Глава VIII. Выбор
Неужели всю жизнь придется делать только то, что приказывают? То, что нужно? Нужно кому? Людям, цивилизации, высшему разуму, Системе? Почему нельзя заниматься тем, чем хочется тебе, а не кому-то другому?.. В академии учили, что все Новые объединены в цельный разум. Каждый чувствует каждого, знает общую цель, к которой идет организм цивилизации. Именно так, пренебрегая отдельным индивидом, человечество сможет встать в один ряд с Наставниками, сможет эволюционировать, выжить…
Но почему 501-му так… одиноко? Вокруг полно людей, способных поддержать его, а следовательно, и себя тоже, ведь каждый – часть целого… Странно, что он больше не чувствует этой связи. Будто выброшен из Системы за ненадобностью. Все эти Новые, стоящие вокруг, связаны друг с другом единой нитью, однако нить, ведущая к 501-му, оборвана.
Нет, не так. Просто ее и не было никогда… Система – лишь иллюзия сплоченности. На самом деле 501-й всегда был одинок. Бракованный орган, пытающийся выполнить хоть один приказ, поступающий от мозга электрическим импульсом… И зачем? Для чего? На общее благо? Ради светлого будущего? Процветания?..
Вокруг 501-го – два метра пустоты. Его избегают, как муравьи – больного трутня, мало того, боятся.
Он пытается заговорить с рядом стоящим. Тот, конечно, оборачивается, смотрит с улыбкой, даже что-то отвечает, но затем растворяется в толпе. Его соседи поступают так же, не спуская доброжелательного взгляда с 501-го. Всё хорошо, будто бы говорят они, ты, главное, не делай резких движений и никуда не уходи, а мы сейчас приведем кого нужно.
501-й зажмуривается, проводит ладонью по лицу. Не дожидаясь перемещения, он сходит с платформы телепорта – на пути образовывается коридор, все уступают дорогу, тесня товарищей.
Прокаженный… Может, это из-за того, что во время смерти он побывал в Системе? Но врач говорил, что сердце 501-го не билось всего двадцать минут, прежде чем заменили сгоревший аккумулятор. Это, по его словам, последствий иметь не должно, а видение Системы изнутри навеяно терпящим кислородное голодание мозгом. Может, конечно, и так, но тогда почему все так странно ведут себя с 501-м?..
Рабочее время уже началось, и в голове гудит монотонное бормотание: «Опоздание… Немедленно проследовать по указанному марш-руту… Неподчинение карается…» А зачем подчиняться? Зачем работать ради общего блага, если это самое благо к нему, 501-му, никакого отношения не имеет? Зачем заниматься тем, что не любишь, тем, что не доставляет ни капли удовольствия?
Новые расступаются, смотрят странно, подают сигналы Системе. Он чувствует себя чужим. Ему здесь не место. Приятный женский голос откуда-то издалека сообщает о скором транзите, затем мужской напоминает о взаимовежливости и толерантности.
501-й спускается по пустой лестнице. Ей пользуются в тех редких случаях, когда лифт на одном из ярусов не работает. В холле на первом этаже встречается крохотный робот- уборщик. Он шныряет из угла в угол, деловито жужжа, натирает вращающимися щетками без того чистый пол. Почувствовав человека, замирает. Над металлическим корпусом возникает объемный символ, означающий «мокрый пол».
Стеклянная дверь открывается не сразу – ИИ-швейцар отвык выполнять профессиональные функции. В холл тут же затекают звуки ночного города: раздается гудение немногочисленных электромобилей, шаги прохожих.
Та же улица, что и в прошлый раз. Но что-то явно изменилось, что-то неуловимое. Люди выглядят иначе. Крохотная деталь то ли появилась, то ли исчезла в их масках-лицах, но именно она поменяла людей до неузнаваемости. Они… сняли черные очки? Сделали прозрачными линзы масок? Они…
Он видит их глаза. Прищуренные, радостные, грустные, что-то ищущие… человеческие. В них – жизнь, опыт прошлых лет, воспоминания. Прохожие – и женщины, и мужчины – больше не отворачиваются и не пытаются заигрывать. Все встречают его взгляд, задерживаются, улыбаются, кивают. Будто с пониманием и прощением…
Или всё это – иллюзия? Картинка, созданная воспаленным сознанием 501-го? Когда-то он верил в благонамеренность Системы, так почему же это должно быть правдой? Что истинно?..
В голове по-прежнему раздается голос, требующий проследовать на рабочее место. Такие, как этот назойливый, всегда уверенно стоят на своем и никогда не уступают.
Как его выключить? 501-й шарит по затылку, стучит пальцем по пластине чипа, подхватывает ногтями его край, тянет – и тут же, вздрогнув от резкой боли, отдергивает руку. Чип приделан намертво.
«Ваши действия неприемлемы, – отвечает голос на действия 501-го и с небольшой задержкой добавляет: – Немедленно проследуйте по указанному маршруту…»
Но 501-й уже всё решил. Он смотрит вверх, видит приглушенный свет фонарей, редко пролетающие электромобили, тянущиеся ввысь здания, самые высокие из которых упираются в металлический потолок. На этот городской ярус никогда не падал и не упадет ни лунный, ни звездный свет. Сюда, с помощью множества отражателей, проникает лишь солнечный.
