Она не отвечает.
Сын молча кладет голову ей на колени. Зеленый мячик выкатывается из расслабленной ладони, падает на ворсистый ковер и исчезает.
Камин искусственно трещит, языки пламени прыгают с одного нетлеющего бревнышка на другое. Что-то мокрое падает на Витину щеку, но он не поворачивает головы. Сын всё понимает, и мать не пытается спрятать слезы. Она гладит Витю по волосам.
Неожиданно раздается скрип открывающейся двери. Из прихожей доносится механический голос:
– Добрый вечер, Михаил Сергеевич. Ваша почта: три сообщения. Желаете прослушать сейчас?
– Папа? – взволнованно говорит Витя, выглядывая из-за спинки дивана.
Мария, вытирая ладонями щеки, спешит к двери. По лестнице со второго этажа быстро спускается Катя.
Михаил стоит, прислонившись к стене. На согнутой руке висит темно-синий плащ. Бледное лицо осунулось – видимо, не спал все два дня.
– Миша… – всхлипывает Мария и обнимает его, уткнувшись в худое плечо. Немного успокоившись, тихо спрашивает: – Ты рассказал полиции?..
– Они сами догадались, – говорит Михаил и смотрит на детей. Те встали у лестницы, не решаясь вмешаться в разговор.
– А младенец?.. – Мария чуть отстраняется, прикладывает к носу тыльную сторону ладони. Ее красные глаза наполнены слезами.
Михаил долго молчит, прежде чем сказать:
– Я сделал всё, что мог… Его забрали. В НИИ.
Небольшой спальный район застроен многоэтажками. Выглядит всё прилично: окна целы, двери подъездов опечатаны, почти все квартиры заперты. По слухам, во многих осталась мебель и прочие хозяйские вещи. Здесь мародеров нет – полиция не дремлет, да и дроны часто устраивают рейды.
Витя стоит в подъезде, то и дело поглядывая в окно. Руки скрещены на груди, капюшон серой кофты низко надвинут на лоб. На ногах – шорты ниже колен и сандалии, совсем не по погоде. Он смотрит на серый подоконник, мокрый от дождя и сплошь усеянный белыми кляксами. Скоро должен прийти Степка – лучший и единственный друг. Да и с кем еще дружить, если в целом пригороде всего двое мальчишек?..
Непосвященным в подъезд не пробраться: для этого нужна определенная ловкость. Лестницей служит стоящий у дома тополь, ветви которого тянутся до второго этажа, к единственному открытому окну. Со стороны его не видно, густая листва мешает. Витя и Степка обнаружили его случайно, когда лазили в поисках вороньих гнезд.
Степа – хороший товарищ: много раз выручал из всевозможных передряг, оправдывал перед родителями, помогал с математикой. Да и вообще, они столько всего вместе пережили, столько сокровищ нашли, исследовали весь западный берег, вплоть до Стены. Недавно пытались перейти по мосту на восточный берег, к небоскребам – ну, туда, где цивилизация, – но не смогли скрыться от копов. Так и остались на своем берегу, в скучном городишке между рекой и Стеной.
Это словечко Витя услышал от брата. Тот объяснил, что так предки называли полицейских, пока их не заменили дронами. Папа рассказывал, что целых пятьдесят лет этой профессии не существовало, однако после возведения Стены потребовалось охранять человечество от вируса. Но дядя Дэн тогда сказал, что полицейских ввели из-за мародеров, которые совсем не боятся жестянок. Дронов то есть.
Степки всё не было. Неужели он дождя испугался? Или опять мама не отпустила? А Витя ведь предупредил заранее, что разговор серьезный, только с глазу на глаз… Он придумал идеальный план. Ну, почти. Главное – вновь не встретить патруль, а там уж как пойдет. Брат всегда говорит: импровизация – лучший план.
Брат… Вчера Витя подслушал разговор родителей. Мама переживала, что Глеб всё еще не вернулся, а отец ее успокаивал. Придет, мол, задерживается. Но его нет уже целых две недели!
За окном раздается шелест листвы и треск веток. В окне показывается мокрая рыжая шевелюра, затем конопатое лицо. Слышно кряхтение, невнятное бормотание. Степка, поскользнувшись и чуть не упав, наконец забирается на подоконник.
– А, черт, – ворчит он, рукой стряхивая капли с куртки из гидрофобного материала.
– Привет! – ободряюще говорит Витя.
Они обмениваются крепким – насколько хватает сил у мальчишек – дружеским рукопожатием. Затем Витя подходит к окну и закрывает его, оборачивается и серьезно спрашивает:
– Хвост не привел?
– Нет, что ты! – обиженно отвечает Степка, утирая рукавом воду с носа. – Зачем ты меня звал?
– Вечером… – шепчет Витя, заглядывая в окно – не подслушивает ли кто? Недолго молчит и продолжает: – Вечером идем в Европу.
– Сегодня?.. – Степка шарахается, выпучив глаза.
– Да, в двадцать ноль-один у будки.
Назначать время с лишней минутой научил брат. Непонятно, зачем это нужно, но Вите нравится.
– Ой… – Степка растерянно моргает. – Там же вирус, и зараженные, и мутанты, и голые людоеды…
Да, Витя не забыл про бесчисленные опасности, особенно про голых людоедов. Он сам придумал историю о том, что где-то в центре зараженной территории обитают каннибалы. Это очень впечатлило доверчивого Степку.
