), недостаточно богата и проверена, чтобы удовлетворить или послужить правильному истолкованию.
Итак, если найдется кто-либо более способный и подготовленный в механике, а также более проворный в погоне за практикой посредством одного лишь обращения к опытам, мы ему предоставляем и разрешаем эту деятельность: извлекать как бы срывая по дороге из нашей Истории и Таблиц многое, что он сможет приложить к практике, пользуясь как бы процентами, пока не окажется возможным получать самый капитал. Мы же, устремляясь к большему, осуждаем всякую преждевременную задержку в такого рода делах так же, как яблоки Аталанты96 (как мы часто говорим). Мы не хватаем по-детски золотые яблоки, но все возлагаем на победу науки в беге над природой; и не спешим снять посев в зеленых всходах, а ждем своевременной жатвы.
Тот, кто прочтет нашу Историю и Таблицы Открытия, может, без сомнения, натолкнуться на что-либо менее достоверное или совершенно ложное в самих опытах. И поэтому он, возможно, подумает, что наши открытия опираются на ложные и сомнительные основания и начала. В действительности же это ничего не значит. Ибо в начале дела неизбежно должно происходить нечто подобное. Ведь это равносильно тому, как если в писаном или в печатном произведении та или иная буква поставлена или расположена неверно: это мало мешает читающему, поскольку ошибки легко исправляются по самому смыслу. Точно так же пусть люди подумают о том, что в естественной истории можно ошибочно поверить многим опытам и принять их, но спустя короткое время их легко отвергнуть и отбросить на основании найденных причин и аксиом. Однако действительно, если в естественной истории и опытах будут большие, многочисленные и непрерывные заблуждения, то их невозможно исправить или устранить никакой удачей дарования или науки. Итак, если в нашей естественной истории, которая была собрана и испытана с таким усердием и строгостью и почти с религиозным рвением, находится в частностях что-либо ложное или ошибочное, что же тогда должно сказать про обычную естественную историю, которая столь легковесна и небрежна по сравнению с нашей? Или о философии и науках, построенных на этом сыпучем песке? Поэтому пусть никого не волнует то, что мы сказали.
В нашей истории и опытах также встретится много вещей, прежде всего легковесных и общераспространенных, затем низких и недостойных, и наконец слишком тонких и совершенно умозрительных и почти совсем бесполезных. Этого рода вещи могут отклонить и обратить в другую сторону стремления людей.
Что касается вещей, которые кажутся обычными, то пусть люди подумают: до сих нор они занимались только тем, что сообразовали причины редких вещей с вещами, случающимися часто, и не искали никаких причин того, что случается часто, но принимали это как допущенное и принятое.
Так, они ищут причин тяготения, вращения небесных тел, тепла, холода, света, твердости, мягкости, разреженности, густоты, жидкости, крепости, одушевленности, неодушевленности, сходства, несходства, наконец органического. Они принимают все это как явное и очевидное – и рассуждают и спорят только относительно тех вещей, которые случаются не столь часто и привычно.
Но мы, достаточно зная о том, что нельзя составить никакого суждения о редких или замечательных вещах и еще менее того – извлечь на свет новые вещи, пока не будут по порядку проверены и открыты причины обычных вещей и причины причин, по необходимости принуждены принять в нашу историю самые обычные вещи. Мало того, ничто, как мы убедились, не преграждало так путь философии, как то, что люди не останавливались и не задерживались в созерцании частых и простых явлений, но принимали их мимоходом и не имели обыкновения доискиваться их причины, так что сведений о неизвестных вещах приходится искать не чаще, чем внимания к известным.
Что же касается низких или даже отвратительных вещей, о которых, как сказал Плиний, можно говорить, лишь предварительно испросив позволения, то и эти вещи должны быть приняты в естественной истории не менее, чем прекраснейшие и драгоценнейшие.
Естественная история от этого не будет осквернена. Ведь солнце одинаково проникает и во дворцы, и в клоаки и все же не оскверняется. Мы же не воздвигаем какой-либо Капитолий или Пирамиду в честь человеческого высокомерия, но основываем в человеческом разуме священный храм по образцу мира. И мы следуем этому образцу. Ибо то, что достойно для бытия, достойно и для знания, которое есть изображение бытия. Одинаково существует как низкое, так и прекрасное. В самом деле, как из какого-либо гниющего материала, как, например, мускуса и цибета97, порождаются иногда лучшие ароматы, так и из низких и грязных явлений исходят порою замечательнейшие свет и познание. Однако об этом сказано уже слишком много, ибо такой род брезгливости вполне относится к детям и неженкам.
Более тщательно надо рассмотреть следующее: возможно, что многое в нашей истории пониманию толпы или даже чьему-либо разуму, привыкшему к обычным вещам, покажется пустыми и бесполезными тонкостями. Итак, об этом уже сказано и должно быть еще сказано прежде всего. А именно: в начале и в первое время мы ищем только светоносных опытов, а не плодоносных, поступая по примеру божественного сотворения, которое, как мы часто говорили, в первый день создало только один свет и отдало ему одному целый день, не присоединяя в этот день никакого материального творения.
Поэтому, если кто-либо сочтет, что вещи этого рода бесполезны, то это равносильно тому, как если бы он думал, что и у света нет никакой пользы, ибо это вещь не осязаемая и не материальная. Действительно, следует сказать, что хорошо проверенное и определенное познание простых сущностей есть как бы свет. Оно открывает доступ к самым глубинам практических приложений, могущественно охватывает и влечет за собой все колонны и войска этих приложений и открывает нам истоки замечательнейших аксиом, хотя само по себе оно не столь полезно. Ведь и буквы сами по себе отдельно ничего не означают и не приносят какой-либо пользы, но составляют как бы первую материю для сложения каждой речи. Так же и семена вещей, сильные своими возможностями, совершенно не могут быть использованы, кроме как в своем развитии. Так и рассеянные лучи самого света ничего не могут уделить от своей благодет