501-й идет, всё ускоряя шаг, пытается отвлечься, не слышать назойливые наставления Системы. Любые попытки создать собственный маршрут пресекаются, поэтому приходится ориентироваться по немногочисленным голограммам-указателям. Лифт на последний верхний ярус должен быть где-то неподалеку.
Впереди из сверкающего неоном японского заведения выходят несколько женщин и семенят Новому навстречу. Одеты они в украшенные хитроумным узором кимоно, на лицах – овальные белые маски: скупо обозначены глаза, нос и маленький рот. Из клубков черных волос торчат красные палочки, в руках – большие складные веера. 501-й видел подобные костюмы на курсе истории, странно встретить их на улицах современного города. Заметив его удивленный взгляд, гейши хихикают и прячутся за веера, хитро выглядывая поверх.
Преодолев желание заговорить с ними, он проходит мимо, замечает нужный указатель – лифт за поворотом. Оттуда доносится сообщение, что транзит на верхний ярус будет осуществлен через минуту.
501-й выходит к небольшой круглой платформе, всего лишь человек на десять. На грязной, едва мигающей фиолетовым площадке стоят двое: мужчина в модной одежде и сгорбленный старик в сером тряпье. Первый с интересом поглядывает на Нового, второй не обращает на него никакого внимания. Светло-серые, блеклые глаза старика смотрят куда-то в стену, заляпанная потрескавшаяся маска полукругом открывает щетинистый подбородок.
Раздается резкий гудок. Мужчина вздрагивает, озирается. Его сосед по-прежнему неподвижен.
– Нарушитель, – звучит откуда-то сверху громкий бас. – Нарушитель. Немедленно покинуть платформу.
Мужчина соскакивает, со страхом смотрит на Нового, быстро пятится и исчезает в тени одного из коридоров. Старик остается стоять.
Система не дает совершить транзит, догадывается 501-й. Как же раньше он не сообразил? Просто так его не отпустят.
Откуда-то, постепенно усиливаясь, доносится знакомое гудение. Это несется патрульный дрон. Сюда. За ним.
На стене напротив подрагивает голографическая табличка «Служебная лестница» – расположенная под ней ролл-дверь со скрипом поднимается, в светлом проеме мелькает знакомое кимоно.
В голове громко пульсирует: «Оставайтесь на месте! Любое неповиновение будет караться по всей строгости Кодекса…»
Но Кодекс уже нарушен. «Последний шанс», о котором говорил доктор 015-й, не был нужен 501-му раньше и тем более не нужен сейчас. Теперь 501-й отчетливо понимает, что не вернется в рутину отлаженного механизма. Общество Новых стало противно ему настолько же, насколько им противен он – субъект с девиантным поведением, подвергающий опасности окружающих. Его непременно попытаются нейтрализовать… Но если сдаться, не оказывать сопротивления, его могут оставить в живых, он получит новую работу, приносящую удовольствие, а после смерти у него будет лучшее место во Всемирном Информационном Пространстве…
Нет! Эти предательские рассуждения поступают извне. Проклятая Система!
501-й бросается в сторону открытой двери. Резкая боль пронзает затылок. 501-й вскрикивает, хватается за чип – холодный металл обжигает ладонь. «Стоп! – ударяет в голову. – Немедленно остановитесь!» Он идет вперед, шаг за шагом. Боль резко усиливается. Скулы сводит, в висках стучит кровь, из сощуренных глаз катятся слезы.
Да чего они хотят? Почему просто не отпустят? У них работников даже сейчас с избытком, и каждый день прибывает по нескольку тысяч… Чего вцепились? Что для них значит всего один бракованный болтик?!.
Дверь совсем близко. На пыльных ступенях, ведущих вверх, виднеются следы.
501-й спотыкается, больно бьется коленями, падает. Голова разрывается от ужасного напряжения. Раскаленный чип ввинчивается в мозг, мышцы скручивает узлами. В бешено мечущемся сознании мелькают обрывки мыслей, образов. Он кричит, и из него хлещет боль, багрово-кровавая, шипастая, неистово воющая и беспрестанно бьющая, бьющая, бьющая. Кроме нее, нет больше ничего.
Она – единственное, что существует и что вообще когда-либо существовало.
Она – Вселенная.
Из багровой пелены к нему тянутся тонкие белые женские руки. Они аккуратно, по-матерински касаются его, ласково гладят по лбу, а потом с неожиданной силой хватают за плечи и начинают тащить, вытягивать, выволакивать. Но боль тянет назад, в бездну, в омут, в ад. Она кажется намного сильнее спасительных рук, но это – лишь видимость, фальшь. Иначе всё уже было бы кончено.
Яркая вспышка – и боль резко отступает. Сведенные мышцы расслабляются, невидящие глаза медленно закрываются. Тело словно куда-то проваливается, и 501-й парит в бесконечном белом пространстве. В голове нет ничего, лишь абсолютное спокойствие. Недавно пережитый ужас теперь видится глупым сном, да что там – бредовой фантазией. Такого просто не может быть в мире, где есть этот белый, чистый, всепроникающий свет.
Откуда-то доносится звонкий смех. Источник определить нельзя, ведь здесь, как и во всём мире, нет ничего, кроме света. И всё же ясно, что смеется именно