– А еще папа рассказывал, – продолжает друг, – что за Стеной водятся целые своры диких собак.
– Сегодня вечером выходим, – повторяет Витя. – В Европе мой брат.
– Глеб? – Степка удивленно смотрит на него. – Он же ходит туда регулярно, зачем нам-то…
– Его нет уже две недели, и, по-моему, он в беде.
Повисает неловкое молчание. Степка мнется, хочет что-то сказать, облизывает пересохшие губы. Его взгляд бегает, обводя подъезд.
– Что, страшно? – с презрением спрашивает Витя.
– Нет, – серьезно отвечает Степка, мигом взяв себя в руки. Он смотрит Вите прямо в глаза, а потом снова отводит взгляд. – У меня просто рюкзак не собран.
Витя добродушно улыбается. Степа улыбается в ответ, но губы его дрожат.
– Тогда до вечера. – Витя хватает ладонь друга и крепко пожимает, тот вздрагивает.
– Да, – говорит Степка, глупо улыбаясь и косясь на их сцепленные руки, – до вечера…
Редкие капли барабанят по крыше ржавой будки. Она стоит на обочине старой дороги, расчищенной от строительного мусора. Улица ничем не отличается от других, примыкающих к границе: вместо домов – груды сломанных кирпичей, куски бетонных плит вперемешку с арматурой, битым стеклом и известкой. Когда-то стоящие тут здания были пущены на строительные материалы при возведении Стены. От целого пригорода на западном берегу Волги остались одни руины.
Рядом с будкой из трещины в асфальте растет трехметровое деревце. Витя не знает его названия, но уверен, что это не тополь и не береза. Небольшой овальный листок занимает пол-ладони. Витя треплет уже пятый, а Степка до сих пор не пришел.
Неужели все-таки струсил? Но ведь обещал быть, а если Степа что пообещал, то точно сделает. Он ни разу не подводил, друг же. Просто задерживается, наверное. Рюкзак собирает или еще что…
Витя смотрит на браслет, плотно обхватывающий левую руку. Тот выпускает голограмму часов. Четыре объемные цифры парят над запястьем, посередине мерно мигают два шарика. Прошло уже десять минут после оговоренного времени.
А может, Степка пришел не к той будке? Ну нет, сколько раз были здесь, он не мог перепутать… Надо позвонить. На левой ладони появляется меню. Витя проводит пальцем сверху вниз, тычет в имя Степы.
– Устройство абонента находится на калибровке в сервисном центре, – сообщает приятный женский голос. – Корпорация «Социал Коммуникейшн» приносит извинения за доставленные неудобства…
Точно, Степка вчера уронил свой браслет, когда показывал, как мастерски крутит его на пальце. Витя с досадой чешет затылок.
Солнце уже опускается за Стену, и та накрывает улицу серой тенью. Становится холоднее. Дождь превращается в мелкую морось. Последний день лета подходит к концу.
Проходит еще десять минут.
– С-степа, – выдыхает Витя, подергав лямку рюкзака. Он негодующе смотрит вдоль пустой улицы.
Неужели не придет? Это ж не по-дружески! Такой серьезный поход, даже важнее того, к небоскребам… Хоть тогда и не удалось – кто ж знал, что на мосту сработают датчики движения? Но теперь-то они точно не попадутся так глупо: пойдут по безопасной тропе, которую показал брат.
Тогда Глеб сказал, что Витя, когда вырастет, сможет сам ходить в Европу. «Там нет ничего страшного, – говорил он, – если знать три правила. Первое: не подставляйся! Второе: импровизируй! Третье… когда повзрослеешь». На следующий день брат ушел. И вот уже две недели не возвращается.
В конце улицы загорается что-то лунно-белое. Витя хмуро всматривается. Неужели идет? А фонарик, фонарик-то зачем?!.
Издалека доносится странный звук. Сначала тихо, потом всё громче. Неясный свет приближается. Витя наконец понимает, что это. Глаза его округляются; он ныряет в темный проем будки. Мимо с мерным гудением проносится патрульный байк.
В плечо больно упирается камень, но страшно даже шелохнуться. Витя лежит неподвижно, пока шум двигателя не стихает окончательно. Черт, теперь коп будет разъезжать здесь до ночи. И сдались ему эти руины…
Витя возится, звеня битым стеклом. Нерешительно встает на ноги. Его куртка вся измаралась, штаны тоже. Он пытается отряхнуть их, но только размазывает грязь по ткани.
Улица беззвучна. Дождь перестал. Витя аккуратно выглядывает в дверной проем, смотрит в сторону, куда уехал байк. Метров через сто – перекресток. Еще дальше дорога упирается в черную стену. Именно туда и нужно идти. Но как же одному? Даже брат всегда берет напарника… Ну, Степка! Так подставить друга!
Становится темнее. Пора решаться…
«Рассчитывал, что один идти побоюсь? – со злостью думает Витя, выходя из будки. – Что испугаюсь патрулей, вируса, собак диких? – Он идет по обочине, чуть пригнувшись, озирается через каждые пять шагов. – Друг, называется… Только попроси у меня помощи!»
На перекрестке он заглядывает за угол, сворачивает и заходит в чудом сохранившийся короб двухэтажного дома. Снаружи вновь доносится рокот двигателя.