торой использовались психоделики в тот период. Тысячи людей участвовали. Все исследования показывали одно и тоже: зависимость постепенно переходила в трезвость. Иногда эффект длился неделями, иногда месяцами».
Разнообразные зависимости остались одной из главных проблем общественного здоровья в США, однако несмотря на это исследования были похоронены на 40 лет. Главное событие, которое привело к прекращению исследований, произошло в 1960 году, когда гарвардский психолог Тимоти Лири съездил в Мексику и впервые попробовал волшебные грибы. В последствие он скажет: «пять часов, прошедших после приёма этих грибов, дали мне больше, чем 15 лет изучения психологии». В течение следующих нескольких лет Лири «накормил» сотни, может быть, тысячи человек, включая Кена Кизи и остальных веселых проказников. А потом вечеринка закончилась — ЛСД и псилоцибин были запрещены в 1968 году, а также законом по контролю за веществами в 1970-м (в результате влияния США на фармополитику — и по всему миру). Сотни книг, более 1000 опубликованных исследований и более 40 тысяч пациентов остались ни с чем.
«Никсон зарубил все это, — считает Доблин. — Он назвал Лири самым опасным человеком в Америке. Вот, что мы помним. Но вся эта работа, которая фактически стала началом современных исследований мозга и сознания: серотониновая революция, наша первая реалистичная картина подсознания, лекарства от одних из самых трудных к излечению состояний. Невероятно, что большинство людей об этом даже не подозревают».
Новый эпизод статьи про психоделический ренессанс, в котором вы узнаете о роли Рика Доблина и MAPS (Междисциплинарная ассоциация за психоделические исследования) в деле возрождения психоделической терапии.
Мэрилин привезла Мару в бостонскую клинику Brigham and Women's. К тому времени, когда её осмотрели, большинство из симптомов прошли. В записи неотложки сказано: "Бодрость, тревога без явных причин». Но во время тестов обнаружились проблемы, и в итоге она осталась на две недели. Когда её окончательно выписали, она весила на 14 фунтов легче и принимала 15 разных препаратов. Первое, что она захотела сделать — принять больше экстази. Её мать не была уверена в том, что это правильно, хотя и понимала логику дочери: «Конечно, Мара ищет чуда, но в основном это из-за боли. Под МДМА ей не было больно. Она могла двигаться, она была сама собой».
Мэрилин снова консультируется с Аланом. Вместе они пытаются преодолеть кризис. МДМА вряд ли мог вызвать симптомы Мары, но его взаимодействие с метадоном — вероятно. Сейчас Мара принимает значительно меньше метадона, что является хорошим знаком, но, кроме этого, ей прописано в два раза больше других лекарств, чем раньше. Алан консультируется с другими врачами. Главная проблема — антикоагулянт ловенокс. МДМА повышает давление, и его взаимодействие с ловеноксом увеличивает шансы кровоизлияния. Они решают прекратить приём ловенокса за день до сессии во избежание проблем с давлением. Но есть и ещё один аспект: Мара хочет двигаться дальше, а это означает более мощную дозу МДМА. Может ли это убить её? Никто не знает наверняка.
В своей магистерской диссертации об экстремальном туризме Мара писала: «Риск — это необходимая составляющая в организации приключений… Чрезмерная защита себя от опасностей и неожиданностей реальности означает отказ от настоящей жизни». И теперь она на практике осуществляет то, за что ратует. Через неделю после выписки из больницы, в канун июля, в 10:45 утра Мара принимает 130 мг МДМА, усилив эффект ещё одной таблеткой в 55 мг через несколько часов.
«Купи билет, — как сказал Хантер Томпсон, — отправляйся в путь».
* * *
Рик Доблин родился и рос в еврейской семье в Оук-парк, штат Иллинойс, как он говорит — «под тенью Холокоста». Это сделало из него подростка, избегавшего спорта и девушек ради книг об общественном неповиновении. К 14 годам он уже посвятил свою жизнь проблемам социальной справедливости. К 17 годам он решил стать воспротивиться обычному сценарию: ему хотелось иметь криминальный эпизод в биографии, чтобы «я уже не мог стать адвокатом, врачом или заниматься всеми этими правильными вещами, которыми должны заниматься хорошие еврейские мальчики».
Вместо этого Доблин поступил в Новый колледж Флориды: «Я только начал общаться с девушками, — говорит он. — Я думал, что «Битлз» писали глупые песни о любви». До этого дня он ни разу не пил алкоголь или кофе, не курил сигарет и не пробовал газировки. Тогда, в 1971 году Доблин ещё верил слухам. «Кислота пугала меня, — говорит он, — я был уверен, что даже один приём сделает из тебя сумасшедшего». А потом он перешёл в старшие классы, открыл нудистскую колонию в кампусе и психоделические танцы, продолжавшиеся всю ночь. Ему потребовалось не так уж много времени, чтобы перебороть свой страх.
«ЛСД стало откровением, — говорит он, смеясь. — Когда я был моложе, как все другие, я воспринимал свою бармитцу очень серьезно. У меня были все эти вопросы о религии, на которые я хотел получить ответы. Я ожидал мистического опыта, который изменит меня. Когда же это произашло, я был реально разочарован в Боге. Через 10 лет после этого у меня был первый психоделический опыт: ЛСД оказалось тем, что я ожидал от бармицвы. Это было то, чего я хотел». Доблин был тут же ею очарован. Потом было больше трипов и больше исследований. Он наткнулся на «Программирование и метапрограммирование в человеческом биокомпьютере» доктора Джона Лилли (Лилли намеревался создать карту разума во время кислортных трипов в изолированной цистерне) и «Реальность человеческого подсознания» доктора Станислова Грофа (наблюдения, сделанные во время исследований ЛСД).Гроф был одним из главных исследователей ЛСД в 1950-х — 1960-х. «Психоделики были именно тем, что я искал, — говорит Доблин. — Передо мной был научный путь, объединяющий духовность, терапию и ценности. Вы можете погрузиться в свою душу и возвратиться назад с важными моральными уроками, свободными от предрассудков. Говоря об инструменте для социальной справедливости, я думал — и думаю до сих пор, — что при правильном применение психоделиков вы получаете мощный антидот Гитлеру».
Было ли это антидотом, или нет, в любом случае было слишком поздно для такого рода путешествий. «Война с наркотиками закрыла все возможности. Исследования переместились на сны, медитацию, голодание, религиозные песнопения, холотропное дыхание, — одним словом: на все способы достигнуть изменённых состояний без наркотиков. И это была не ошибка истеблишмента, это была наша ошибка, ошибка контркультуры. Мы держали это в руках и потеряли». В итоге Доблин бросил коледж, принимал больше наркотиков, завел себе волка в качестве питомца, испробывал интенсивную терапию животным криком, научился строить дома. В общем — делал всё, что угодно, лишь бы отвлечься от мысли о том, что исследования психоделиков — единственное, что его интересует в этом мире. В 1982 году он взял перерыв. МДМА только появилось на сцене, и Доблин был взволнован. «Это было прекрасное средство для освобождения внутренней любви, для принятия самого себя и внутреннего согласия. Я тотчас же понял, что оно имеет удивительный терапевтический потенциал, но его уже начали продавать в барах. Слишком много людей делали это. Конечно, запрет не заставил себя ждать. Но я знал, что, если мы сможем оказаться впереди, то у нас есть шанс перебороть все это высокомерие, это был наш шанс сделать что-то отличное».
Поход Управление по борьбе с наркотиками против МДМА начался в 1984 году, но Доблин был уже готов. Он познакомился с Лаурой Хаксли, вдовой Олдоса, и она рассказала ему о психоделическом сообществе такое, что он никогда не мог себе вообразить. «Тогда я понял, что психоделические исследования не исчезли, они просто ушли в подполье». Он использовал новые связи, инициировав ряд серьезных исследований. В надежде выиграть пиар-сражение он начал рассылать МДМА мировым духовным лидерам. Примерно дюжина из них попробовали вещество. В 1985 в Newsweek под заголовком «Под воздействием экстази» вышла статья, автор которой цитировал известного католического теолога брата Давида Штейдл-Раста, который рассказывал о собственном опыте: «Монахи проводят целую жизнь, культивируя то же состояние открытости, которое дает МДМА».
Во время одного из исследований, Доблин пытался получить государственное разрешение привлечь к нему его собственную бабушку. Она умирала и потому страдала клинической депрессией. Доблин хотел дать ей попробовать МДМА, но родители запретили ему нарушать закон. «Передо мной была очень больная старая женщина в состояние отчаяния, которая явно нуждалась в помощи, — вспоминает Доблин. — У нас был препарат, который мог помочь ей, препарат, который уже благополучно опробовали тысячи людей, и закон, который запрещад это». В 1986 Доблин организовал MAPS (Мультидисциплинарная ассоциация за психоделические исследования), чтобы обеспечить легальность медицинского использования экстази и для юридической помощи врачам во время тяжб с правительством. Он проиграл этот бой. В 1988 Управление по борьбе с наркотиками добавилл МДМА в список № 1, вместе с героином, PCP и другими наркотиками «с высокой вероятностью злоупотребления» и «без практики медицинского использования в Соедениненных Штатах на данный момент». Это означало, что, если Доблин хочет изменить это решение, ему необходимо убедить Управление по контролю за лекарствами, что МДМА одновременно и безопасно, и применяется в медицине.
Доблин закончил колледж и решил получить высшее образование. Но на дворе был 1988 год: ни одно из высших учебных заведений не было заинтересовано в том, чтобы разрешить ему исследовать психоделики. «Я понял, что политика стоит на пути науки, — говорит Доблин. — И решил учиться политике». Он поступил в Гарвардскую школу политики имени Кеннеди и получил степень доктора.
А в 1989 году Управление по контролю за лекарствами приняло внутренний документ, который радикально изменил судьбу исследований психоделиков. «Агенство начало штормить, — говорит Доблин. — И я решил деполитизировать его работу и пересмотреть психоделические препараты исключительно с точки зрения научной значимости» .«Рик догадался об их секрете, — считает Марк Клейман, директор программы по анализу фармополитики в UCLA, один из наставников Доблина во времена его учебы в Гарварде. — Он разгадал, что Управление собирается играть по правилам». И впервые за многие десятилетия исследования психоделиков стали доступными, перестав быть мечтой.